Вытягиваем из ножен ятаган, который теперь крис.

Что-то в последние дни вроде мелькало про плантации?

Приближаемся к зарослям. Рубить траву не очень сподручно – не настолько стебли деревянисты. Легче, собрав левой рукою в пучок, подрезать вкруговую. Приходится именному оружию исполнять роль не мачете, а серпа. А мы, получается, не косим, но жнем. Хорошо б еще заставить дурачка на дуде играть, глядишь, повеселее пошло бы.

– Хватит укать, – бросаем назад. – Коли нечем больше заняться, спой лучше что-нибудь страдное.

Но дурачок свое дело знает туго. Не певец он – прирожденный змееборец.

Только вот, похоже, не сильно-то они шугаются его уканья.

Из корней собранного в ладонь пучка выскальзывает нечто рыжевато-коричневое сантиметров тридцати и со стремительным шелестом скрывается дальше в траве. Черт, гаденыш! Надо поосторожнее, а то лапнешь и прям на ядовитый зуб нарвешься.

Обхватывает и режем.

Следующего затаившегося успеваем полоснуть ножом, но он все равно уходит.

Бить надо не в хвост, а в гриву. Но больно уж они юркие, рукой не поспеешь, швырять же именной клинок в густую траву не хочется. Тем более что он к метанию не очень приспособлен.

Обхватываем и режем.

Третий с испугу или просто по дурости ломится в обратную сторону. Удачно наступив, ребром подошвы вдавливаем голову в землю. Конвульсивно взметнувшийся хвост оплетает нам ногу.

Оторвав змееныша, бросаем его через плечо, пусть и боевой собрат потешится.  

На этот раз «У!» похоже на рев.

Собрат отпрыгивает назад и яростно крестит обломком лезвия воздух перед собою. Но не убегает. Более того, с притопами и угрожающими выпадами начинает надвигаться на извивающегося в примятой траве гадюшонка. Правда, это все же не сама атака, а ее имитация, с четким раскладом: два шага вперед, ровно столько же обратно. Но имитация, надо признать, художественная. Подчиняющаяся странному завораживающему ритму. В такт движениям он начинает выкрикивать бессвязные слова, которые оборачиваются каким-то древним плясовым заговором.

Драку – фу!

Драку – на!

Драку – бить, бить, бить!

Подожди, дружок, какую драку, ты о чем?

Собрат в боевом упоении не отвечает, ему не до нас.

Ладно, потом разберемся.

Возвращаемся к делу.

Обхватываем и режем.

Четвертый гад, залегший в травах, превосходит размерами трех предыдущих. И повадками разительно отличается. Он без раздумий выбрасывается навстречу и с лету ударяет башкой в протянутую ладонь. Палец простреливает боль.

Вот же сволочь, кусил-таки!

Роняем нож и правой рукой стискиваем указательный палец у самого основания. На второй фаланге краснеют две точки. Надо выдавить кровь. Не получается. Придется надрезать. Но сначала нужно предотвратить распространение яда. Чем перетянуть? Ах, да, изолента. Достаем и крепко перематываем палец у ладони.

Выдергиваем из земли воткнувшийся рядом нож, вытираем об штаны, приседаем и на левом колене полосуем палец лезвием. Конечно, неплохо бы его прокалить, но пока огонь добудешь, нужно будет уже не надрезать, а отрезать. Выдавливаем кровь, сколько удается, потом тщательно высасываем и выплевываем розоватую слюну.

Оцениваем результаты. Палец распух и побагровел, но жить будет.

Позади дурачок продолжает притопы с прикриками.

Верно, у каждого свое дело.

Обхватываем и режем.

Теперь помимо накапливающейся усталости приходится перебарывать еще и зарождающийся рефлекс. Тянем левую руку к траве, а спиной мозг посылает в мышцы пучок импульсов – отдернуть!

Брайан versus безусловный рефлекс.

Жюри возглавляет сам ак. Павлов.

Обхватываем и режем.

Отдернуть! Шиш тебе с маргарином! Обхватить и резать!

Отдернуть!! Обхватить!!

Отдернуть!!! Резать!!!

Обхватываем и режем. Обхватываем и режем. Обхватываем и режем.

К полудню члены жюри покидают кресла на возвышении и гуськом втягиваются в боковую дверь, как один, плюясь и ругаясь отборным академическим матом – видимо, вслед за патриархом все поголовно ставили на синапсы с коллапсами.

Собрат, проводи почетных гостей! Нам некогда.

Обхватываем и режем. Обхватываем и режем.

Останавливаемся лишь после того, как вырезаем под корень младой куст бузины.

Распрямляемся и оглядываемся.

Нивы сжаты, нищие голы. Нарушение размера: просится «нищи голы». Но разве краткие прилагательные субстантивируются? Или запятая не там? Нивы сжаты, нищи, голы. Нет, интонация другая. Наверное, опять как-то не так запомнилось.

Но в любом случае, дело сделано.

Что и подтверждает навигатор своими колокольчиками.

ЛИЧНОСТЬ

            СПОСОБНОСТИ:

            4. Воля 3

            ЗДОРОВЬЕ:

            67 хитов

            ОСОБЕННОСТИ:

            иммунитет к ядам.

Ситуационный модификатор: 3.

Персональный модификатор: 2.888(8.)

Ситуационное соответствие: 0.962(962)

Похоже, перетяжка на пальце уже ни к чему, мы теперь можем хватать змеюк без последствий, и за хвост, и за морду. Есть у нас такая особенность. Сматываем изоленту и опускаем в нагрудный карман.

Пора возвращаться. Рапортовать о победе и получать заработанные услы. Если они останутся после вычета за поломатый инструмент.

Впавший в транс дурачок все еще длит свои пляски. Змееныш уже совсем сомлел и едва шевелит хвостом.

Подходим и поднимаем вверх. Он обвисает в поднятой руке во всю длину. Роняем на поверхность вросшего рядом в землю валуна. Хлопаем по плечу ратного сотоварища, застывшего с выпученными глазами, и следуем по кромке полегших трав, высматривая брошенную косу.

– Иди тропу тори! – зовем его в путь.

– Бить, бить, бить! – отзывается он истошным криком.

– Будь великодушен, брат, к поверженным.

Но брат не сводит взгляда со свернувшегося в клубок гадюшонка.

Наверное, надо выражаться проще.

– Сам сдохнет, пошли, говорю!

Дурачок неохотно отрывается и направляется к нам, на каждом шагу оглядываясь на недобитую вражину. Вручаем ему черенок и киваем на тропинку, двигай, мол.

Невербальные формы общения более убедительны. Он вскидывает косу на левое плечо и взбирается по склону, в такт шагам бормоча рефрен своей ритуальной плясовой и коротко взмахивая сверху вниз обломком лезвия, зажатым в правой руке уже обратным хватом.

Не порезался бы, дурачина.

– Ух ты! – восклицает плешивый наш работодатель, увидев части косы в двух разных руках. – Минус пять услов. Как поделим?

– По-братски.

– Значит, говорю Харе, чтоб записал на вас ровно по семь услов.

– Двадцать минус пять будет пятнадцать, а семь плюс семь только четырнадцать, – напоминаем мы грамотею основы арифметики.

Плешивый напрягается, но не понимает.

– В смысле?

– В смысле, если ровно, то по семь с половиной.

– Где ж ты видел половину усла? – от души хохочет он. – Это ж надо придумать!

Да мы и целого-то ни разу не лицезрели, но признаваться, наверное, не стоит. Потому просто молчим.

– Ладно, – говорит Плешивый, вытирая слезы, – пусть будет по восемь. Но шутка теперь моя. Договорились?

– Договорились.

Два усла за шутку. Да только ходите следом и записывайте. Через три дня мы у вас вашего мерина вместе с упряжью выкупим. И боевому собрату подарим, не все же ему супротив гадов пешком выходить.

– На что заработанные услы тратить будешь? – обращаемся к нему.

– Он их не тратит, – подмигивает нам сбоку Плешивый, – он их копит.

– На что копит?

Плешивый значительно поджимает губы.

– На меч.

– Ме-еч! – протяжно вторит дурачок, прикрыв глаза, блаженно расплывается лицом и крепко обхватывает обеими немытыми лапами воображаемую рукоять. Щас с плеча рубанет.