На сбор сведений он потратил чуть больше двух недель, что по сравнению с годами поисков являлось сущей мелочью. Двое суток понадобилось, чтобы узнать адрес, по которому располагался дом. Остальное же время было отдано на то, чтобы изучить его внутреннюю планировку, а также немного разузнать о владельце и заведенном порядке.

И помогали ему в этом, конечно же, крысы.

Здание было достаточно внушительным: два этажа и не меньше десятка помещений. Внизу находились столовая, кухня, библиотека, кабинет и небольшая приемная. Второй этаж занимали жилые комнаты.

Хозяином дома был некто Джонатан Нэйк. То ли врач, то ли ученый, он часто принимал у себя различных посетителей, некоторые из которых, по всей видимости, были достаточно влиятельными людьми. Этот таинственный персонаж заинтриговал Модо в первую очередь своей загадочной деятельностью, но он решил, что получше приглядится к нему после.

Теперь же его внимание полностью привлекало лишь одно — дневник.

Отыскать место, где он хранится, не составило особого труда. Похоже Нэйк не считал, что дневник может заинтересовать кого-то из посторонних, и поэтому без особых хитростей держал его в кабинете под замком в одном из ящиков своего рабочего стола. Ключ от ящика он всегда носил с собой. Впрочем, при желании взломать его не составило бы никаких хлопот. Другое дело, что самостоятельно Модо сделать этого никак не мог, как, собственно, не мог он этого и при помощи крыс.

И в этом-то и заключалась главная проблема.

— Значит, ты говоришь, твоим друзьям нужна моя помощь?

Модо посмотрел на стоящего перед ним человека. Несмотря на то, что они были знакомы уже почти два года, он так и не запомнил его имени, про себя называя просто Цыганом. Модо вообще редко запоминал имена приходивших к нему людей, чаще для собственного удобства заменяя их соответствующими прозвищами, которыми он молчаливо наделял своих посетителей точно так же, как хозяин наделяет кличками своих собак.

Цыгана он прозвал так не столько за внешность, сколько за характер и особую горделиво-хитроватую повадку, сквозящую в каждом его жесте. Однако в жилах его гостя не было и капли цыганской крови. Очень осторожно относясь к тем людям, с которыми ему приходилось иметь дело, Модо внимательно "просмотрел" его еще при первом знакомстве. Сын кухарки, выросший на черной лестнице хозяйского дома, но при этом не обделенный умом, обаянием и тщеславием, Цыган любил представляться младшим сыном обедневшего аристократического рода и вел себя вполне подобающим этой роли образом. На самом же деле — плут, пройдоха и шулер, он, тем не менее, всегда хорошо платил за нужную информацию, и испытывал перед Модо нечто вроде благоговейного страха, что вполне устраивало последнего.

В этот раз он пришел просить за своих знакомых, нуждавшихся от Модо в какой-то услуге.

— Насколько я понял, — ответил Цыган, — они кого-то ищут.

— А ты передал им мои условия? — спросил Модо.

— Еще нет. Для начала я хотел узнать согласишься ли ты принять их.

Модо сделал вид, что задумался, однако на самом деле все складывалось как нельзя кстати. Хоть он и не любил заводить серьезных дел с малознакомыми людьми, в данном случае это могло сыграть лишь на руку.

Изобразив некоторые сомнения, он наконец произнес:

— Предай им мои условия и, если будут согласны, приводи их ко мне. Только поторопитесь — у меня на сегодня еще много планов.

Нахмурившись, он повернулся к Цыгану спиной и, видом дав понять, что беседа окончена, направился к книжному стеллажу.

Вернулся Цыган лишь час спустя, и на этот раз в сопровождении еще двух попутчиков.

Мужчина и женщина.

Рыжий детина сразу не понравился Модо. И хотя в его поведении не было ничего вызывающего, быстрый, беспокойный взгляд серых глаз и некоторая развязность в движениях выдавали в нем редкого засранца. Казалось, увлеченный изучением обстановки, он вначале не заметил Модо, и поэтому наткнувшись на него глазами слегка оторопел, но тут же поспешил взять себя в руки.

С девушкой же все было немного сложнее…

Собранная, сосредоточенная, словно всегда ожидающая подвоха. На вид ей было не больше восемнадцати, но отчего-то Модо ощущал ее вдвое старше этих лет. Он чувствовал, что ее прошлое скрывает в себе какую-то тайну, но чтобы разобраться в ней, он должен был "посмотреть" ее, однако незаметно сделать этого было практически невозможно. Если бы Модо сейчас коснулся ее сознания, девушка обязательно бы почувствовала, и это могло испугать ее и тем самым все разрушить. Поэтому он решил не торопиться, и повременить с удовлетворением своего интереса.

Как оказалось позже, помощь требовалась именно ей. Модо видел, как она заколебалась, когда он озвучил свое условие, но, однако, почему-то ни секунды не сомневался в том, что она его примет.

На самом деле, она просто отлично подходила для его плана.

Наконец девушка ответила согласием, и Модо представилась возможность дать волю своему любопытству. Велев подойти поближе, он "коснулся" ее…

Это было странно. Ее память походила на лоскутное одеяло, в котором то и дело зияли дыры. Казалось, она сама многого о себе не знает. Детство было представлено отдельными фрагментами, своеобразным набором разрозненных картин. Должно быть, они как вспышки порою приходили ей во снах. А дальше… Модо увидел не так уж много, но было и без того понятно, что жизнь не особо ее баловала. Он увидел того, человека, которого она искала, и ему стала ясна причина ее упорства.

Плантации, надсмотрщики, рабство, побег… Он увидел многое.

Но было еще кое-что, и это показалось Модо настолько невероятным, что он не поверил сам себе. Такого просто не могло быть. В определенном месте воспоминания словно бы двоились, и одни заменяли другие. Он хотел было попытаться заглянуть поглубже, но похоже эта попытка причинила девушке боль, и Модо отступил.

Взяв то, что ему было нужно, и оставив взамен сведения, которые должны были пригодиться в будущем деле, Модо прервал контакт.

Когда же его посетители ушли, он еще долго пребывал в задумчивости, пытаясь объяснить увиденное. Но так и не смог этого сделать.

Медленно, отмеряя каждый удар, точно скупец монеты, часы на восточной башне Собора пробили час до полуночи.

Над улицей висел густой туман. Необычный, красноватый, — такой, какой возможен лишь в Делле, — он являл собой смесь из всевозможных испарений, накопленных городом за день. Подворотни, переулки, дворы — туман заволок собой все, и сквозь его призрачное марево с трудом угадывались маяки уличных фонарей, силуэты домов и уж совсем редкие в это позднее время тени человеческих фигур. Ночь опустилась на город, и лишь стук копыт лошади какого-то запоздалого извозчика да далекий собачий вой нарушали ее каменную тишину.

Стоя у железной ограды, Октябрь посмотрела вверх, на темную громаду дома.

— И как ты собираешься попасть внутрь? — спросил Меррик.

Трехметровая кованая изгородь на каменном основании надежно защищала здание и прилегающую территорию от проникновения. Чугунные прутья, составляющие решетку, оканчивались вполне красноречивыми остриями и напоминали копья.

— Справа есть замаскированная калитка для прислуги, — ответила Октябрь. — Обычно она закрывается на щеколду, которую легко открыть снаружи; она ведет на задний двор.

Лицо мужчины выразило явное удивление.

— Откуда ты… — начал было он, но тут же осекся. — Это все этот странный коротышка. Что все-таки произошло там, в этой чертовой подземной лаборатории? Он прочитал твои мысли? Как-то залез к тебе в голову? Титус намекал на что-то подобное…

Октябрь ему не ответила.

И в первую очередь потому, что сама не понимала всего толком. Маленький человечек действительно сделал с ней что-то такое, отчего ей стало известно много того, о чем она не знала прежде. Однако все полученные ей сведения касались строго порученного дела и ничего более. Например, она знала, что с восточной стороны дома держат собак, но на ночь не отпускают, а сажают на длинную цепь; дорожка от скрытой калитки ведет прямиком к черному ходу, а поперек каждой из наружных дверей на уровне голени вечером натягивают шнур, соединенный со звонком в комнате хозяина. Ей было известно количество комнат в доме и их расположение, а также еще множество других вещей. Однако зачем все это? какую истинную ценность представляет дневник, который ей предстояло украсть? — этого она не знала.