— Ну… тогда пока? Спасибо за помощь, Марта.

Он как будто даже дёрнулся обнять её, что ли, — но вместо этого просто взмахнул руками, запрыгнул в маршрутку и наклонился заплатить водителю. Пока ждал сдачу, обернулся, улыбнулся рассеянной улыбкой.

Похоже, подумала Марта, не заподозрил.

Да и с чего бы — Вегнер, наверное, и не услышал, что она тогда сказала. Думал, как спасти Трюцшлера.

Она стояла, обхватив себя руками, привалившись плечом к облупленной металлической трубе, на которой висел знак остановки.

Всё прошло, закончилось, но Марте по-прежнему было страшно. Трюцшлер выживет, сколько раз раньше выживал, обычное дело. Да она и не за Трюцшлера боялась. И не Трюцшлера.

Мысленно она прокручивала в памяти одно и то же. Три простых слова. Три слова — и то, что за ними последовало.

«Чтоб. Ты. Сдох».

Неужели, спрашивала она себя, неужели…

И даже боялась до конца сформулировать свой вопрос.

Насчёт увольнения действовать нужно было стремительно, пока не передумала. Поэтому Марта явилась в школу раньше и заняла удобную позицию на втором этаже, на подоконнике. Отсюда просматривался весь коридор, в том числе — дверь в учительскую.

Как ни странно, не ей одной не сиделось дома. Даже те, кто работал во вторую смену, были здесь: до Марты то и дело доносились встревоженные голоса. Интересно, думала она, что они там обсуждают, не новости же. Хотя по всему выходило: именно их.

Сама Марта утром краем уха тоже слышала про возможное повышение цен «на товары второй необходимости» — только не очень себе представляла, о каких таких товарах идёт речь. Вот хлеб — первой, а одежда? Или лекарства? И электричество, к примеру, — товар, нет?

Диктор о подорожании сообщил как бы между делом, основное внимание сегодня уделили недружественным действиям заморских стран (ну тоже: каким действиям, каких стран? — вы у нас умные, догадайтесь сами!..)

Марта за последние полгода привыкла к тому, что как ни новости, так очередные сообщения о препятствиях, которые мы с лёгкостью и честью преодолеем. Причём обещали преодолеть сплошь тётки в дорогих костюмах и мужики, у которых подбородок был побольше, чем Мартина грудь. Она прям видела, как эти вот всё бросят и ринутся преодолевать.

Поэтому и не дёргалась. Мачеха тоже тихо-мирно дожёвывала свой утренний салат, в телик поглядывала так, от нечего делать. Не на Марту же ей смотреть. А отец спал, он теперь поздно вставал, ну и ложился соответственно.

Что у них с отцом, Марта понять не могла. Вроде помирились, вроде ходит к ней по ночам — а спит по-прежнему на диване. И мачеха взяла моду: раньше всё с масштабным таким вырезом носила, а теперь — свитера под горло или шарфики какие-нибудь, платочки. Оно на ней, во-первых, не смотрелось, во-вторых — жарко ещё для шарфиков.

Ну и психованная стала, но тут Марта догадывалась, в чём дело: наверное, по Людвигу своему ненаглядному скучает. По владельцу надёжного, понимаешь ли, пистолета и неотразимой егерской формы; тьфу.

А может, просто боится, что рано или поздно отец с Людвигом решит по-мужски поговорить?

Обо всём этом Марта и размышляла себе полусонно, когда вдруг мачеха вскинулась и чуть не окатила себя кипятком.

— На перегоне между Лопушанами и Яниважем, — тарабанил диктор, — произошло возгорание нескольких вагонов с соломой. Благодаря оперативной реакции работников железной дороги пожар удалось потушить. Жертв нет, сообщение на данном участке пути уже восстановлено. Напомним, что это третий за последние сутки случай подобного возгорания. Специалисты утверждают: всему виной нехарактерная для осени сухая и тёплая погода, из-за которой солома воспламеняется буквально во время движения составов. С учётом этого наиболее целесообразным в данный момент представляется сделать паузу в заготовительном сезоне до более благоприятного периода.

Обычная эфирная болботня, было бы из-за чего паниковать.

А мачеха ведь и правда задёргалась. Аж снизошла до вопроса:

— Они сегодня что-то про подорожание говорили? Я прослушала, извини.

«Извини»? Вот прямо «извини»?!

От неожиданности Марта даже ответила без подковырочек:

— Говорили: на товары второй необходимости, типа, временная мера.

Мачеха громыхнула чашкой о раковину, туда же отправила тарелку с салатиком.

— Помоешь? Мне нужно сделать срочный звонок.

До «спасибо» дело не дошло и, может, к лучшему, нельзя столько потрясений основ — и за один раз.

Марта, конечно, оценила. И помыла.

Хотя подслушивать из-за бегущей воды было неудобно. Похоже, мачеха названивала своей старинной подружке в столицу, просила что-то узнать. Потом быстренько собралась и рванула на работу.

Марта тоже задерживаться не стала. А теперь, сидя на подоконнике, слушала обрывки фраз, доносившихся из учительской, и думала: чего-то она в жизни не понимает. Не в первый раз подорожание. И не в последний, наверное. Вагоны же… да кому вообще нужна эта солома, её по всей стране завались, что бы там дядя Патрик ни говорил.

Нашли, блин, повод для паники.

— …сверху! — говорил господин Вакенродер. Густой директорский бас разносился по коридору — никаким дверям не остановить. — И обсуждать здесь нечего. Внесём изменения в расписание, где-то урежем, где-то…

— Но вы же понимаете?..

— Понимаю, господин Пансырь! И вы должны понимать: любая проверка… а они наверняка будут!.. Мы же напрямую зависим от финансирования, не забывайте. И нынешние новости только первый звоночек.

— А если, — вмешалась Флипчак, — это просто совпадение? Бывают же просто совпадения!

— При нынешней ситуации? — Вакенродер то ли прокашлялся, то ли хохотнул. — Скорее я поверю в возвращение пра-Щура и новую Крысиную войну.

— Но это же лишние часы, — осторожно сказал господин Вегнер. Он добавил что-то ещё, Марта не разобрала. Что-то про нагрузку и ответственность, кажется.

Дальше все разом заспорили, только Вакенродер молчал.

— О, вот ты где! — А это был взъерошенный Чистюля. Плюхнулся рядом на подоконник, поддёрнул брюки на коленках, поёрзал, устраиваясь поудобнее. — Спасибо за вчерашнее.

— Ага, — рассеянно кивнула Марта. Она не сразу заметила удивлённый взгляд Чистюли и догадалась спросить: — Ну как там? Чем закончилось?

— Да чем… живой. Промыли желудок, капельницу поставили. — Бен глянул на часы. — Сейчас, наверное, уже дома. Получит больничный, будет нависать. Хотя, может, и нет. У него какая-то срочная работа, с утра Гиппель искал.

— Ага.

— Кстати, — оживился Чистюля, — ты с какого телефона вчера звонила? Я потом перенабирал, там какой-то хмырь. И кажется, я его разбудил, хэ-хэ. Или, хэ-хэ, вас обоих?

— Дурак, — сказала Марта. — Пойди лучше причешись. И номер сотри, просто человек рядом оказался, а моя мобилка «сдохла». Вы ж со Стефом достали своими «ой, опять не сегодня, сегодня не получится».

— Ну так серьёзное дело, между прочим. Тебе ж Стеф изложил.

— Каждый день у вас серьёзное дело. Не одно, так другое. Нужно было сразу нести, а не слушать тебя: то он голодный, то переть через полгорода.

Тут уже обиделся Чистюля.

— Надо было самой приехать и вынести. Отвела бы глаза егерям, собак ихних заболтала — и привет. Плёвое же дело для настоящей ведьмы, а?

В коридоре уже появились первые школьники — в основном малявки, но у этих-то всегда ушки на макушке. Марта шикнула на Чистюлю, тот скорчил рожу.

— И вообще, — сказал он, — Баумгертнер, где конструктив? Ты вчера Стефу божилась, что придумаешь, как нам…

Он осёкся и насупился.

— Доброе утро. — Перед Мартой стоял Пауль Будара. — Можно вас на минутку?

— Ты кто? — не понял Чистюля. — И зачем это я тебе вдруг нужен? Что за манера — перебивать…

— Иди. — Марта хлопнула его по плечу. — Потом договорим. Это ко мне.

Обалдевший от такого поворота Чистюля крякнул, фыркнул, спрыгнул на пол и безмолвно, однако с достоинством удалился.