– Какую булавку?
– На воротнике у тебя похожую видал.
Касаемся отворотов. Наши все на месте. Вытягиваем и дротики, и заколку. Часовой кивает на последнюю:
– Такая же.
Интересно.
– А где его сейчас найти можно? – спрашиваем.
– Если не на полковых огородах, то и не знаю. Жизнь у него насыщенная. Иногда на несколько дней исчезает. Выведать что-нибудь, сам понимаешь, очень трудно.
– Чей он?
– В смысле родственников? Ничей, не из местных он. Года три назад пришел откуда-то. Сначала на пятаке у ворот толокся, торговцам товар помогал таскать. Потом пристроился полковые огороды охранять. Конуру ему там какую-то выделили, слегка подкармливают. Пугальным рубищем обеспечивают.
Так. Значит, вторая заколка. Предназначенная, по-всему, именно нам. Порученец, опять не из самых обычных. Надо искать, пока не потерял. Пристраиваем судьбоносный арсенал на место и поднимаемся.
– Пойду посмотрю. Если появится, задержи до моего возвращения.
– Лады, дверь там прикрой до щелчка. Потом постучишь.
На выходе сворачиваем вправо, минуем кривые яблони, поныряв по полынным буеракам и попетляв по развалинам, выбираемся к барачной улице. Вон и огороженные грядки, ближе к подъездной площади. Примерно посредине массива над картофельной ботвой простирает свои костлявые руки стационарное пугало. Голое, но в широкополой соломенной шляпе. Просторная собачья будка, расположенная поблизости, видимо, и служит резиденцией старшего огородного надзирателя. Дома его, понятно, нет. В противном случае, ноги неизбежно торчали бы наружу.
Перелезаем забор и пробираемся по меже. Приседаем и заглядываем в дырку. Пол аккуратно застлан пожухлой лебедой, в углу что-то белеет. Просовываем руку по плечо и вытаскиваем наружу. Местный бестселлер про братьев наших меньших. Ближе к началу заложен огрызком карандаша. Химического, судя по оставленным следам. Первые три страницы испещрены подчеркиваниями. Буква «д» удостоена одной черты, а сочетание «др» даже двух. Грамоте он что ли обучается? Но метода какая-то странная. Впрочем, и ученик весьма незауряден.
Куда ж тебя понесло, чучело картофельное?
Не видя внешних движений, почувствовать внутренние гораздо труднее.
Возвращаемся на дорожку. К баракам или воротам?
Пожалуй, к воротам. Но, не доходя до площадки перед аркой, ныряем за акациевую полосу и оказываемся на травяном поле.
Возле постамента знакомые представители богемы, по-прежнему в римских позах и тех же самых живописных одеждах.
– Дурачка не видали? – спрашиваем, поравнявшись.
– Еще вчера я бы не преминул ответить, что прямо сейчас и лицезреем. Но сегодня больше склоняюсь оставить сию непритязательную шуточку при себе.
Похоже, ум кофтастый пропьет в самую последнюю очередь.
От высказывания вслух тоже воздерживаемся – интеллигентные все люди.
– Ежели ты про того самоотверженнейшего, – подхватывает сине-лампасный, – что без устали бьется в одиночку с ползучим вредителем, то движешься в поперечном ему направлении. Появившись из-за угла амбулатории от складов, пересек он центральную аллею и в сторону гаражей прошел.
– Прошествовал, – поправляет кофтастый, – даже за предложенным огурцом не подойдя. Чем-то более важным обеспокоенный.
Неожиданно нас задевает обрывок фразы. В одиночку бьется…
– В гаражи ему зачем?
– Кто может проникнуть в его помыслы? – пожимает верхним плечом лампасный.
– Если хочешь догнать, лучше поторопись, – советует по-простому кофтастый, – иногда он в той стороне на несколько дней пропадает.
Внимаем совету. Углубляемся в гаражи, обшаривая взглядом боковые проемы. Пусто. Лишь на фоне перекрещенных металлических труб виднеется толстая тетка, склонившаяся с жестяной миской в руке над железной клетью. Видать, надумала покормить своих ржавых кур.
– Дурачок не проходил? – спрашиваем, приблизившись.
– Так я еще и за дурачком должна следить? – чуть ли не взвизгивает она.
Похоже, где-то недосварничала.
За гаражами открывается тихий кладбищенский лесок. Надо нам туда? Слегка приостанавливаемся. Нет, под его сенью все спокойно. Зла уже никто не таит. Даже если не удалось донести по назначению. Значит, дальше. Огибаем по кромке, пересекаем поле и втягиваемся в деревенской проулок. Из окошка крайнего домика выглядывает любопытствующая скорнячиха.
– Скажи-ка, лесникова вдовица, – справляемся, притормаживая, – не проходил ли тут дурачок?
– Проходил, проходил, – отвечает она словоохотливо, – до того решительный, что и головы не повернул. Словно на главное дело жизни настраивался.
Воин спит беспробудно, знать, оруженосца черед. Больше некому выйти…
Ускоряем шаги.
На центральной площади останавливаемся. Вперед в поселок или налево по улице?
Но ведь и здесь что-то нужно было, очень важное.
Заворачиваем в торговый центр.
Лунное лико хариной хари призывно светится над прилавком.
Отводим взгляд, от соблазна.
– Дурачок заходил?
– А как же! Проверить, не накопилось ли услов. Потом минут пять у меча простоял. Даже лапу пытался на стекло положить.
Не «у», а «перед». Перед мечом.
Выбираемся обратно под небо.
Надо бы и в молельный дом заглянуть, однако внутрь сильно не хочется. Уж больно своды ненадежны, ну как завалится краденый крест?
Но, похоже, и долгополому там не сидится. Скрипит дверь, клацает калиточная щеколда, и он появляется из ограды, направляясь к павильону.
Видимо, отче сегодня не в голосе. Наткнувшись по дороге на нас, речитативом слух не услаждает, бросая деловитым тоном:
– Если за отпущеньем грехов, зайди ближе к вечеру.
– А дурачок отпущение уже получил? – интересуемся окольно.
– На нем грехов нет, он благословления искал.
– Благословления?
– Армагеддон его ждет, последняя битва с дьявольским воинством.
Обогнув нас, долгополый продолжает маршрут.
Остаемся стоять на площади.
Армагеддон. Последняя битва. С дьявольским воинством.
– Где ждет? – успеваем крикнуть вслед.
Перед воротами павильона отче совершает широкую отмашку правой рукой. То ли вдоль улицы, то ли к черту. Выбираем первое направление.
Из прохода, ведущего к коновальному двору, вышмыгивает на дорогу плюгавый мужичонка, держащийся обеими руками за лицо, и, тонко подвывая, пробегает мимо нас. За ним выскакивает дородный детина в клеенчатом фартуке с окровавленными клещами в руке и бросается в погоню с громкими увещеваниями:
– Ну-ка, не балуй, там еще корни остались! Тпру, я сказал!
Следом выглядывает старушонка в платочке, стреляет глазками и быстро семенит в противоположную сторону, причитая на ходу:
– Господи, помилуй, лучше уж я сама помру.
Заглядываем по пути в проулок, никаких других пациентов во дворе не видно.
Улица постепенно понижается, затем резко ныряет вниз к изгибу подступающей справа речки. Последний дом прячется в зарослях ивняка.
Старушонка стремится дальше по тропинке, огибающей излучину. Затем берет левее и карабкается на косогор. Наконец скрывается за околком.
В том направлении, кажется, должен быть городок.
Проводим пальцем по левому обрезу экрана навигатора, касаемся ландшафтного символа. Так и есть, если опустить перпендикуляр от начала центральной аллеи, где-то на уровне того околка он и выйдет к реке. Получается, именно здесь мы вчера славным дуэтом чинили препятствия супостату, взявшему в привычку выползать на пастбища. Вон и полегшие травы, окропленные нашим потом и кровью.
Но Гадючий лог пуст, боевого собрата нигде не видать. Вернулся в городок? Но зачем же было кругом? Да и стерня разве не ранит босые подошвы?
Нет, давно стерпелись они, даже не ощущают особой разницы. Слегка свербит в спине под пыльной мешковиной, но вполне терпимо.
Другое никак не дает покоя. Неустрашимый воин, явившийся неизвестно откуда, не сумел разгадать коварства извечного врага. Поверил личине, которой тот привычно прикрылся. Обманулся мнимой его смертью. Бросил лукавого, не пригвоздив. Позволил злу и дальше длить свое торжество.