Анмай проснулся, когда чьи-то пальцы дразняще скользнули по подошве его босой ноги. Он рефлекторно отдернул её, — и с удивлением обнаружил, что его крепко держат за лодыжку. В первый миг он испугался… потом вспомнил всё и засмеялся, крутя ступней и сжимая в кулачок пальцы, пытаясь скрыть хотя бы самые чуткие места.

— Лежи смирно, — усмехнулась Хьютай. — Иначе не получишь еды.

— Еды? — в животе у Вэру заурчало, и лишь сейчас он понял, насколько он голоден.

— Ты должен много есть, чтобы быть сильным, — вновь усмехнулась Хьютай. Она взяла с тарелки бутерброд, — с ветчиной и зеленью, — и поднесла ко рту юноши. Анмай тут же вцепился в него зубами, отхватил здоровенный кусок и принялся жевать. Хьютай, с той же ухмылкой, налила в стакан молока и дала ему попить. Потом снова протянула ему остаток бутерброда…

Есть лежа, с рук, было… не то, чтобы неудобно, — просто очень непривычно, но протестовать не хотелось. Анмай стрескал пять или шесть бутербродов и выдул не меньше литра молока, — собственно, он съел всё, что принесла ему Хьютай, и замер, с наслаждением чувствуя тяжесть в животе.

Хьютай глубоко вздохнула, словно бросаясь в омут, потом вдруг подмяла его, сжимая его закинутые за голову руки. Её густые вьющиеся волосы окутали лицо юноши. Он оказался в жаркой темноте.

— То, что ты дал мне, — прошептала Хьютай во мраке, — это чудо, великий дар. Я понимаю, что не смогу дать тебе такого же в ответ, но…

Анмай тихо рассмеялся. Она была такой прохладной, гладкой, упругой…

— Мой великий дар — это ты, — сказал он. Его руки, как бы сами собой, обвили гибкий стан девушки, — а потом к ним присоединились и ноги…

Хьютай рассмеялась, перекатываясь. Анмай сел на ней верхом, упираясь ладонями в её тугую грудь.

— Наверное, я всегда буду любить тебя.

— А я — тебя.

Анмай нагнулся, чтобы поцеловать её. И тут же понял, что не может разомкнуть губ. Это длилось… и длилось… и длилось… его руки скользили по гибкому телу подруги, лаская её… по нему скользили её руки… ошалев от страсти, он овладел ей. Хьютай, охнув от неожиданной силы ощущений, крепко обняла его. Они туго сплелись, перекатываясь, — наверху оказывался то он, то она… яростно двигали бедрами, целуясь, царапая друг другу спины… они были уже скользкие от пота, но всё двигались, — резко и быстро, молча, ожесточенно, пока Анмай не замер, — довольный и измученный. Хьютай тоже замерла, лишь их босые ноги ласкали друг друга…

Они вновь подремали в блаженной усталости, а потом Анмай отвел её в бассейн с восхитительно холодной водой, в которой они начали плескаться и ловить друг друга. Наконец, сухие, прохладные и очень чистые, они уютно устроились на куче теплых подушек.

— Я… видела то же, что и ты, правда? — тихо спросила Хьютай, укладывая голову на его грудь. — И я снова причинила тебе боль…

— Нет. Мне понравилось… то, что ты сделала.

— Не ври. Я её почувствовала, — она нежно притронулась к свежим, горячим ссадинам. Анмай погладил её руку. — Я не знаю, что на меня нашло… и на тебя… я словно умирала, а теперь чувствую, что живу, и впереди, — вся жизнь… я видела, что в ней будет много… всякого, — Хьютай стыдливо поджала ноги.

— Я уже видел… подобное, — очень тихо сказал Анмай. — Пять дней назад, в ядре Цитадели Хаоса…

— Так ты входил туда? — Хьютай приподнялась, сумрачно глядя на него. — И вернулся? Ты очень сильный. Сильнее, чем я думала. Захочешь ли ты быть со мной? Ведь я самая обыкновенная.

— Я люблю тебя и ты становишься необыкновенной. Ты единственная… ты всё.

Она затихла, потом взглянула в его глаза.

— Ты не врешь? Нет, прости, я сама знаю… расскажи мне, как это было… если ты… если тебе не больно… вспоминать об этом.

— Нет. Только не удивляйся тому, что я скажу, ладно?

— Я постараюсь.

Хьютай уютно устроилась рядом. Её голова покоилась на его плече.

— Да. Я тоже… хотел увидеть будущее.

Хьютай ничуть не удивилась.

— И ты видел?

Она спросила его так спокойно, что Анмай вздрогнул. Он понял, что она, — единственная, кто сможет быть ему парой. Единственная во всем мироздании.

— Только не пугайся…

— Да?

— Да. Никому про это не говори. Это… самое ценное, что у меня есть. Я вообще смогу дать тебе немного, но это… моя мечта, моя надежда, моя жизнь. Скорее всего, это бред обезумевшего от боли мальчишки, но если нет… Я видел гибель нашего мира. Он взорвется, разлетевшись на множество частей…

— Когда это будет?

— Не знаю. Наверно, не скоро, когда Уарк окажется возле Бездны.

— Ты не видел, когда… когда умрешь? — голос Хьютай дрогнул.

— Нет, как ни странно. Мне кажется, что я вообще никогда не умру… глупое убеждение, правда?

— А… а я?

Она боялась ответа… и пыталась скрыть от него свой страх… Анмай вдруг почувствовал, что даже тяжесть её головы на онемевшем плече ему неожиданно приятна. Он повернулся, чтобы девушке было удобнее.

— Я тебя не видел… там. Наверно, я видел только свое будущее.

— Можно… можно мне всегда быть с тобой?

— Да. Ни о чем ином я не мечтаю.

— Значит, мы переживем свой мир? — Хьютай встряхнула головой, прогоняя столь странную мысль. — А что ещё ты видел? — её глаза блестели любопытством.

— Много, очень много, — но я не всё запомнил, и, увы, далеко не всё понял. Точнее — почти ничего.

— А всё же?

Анмай крепко прижал её к себе.

— Я видел пустоту, тьму, полную звезд, гигантские корабли, летящие от звезды к звезде, — я был на таком корабле…

— Значит, и я там буду?

— Наверно…

Хьютай легла рядом с ним. Несколько минут они молчали.

— Ты… наши души были вместе… там… — сказала она. — Я… не понимала тебя… я же совсем тебя не знала! Я хочу убежать от тебя, — и, в то же время, хочу жить вечно, — для тебя же! Странная штука любовь, правда?

Анмай удивленно смотрел на неё. Лишь теперь, когда страсти в нем уже не осталось, он смог, наконец, по-настоящему увидеть любимую, — совсем юную девушку, испуганную, доверчиво прильнувшую к нему, — и понимал, что никого более близкого у него не будет. Никогда.

— Хьютай, что ты сделала со мной? — глядя в её глаза, вдруг спросил он. — Теперь, если с тобой что-то… что-то случится, я не смогу жить. Моя любимая… мне страшно. Мир так жесток… я знаю… я сам… но ты… всё, — он неожиданно замолчал.

— И я… тоже… Что происходит с нами? — Хьютай испуганно отпрянула от него. — Я словно… становлюсь тобой… хочу стать… знаю, что это невозможно, но… я хочу кричать от наслаждения и боли, доставленного тобой… твоими руками… и стыжусь этого…

Они вновь крепко прижались друг к другу. Анмай зарылся лицом в её теплые волосы, и закрыл глаза.

— Я не знаю, что с нами… — его голос звучал глухо. — Мне… нам хочется большего, чем мы можем дать друг другу… Чего-то несравненно большего. Я не понимаю… необычных переживаний, такого подъема чувств, чтобы стать на грань смерти. Полюбить… служить любимой так, чтобы было радостно умереть, любя в то же время жизнь всей своей сутью… не умею про это сказать!

Они смолкли, отчаянно обнявшись. Их сердца мучительно сжимались, словно им осталось жить лишь несколько минут. Словно их не ждала вся жизнь… но ведь и она когда-нибудь закончится, и они расстанутся, — навсегда. Анмай словно впервые понял это.

— Я никогда не представлял, что любовь… столь мучительна. Я хочу умереть, лишь бы не было этого… этого страха, но всё же… я не хочу, чтобы он исчез. Что это?

— Я не знаю… это счастье.

— Оно… оно должно быть таким? — она увидела его растерянные глаза.

— Я не знаю… я только девчонка.

Они снова крепко прижались друг к другу, и затихли. Анмай почувствовал, что мучительная тоска медленно отступает, — всё же, они были очень молоды. Он не желал ухода этой боли, она делала его старше… но вот осталась только радость. Юноша яростно встряхнул волосами.

— Знаешь, я до сих пор не могу разобраться толком в своих ощущениях. То, что мы делали вчера, перед тем, как заснули… мне было очень приятно, но… только телу. В первый раз… ещё перед тем, как мы… слились, было приятнее… словно сливались не наши тела, а наши души… нет, не могу объяснить, — Анмай опустил голову, в его голосе прорезалась холодная, с трудом сдерживаемая ярость.