Я сижу, понурив голову, и потому Иван говорит:

— У тебя же нет ничего такого, ради чего бы стоило жить.

В сущности, он прав, ибо разве есть кто-нибудь на свете, кто чего-то от меня хочет, кому я нужна? Однако Малина должен мне помочь найти основание для моей жизни, хотя у меня нет ни старика отца, которому я должна быть опорой на склоне лет, ни детей, которым постоянно что-то нужно, вот как детям Ивана, — тепло, зимнее пальто, микстура от кашля, спортивная обувь. Даже закон о сохранении энергии ко мне неприменим. Я — первый пример безоглядного расточительства, существо восторженное и неспособное разумно использовать окружающий мир, я могу появиться на общественном маскараде, но могу и остаться вне его, как человек, которому что-то помешало или который забыл сделать себе маску, по небрежности уже не может найти свой костюм и потому в один прекрасный день больше не получает приглашения. Когда я стою в Вене перед какой-нибудь еще знакомой мне дверью, потому что, возможно, условилась о встрече, в последнюю минуту мне приходит в голову, что я могла ошибиться — перепутать дверь или же день и час, и я поворачиваю, возвращаюсь обратно на Унгаргассе, слишком быстро устав, слишком сильно сомневаясь.

Малина спрашивает: «Ты никогда не думала о том, сколько усилий нередко затрачивали на тебя другие люди?» Я благодарно киваю. О да, они даже наделили меня некоторыми свойствами, и тут не пожалели труда, они снабдили меня историями, а кроме того, кое-какими деньгами, чтобы я могла ходить одетая, доедать остатки, чтобы я продолжала существовать и никому бы не бросалось в глаза, как я существую. Чересчур быстро устав, я могу присесть в кафе «Музеум» и полистать газеты и журналы. У меня возрождается надежда, я возбуждена, взбудоражена, ведь теперь два раза в неделю есть прямые рейсы в Канаду, компания «Квантас» с удобствами доставляет в Австралию, охота на крупного зверя становится дешевле, кофе «доро» с солнечных плоскогорий Центральной Америки с его неповторимым ароматом надо бы уже завезти и к нам, в Вену, Кения помещает объявления, «Хенкель Розе» позволяет флиртовать с новым миром, для лифтов «Хитачи» не бывает слишком высоких домов, вышли в свет книги для мужчин, которые приводят в восторг и женщин. Чтобы ваш мир не мог стать для вас слишком тесным, существует «Престиж», дуновение дали и моря. Все говорят о залоговых свидетельствах. У нас — в наилучшей сохранности, объявляет некий ипотечный банк. В нашей обуви вы пойдете далеко — «Тарракос»; чтобы вам никогда не понадобилось заново красить жалюзи «Флексалум», мы красим их два раза. Компьютер «Руф» не бывает один! И затем — Антильские острова, le bon voyage![79] Вот почему Бош-эксвизит — одна из лучших посудомоечных машин в мире. Момент истины наступает, когда клиенты задают вопросы нашему специалисту, когда обсуждается технология, калькуляция, прибыль, упаковочные машины, сроки поставок. ВИВИОПТАЛ для людей типа Ничего-не-могу-вспомнить, Примите утром… и день принадлежит вам! Стало быть, мне нужен всего только вивиоптал.

Хотела я победить под неким знаком, но раз я никому не нужна, раз мне об этом сказали, то я побеждена Иваном и этими gyerekek, с которыми мне, наверно, можно будет опять пойти в кино, в кинотеатре «Бург» сейчас идет «Микки Маус» Уолта Диснея. Кому же было и победить, как не им. Но, быть может, меня победил не один Иван, а кое-что еще, это, по-видимому, нечто более значительное, ведь все толкает нас к нашему предназначению. Иногда я еще подумываю, что бы я могла сделать для Ивана, ибо нет такой вещи, какой бы я для него не сделала, но Иван не требует, чтобы я выбросилась из окна, чтобы ради него прыгнула в Дунай, чтобы кинулась под машину, возможно, затем, чтобы спасти Белу и Андраша, — у него так мало времени и никаких потребностей. Он не хочет также, чтобы я вместо г-жи Агнес убирала его две комнаты, стирала и гладила его белье, он хочет только заскочить ко мне на минутку, получить свою порцию виски с тремя кубиками льда и спросить, как вообще дела, он и мне позволяет спросить, как вообще дела у него самого и в доме возле Метеостанции. На Кертнерринге всегда одно и то же, много работы, но ничего особенного. Для партии в шахматы времени слишком мало, я больше не делаю успехов в шахматной игре, так как играем мы все реже. Не знаю, с каких пор мы реже играем, в сущности, мы больше совсем не играем, группы фраз на шахматные темы покоятся нетронутые, некоторые другие группы тоже заброшены. Но ведь не может быть, чтобы фразы, к которым мы так медленно шли, теперь, тоже медленно, нас покинули. Однако возникает новая группа фраз.

Каждый день мы с Малиной, иногда даже под градусом, напряженно раздумываем над тем, что бы еще ужасного могло случиться в Вене сегодня ночью. Ведь если позволить себе увлечься и прочесть газету, если доверчиво воспринять несколько сообщений, то воображение начинает работать на всю катушку (это словцо придумала не я и даже не Малина, но Малина привез его, как забавную находку, из путешествия по Германии, ведь выражения вроде «на всю катушку» можно подобрать лишь в таких деятельных, живых странах). Но постоянно соблюдать воздержание от газет я не могу, хотя все удлиняются периоды, когда я не читаю уже ни одной или только, заходя в кладовку, где рядом с нашими чемоданами лежит пачка журналов и газет, наугад вытаскиваю какую-нибудь и ошеломленно смотрю на дату: 3 июля 1958 года.[80] Что за наглость! Даже в этот давно минувший день они без всякого толку пичкали нас сообщениями, суждениями о сообщениях, извещали о землетрясениях, авиакатастрофах, внутриполитических скандалах, внешнеполитических промахах. Когда сегодня я смотрю на газету от 3 июля 1958 года и пытаюсь поверить в реальность этой даты и соответствующего ей дня, который, возможно, действительно был, хотя в своем ежедневнике я не нахожу под этим числом никаких записей, никаких сокращенных обозначений вроде: «15 ч. Р.1 17 ч. звонил В., вечером Гессер, доклад К.», — это относится к 4, а не к 3 июля, тот листок остался пустым. Вероятно, это был день без загадок, наверняка и без головной боли, без приступов страха, без невыносимых воспоминаний, разве только с немногими, всплывшими из разных времен; возможно, просто день, когда Лина затеяла летнюю генеральную уборку, а я, изгнанная из дома, сидела то в одном, то в другом кафе, читая газету за 3 июля, экземпляр которой читаю сегодня. Вот единственное, что делает этот день загадкой: это пустой или обобранный день, когда я стала на день старше, когда я не сопротивлялась и позволила чему-то случиться.

За 3 июля я нахожу еще иллюстрированный еженедельник, а на полках у Малины — июльский номер одного культурно-политического журнала, и вот я начинаю лихорадочно их просматривать, я хочу узнать что-нибудь про этот день. Анонсируются книги, которых я никогда не видела. КУДА ДЕВАТЬ СТОЛЬКО ДЕНЕГ? — вот один из самых непонятных заголовков, даже Малина не сможет мне его объяснить. Так куда же девались те деньги и что за деньги надо было куда-то девать? Хорошее начало, такие заголовки способны довести меня до дрожи, до трясучки. КАК СРЕЖИССИРОВАТЬ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ПЕРЕВОРОТ? Написано с превосходным знанием дела и с суховатым, порой саркастичным юмором. Подсказки для читателей, которые хотят мыслить политически, хотят, чтобы их просветили. Нужно нам это, Малина? Я беру шариковую ручку и начинаю заполнять анкету. Как я информирована: достаточно, хорошо, очень хорошо, выше среднего уровня? Ручка сначала пачкает, потом кажется, будто она пуста, потом опять пишет чисто. Я ставлю крестики в маленьких пустых клеточках. Делает ли вам ваш муж подарки: никогда, редко, неожиданно или же только в день рождения и в день свадьбы? Я должна быть сугубо осторожна, все зависит от того, о ком из них я думаю — о Малине или об Иване, и я ставлю крестики обоим, Ивану, например, «никогда», Малине — «неожиданно», но на это тоже нельзя полагаться. Вы одеваетесь, чтобы хорошо выглядеть на людях или чтобы нравиться ЕМУ? Ходите ли вы к парикмахеру регулярно — раз в неделю, раз в месяц или только когда есть крайняя нужда? Какая нужда имеется в виду? Какой государственный переворот? Мои волосы свисают над государственным переворотом и находятся в крайней нужде, так как я не знаю, стричь мне их или нет. Иван считает, что мне надо их отрастить. Малина полагает, их надо обстричь. Вздыхая, я подсчитываю крестики. В итоге у Ивана получилось 26 очков, у Малины тоже 26, хотя крестики мне пришлось им ставить в совершенно разных клетках. Я складываю еще раз. Все те же 26 очков у каждого. «Мне 17 лет, и у меня такое чувство, будто я неспособна любить. Увлекусь каким-нибудь мужчиной, а всего через несколько дней уже другой. Может, я чудовище? Моему теперешнему другу 19 лет, и он в отчаянии, потому что хочет на мне жениться». «Синяя молния» врезалась в «Красную молнию», 107 погибших и 80 раненых».