Комкаем мешок и суем за пазуху. Ретируемся за ограду, аккуратно приставляем за собой прутья и, инстинктивно пригнув голову, делаем широкий круг по кустам. На третьем этаже миссии загораются окна, затем к завываниям и дребезжащему грохоту во дворе присоединяются заполошные крики. Быстрым бесшумным шагом возвращаемся на склад.

Братуха, не отрывая взгляда от экранов, выставляет вверх большой палец.

– Еще чуть-чуть и они б с испугу в контратаку бросились. Надо было гранатой добавить.

– Тогда бы получилась совсем другая песня. Ладно, пойду прилягу, притомился слегка.

Добираемся до топчана и, сняв ботинки, заваливаемся на спину. С минуту смотрим в темный потолок, затем соскальзываем в сон. Ни свет ни заря над самым ухом звенят колокольчики. Приоткрываем один глаз и скашиваем на экран навигатора.

ЛИЧНОСТЬ

            ЗДОРОВЬЕ:

            81 хит

МОДАЛЬНОСТЬ: действующее лицо 

Согласно зеваем и снова погружаемся в дрему.

Поутру, как водится, находим братуху в наблюдательном закутке. Он что-то рисует на обороте криво оторванного листка бумаги, краем глаза поглядывая на мониторы.

– На рассвете тут такую старорежимную сцену демонстрировали, – приветствует он нас широкой улыбкой. – Сначала два охранника выталкивали взашей худого растрепанного мужика, потом вслед ему разные вещи за ворота выкидывали.

– А мужик?

– Собирал и уносил.

– Куда?

– За углом не видно было. Куда-то рядом.

– В амбулаторию?

– Возможно.

– Значит, как по-писанному, – констатируем удовлетворенно. – Возвращение блудного лекаря.

– А, это он? Не узнал, давно не видел. Подожди, так вчерашний хлястик?..

– Точно, от его халата. Кое-что выведать требуется, а на культурной службе он пребывал в полной недоступности.

– Виртуозно, – оценивает братуха. – Тебе бы в спецслужбе какой-нибудь работать.

– Или против.

– Да ведь им так и приходится, друг против друга.

– Ладно, разберемся. Пойду гляну.

– Слушай, – останавливает он нас, – ты по-иностранному что-нибудь можешь сказать? А то я тут систему оповещения установил, а подходящего текста, чтоб запустить, нету.

– По какому иностранному?

– Ну, не знаю, по-немецки, наверное.

– Шпрехен зи дойч?

– Да нет, – тянет он с сомнением, – я же не курсы собираюсь открывать. Надо бы чего поэнергичнее.

Морщим лоб, подняв брови, потом дурным голосом с истеричными обертонами орем:

– Ахтунг! Ахтунг! Руссише панцирен!

– Панцирен?

– Внимание! Внимание! Русские танки!

– Звучит здорово. Хотя русские не очень подходит. Да и танки откуда?.. А как у них самолеты, знаешь?

– Нет, только сами марки. Фокеры, мессеры…

– Ладно, что-нибудь придумаю, все равно они тупоголовые. Не важно что именно, главное, из рупора.

– Штурм готовишь?

– Встряхнуть хочу.

– Плешивый тут плачется, что рынок совсем захирел, просит посодействовать в прекращении атак на торговцев.

– А тебе Плешивый нужен?

– Пока не знаю.

– Ну, надобность возникнет, скажи, что сам рынок, без мордатого прапора, мне до фени. Если некраденым, пусть торгуют сколько влезет.

– Строг ты, но справедлив, – произносим на прощание и двигаем к выходу.

Прикрыв до щелчка складские двери, следуем влево и огибаем угол амбулатории. Фанерная табличка с посылательным текстом по-прежнему на месте. Ну, не будем торопить фигуранта, надо же ему осмыслить переломный момент в своей судьбе. Которая злодейка. Отдаем честь загодя отвернувшемуся старикану на внешнем крыльце сторожевой будки и выбираемся на центральную аллею. Кто у нас на очереди?

Направляем стопы вправо. Охранник у заднего шлагбаума долго думает, глядя с приоткрытым ртом на наше приближение, но, видимо, ничего путного ему в голову не приходит. Вспомнив про раскрытый рот, зевает. Верно, не пропадать же предпринятому усилию.

– К поселковой кузне как-нибудь напрямки можно пройти? – задаем мы вопрос на тему местной топографии.

Он напрягается, произносит несколько никак не относящихся к делу слов и, не найдя нужных, просто машет рукой в поле. Туда и следуем, благо тропа в траве не шибко прячется.

Метров через пятьсот заныриваем в лесок, круто спускаемся к речке и форсируем ее по двум перекинутым рельсам. Под каким откосом лежит тот поезд, что намеревался по ним проехать? Сие известно, наверное, только партизанам из Холодного оврага.

На другой стороне тропа разветвляется на две, одна убегает влево по берегу, вторая устремляется по пологому склону вверх к огороженному кладбищу сельскохозяйственной механизации. Поднимаемся по ней. Вдоль забора огибаем свалку справа и, попрыгав по кочкам отчего-то заболотившегося луга, добираемся до фасада с парадным въездом.

Войдя, сворачиваем на присыпанную угольной пылью дорожку, ведущую меж кучами всякого железа к бетонному строению, из приоткрытой двери которого ударяет в лицо волна жара.

Посреди кузни, выпятив нижнюю губу, стоит мужик обхватом в полтора Брайана и высотою в две трети, одетый в кирзовые башмаки и прожженный брезентовый фартук. Он отрывает задумчивый взгляд от штабеля порубленной арматуры, смотрит на нас, потом на дверной проем за нашей спиной и спрашивает без всякой надежды:

– А молотобойца ты на этот раз перед воротами бросил?

– Нет, – ответ звучит слегка виновато, – сегодня я с другой стороны шел.

– Уволю я его все-таки, – вздыхает гном, – как срочный заказ, так у него запой. Хотя и без заказа… Одно непонятно, откуда в нем столько здоровья? Вот ты можешь, едва проспавшись, целый день кувалдой махать?

– Не знаю, не пробовал.

– И лучше не пробуй, копыта отбросишь.

– Тоже верно, – легко соглашаемся мы. – А скажи-ка, мастер, вот когда оружие нужно, к тебе ведь обращаются?

– Какое оружие?

– Ну там охотничье. Копье, например.

– Это на кого ж ты с копьем собрался?

– Да мне-то самому нож нужен, метательный.

– Чтоб центр тяжести ближе к острию был?

– Точно.

– Балансировать все равно по руке придется, тонкая работа.

– В смысле, дорого?

– В смысле, времени нет. Видишь, прутья нарублены? Надо им верхушки огранить и прям после обеда доставить в городошную миссию. Они там какой-то загон задумали пристраивать.

– И когда теперь зайти?

– Слушай, – заметно загорается он, – тебе нож хороший нужен, или абы какой сойдет?

– Мог бы и не спрашивать.

– Так я и говорю, есть у меня одна рессора в загашнике… Давай ты мне с забором подсобишь, а я ее для хорошего человека не пожалею.

– И сколько ж прутьев в этой куче?

– Да чуть больше ста.

– Всего-то?

– К обеду управимся. А там, глядишь, и подручный мой до работы доберется. Как раз и отвезет готовый заказ.

– Умеешь ты, мастер, запрягать.

– Да брось, тебе еще это пригодится.

– Думаешь?

– Знаю. Самый послушный клинок герой себе сам в конце концов выковывает. Точнехонько по руке. Кому ж еще его лучше чувствовать?

– Послушный, говоришь? Ладно, во что переодеться?

Кузнец кивает в угол:

– Фартук накинь, а в робу перелезать не советую, сопреешь.

Снимаем куртку, вешаем себе на шею хомут брезентового передника и завязываем сзади охвостья.

– Иди, подставку подвинем, – зовет гном.

Перетаскиваем узкий железный стол поближе к горну. Затем раскладываем на нем арматурины, зарывая концом в раскаленные угли. Кузнец утрамбовывает ряд, добиваясь большей вместительности.

– Для разогрева погоняй меха, – советует нам.

Двигаем сверху вниз рычаг, задувая в горн свежий воздух. Угли радостно пышут новым жаром. Надев одну рукавицу, гном с осветившимся лицом перекатывает прутья ладонью.