Минуло четверть века со дня трагической гибели замечательной австрийской писательницы Ингеборг Бахман, изведавшей за свою недолгую жизнь (1926–1973) громкую славу и хвалу, но вместе с тем и яростные нападки, и ожесточенные споры о смысле и значении ее творчества. Время, как водится, все расставило по своим местам. Если о Бахман еще и продолжают спорить, то лишь на высоком академическом уровне, как спорят о классиках XX века — Гофманстале и Рильке, Музиле и Кафке. Произведения Бахман — стихи, рассказы, эссе, радиопьесы, единственный законченный ею роман и фрагменты двух неоконченных, переведены теперь на многие языки[1], изучаются в университетах Европы и Америки, о них пишут диссертации, монографии, статьи. Двадцатая годовщина ее смерти (1993) и семидесятая годовщина рождения (1996) были отмечены международными симпозиумами в Риме и Каире, в Брюсселе и Нью-Йорке. По ее роману «Малина» в 1990 году был снят фильм с известной французской актрисой Изабель Юппер в главной роли (режиссер Вернер Шретер).

Ингеборг Бахман часто задумывалась над своим писательским призванием, которое она ощущала как необоримое принуждение, как одержимость и судьбу. Выступая зимой 1959–1960 годов перед студентами Франкфуртского университета с курсом лекций о проблемах литературного творчества, как выступали в свое время Генрих Белль и Гюнтер Грасс, она сказала: «…для писателя существуют прежде всего вопросы, которые, казалось бы, лежат за пределами чисто литературных… Это разрушительные, страшные в своей простоте вопросы, и там, где они не возникли, ничего не возникнет и в произведении». Эти «страшные в своей простоте» экзистенциальные вопросы писательница ставила перед собой в течение всей жизни, и особенно в последние годы, когда было написано и опубликовано самое крупное ее произведение — роман «Малина» (1971).

Ингеборг Бахман родилась в городе Клагенфурте, столице австрийской земли Каринтия. Клагенфурт расположен у границы трех стран — Австрии, Словении, Италии; как вспоминала Бахман, она росла, впитывая предания о добрых и злых духах, бытовавшие среди народов этих стран. Ее отец, Матиас Бахман, был учителем, мать, Ольга, музыкально одаренная женщина, занималась воспитанием детей; в семье, принадлежавшей к протестантской общине Клагенфурта, кроме Ингеборг, старшей, их было еще двое. Начальную школу и гимназию Ингеборг окончила в Клагенфурте в 1944 году, а затем, в 1945-50 годах, изучала философию, психологию, право в университетах Инсбрука, Граца и Вены. В 1950 году она защитила в Венском университете диссертацию на тему «Критическое восприятие экзистенциальной философии Мартина Хайдегтера».

Литературный дебют Ингеборг Бахман состоялся в 1946 году, когда клагенфуртский еженедельник «Кертнер иллюстрирте» напечатал ее короткий рассказ «Паром». Однако настоящий интерес к себе она привлекла своими стихами, которые с 1948 года стала публиковать в венском литературно-художественном журнале «Линкей» и в других периодических изданиях. Как подающий надежды молодой автор, она обратила на себя внимание руководителей немецкого литературного объединения «Группа 47», которое в 1952 году пригласило ее на свои чтения, а в 1953 году, еще до выхода в свет первого сборника ее лирики, наградило собственной премией. Первый сборник стихов Бахман, «Отсроченное время», был издан в конце 1953 года, а летом 1954-ого немецкий журнал «Шпигель» поместил на обложке одного из своих номеров портрет привлекательной молодой женщины и подпись — «Новые римские элегии»: Ингерборг Бахман («Римские элегии», как известно, написал Гете). Далее следовала статья, посвященная молодым поэтам Германии и Австрии, главным образом, Ингеборг Бахман — ее лирику автор статьи назвал «Стенограммой времени». Эффектное сравнение с Гете не было придумано журналистами: критика уже успела объявить Бахман восходящей звездой немецкой поэзии и наследницей ее великих традиций. Это вовсе не означало, что она кому-то подражала, — пройдя школу у классиков, молодая поэтесса словно бросала им вызов поразительной новизной, «первичностью» своих образов; храня чистоту языка, она умела повернуть слово его неожиданной гранью. Растерянность человека в послевоенном мире, попытки осмыслить время и свое место в нем, поиски опоры в любви — таковы были темы Бахман, нередко достигавшие у нее трагического звучания. Вскоре, в 1956 году, появилась вторая книжка ее стихов — «Призыв к Большой Медведице», и молодую поэтессу буквально захлестнула волна славы. Эта слава еще более упрочилась, когда прозвучали в эфире, а затем были изданы радиопьесы Бахман — «Цикады»(1955) и, в особенности, «Добрый бог из Манхэттена» (1958), о любви столь всепоглощающей, что она представляется опасной для общества и должна быть наказана.

В 1961 году выходит в свет первый сборник рассказов Бахман «Тридцатый год». В сущности, это не рассказы в привычном смысле слова, а лирические монологи в прозе. Сама Бахман десять лет спустя говорила об этих рассказах, что «эта проза еще вызвана состоянием стихотворства. Там немало попыток дать фразе такое высокое напряжение, при котором повествование уже невозможно». В рассказах-монологах «Тридцатого года» звучит тема, отмечавшаяся уже в лирике Бахман — тема языка. Кризис языка как средства для выражения мысли, его беспомощность отражают кризис мира: только изменив язык, можно изменить мир, — эти идеи сформировались у Бахман под влиянием философии Людвига Витгенштейна и занимали ее до конца жизни. «Если бы у нас было Слово, был язык, нам не понадобилось бы оружие», — заявила она в одной из своих франкфуртских лекций.

В конце 50-х — начале 60-х годов слава Ингеборг Бахман кажется незыблемой, на нее сыплются одна за другой литературные премии — премия Общества слепых ветеранов войны за радиопьесы, премия Георга Бюхнера, премия Вольного Ганзейского города Бремена, премия Берлинских критиков и Большая австрийская государственная премия. Она много путешествует: Венеция, Рим, Париж, Нью-Йорк, дает бесчисленные интервью, выступает по радио, постоянно окружена толпой почитателей и воздыхателей. Люди, знавшие Ингеборг Бахман в те годы, говорят о ее неотразимом обаянии. «Находясь с ней рядом, ты видел и слышал только ее,» — писал годы спустя Макс Фриш. А тогда он не на шутку увлекся ею, и она увлеклась тоже. Эти два сильных, высокоодаренных человека, две яркие и столь непохожие друг на друга творческие индивидуальности сблизились и несколько лет (1958–1963) жили вместе, в Риме и в Цюрихе. Отдельные эпизоды их совместной жизни Фриш с грустью вспоминает в романе «Монток», написанном уже после смерти Ингеборг, погибшей осенью 1973 года от пожара, случившегося в ее римской квартире. Но еще при ее жизни, вскоре после того, как они разошлись, Фриш опубликовал роман «Назову себя Гантенбайн» (1964), где рассказчик, маскирующийся под слепого, изображает свою жену, блестящую, знаменитую актрису Лилю, которая без конца ему изменяет. Нашлись люди, увидевшие в Лиле Ингеборг Бахман. Расставание с Фришем, по-видимому, далось ей нелегко; сведения о том, как она восприняла его книгу, исследователи позже будут выискивать в ее произведениях. Так или иначе, в жизни Ингеборг Бахман наступает критический период: она умолкает почти на десять лет. С 1961 по 1971 год из-под ее пера не выходит ни одного значительного нового произведения, если не считать нескольких стихотворений, разбросанных по страницам периодики.

Критика вначале недоумевает, потом негодует, наконец, выносит приговор: оскудение таланта. Тем временем «оскудевший талант», как вскоре выяснилось, вынашивал большие планы. Из переписки Бахман с ее мюнхенским издателем Клаусом Пипером известно, что еще в 1963 году она задумала цикл романов под общим названием «Виды смерти» (Todesarten) — нечто подобное «Человеческой комедии» Бальзака, картины жизни современного общества, которое сделалось «величайшей ареной убийств», ибо люди там не умирают своей смертью — их медленно и планомерно умерщвляют.