Рош сорвал с Бенедикта пиджак, свитер и рубашку, повалил на темное расшитое покрывало, да и сам повалился рядом, нащупывая пальцами розовые соски юноши, лаская губами его шею. А потом прижал голову Бенедикта к своему горлу.

– Пей!

Острые, точно бритва, зубы мгновенно пронзили кожу. Рош всем сердцем ощутил голодную, жадную тягу. Кровь его хлынула к сердцу, что гулко и мощно билось у него на груди. А вместе с кровью потоком хлынули образы. Он увидел горящие дома в Лондоне, увидел отвратительное, похожее на призрак, существо в лохмотьях, увидел подробности, которые замечал, но не осознавал сам Бенедикт: как это существо рухнуло на колени, как придавили его падающие горящие балки, как оторвалась и отлетела в сторону объятая пламенем рука, обугленные пальцы которой еще слабо подергивались. Услышал, как трескается череп.

Поток видений растворился в наслаждении, глубоком и темном пульсирующем наслаждении, что испытывал Рош, пока кровь все быстрее и быстрее вытекала из его жил. Как будто чья-то рука держала его сердце на ладони, сжимала все сильнее и сильнее – и наслаждение волнами расходилось из сердца по всему телу, до последней клеточки.

Наконец Рош повернулся, оторвал от себя Бенедикта и сам впился в его шею зубами. Бенедикт закричал, но Рош навалился на него, прижал к бархатному покрывалу, вытягивая из него кровь с неодолимой силой, намеренно заставляя Бенедикта снова и снова корчиться в спазмах. Образы нахлынули снова. Вид стремительно уносящегося вниз Лондона, когда Бенедикт взмывал в небеса. Рев и запах ветра. Какой же густой, пикантной была у него кровь! Кровь каждого вампира на всем земном шаре отличается собственным, уникальным вкусом и ароматом. У Бенедикта она была просто упоительной. Рошу потребовалась вся сила воли, чтобы наконец оторваться от юноши, провести по губам языком и откинуться на подушку, глядя на изъеденный древоточцами деревянный навес над кроватью.

Потрескивание огня в пустой комнате звучало особенно громко. В отблесках пламени, игравших на темно-красных драпировках, вся спальня казалась красной. Прекрасный, успокаивающий, сочный цвет. Мой мир.

– Теперь спускайся вниз, как я велел, – сказал Рош и, приподнявшись на локте, грубо поцеловал Бенедикта. – Слышишь? Ты меня вообще слушаешь?

– Да, да и да, – простонал Бенедикт, явно ослабевший после пережитого наслаждения – хотя Рошаманд взял у него лишь столько, сколько сперва отдал, прогнав едкую алую ленту своей крови по венам юного вампира.

Рош слез с кровати и, стоя перед открытым гардеробом, натянул толстый кашемировый свитер, брюки из теплого сукна, шерстяные носки и ботинки. Для этого путешествия он выбрал длинную русскую шинель – черную бархатную шинель царских времен с воротником из чернобурой лисы. На голову надел вязаную шапку. Достав из нижнего ящика документы и деньги, рассовал их по внутренним карманам. Куда там запропастились перчатки? Он натянул их, любуясь, как смотрятся его пальцы, обтянутые гладкой блестящей кожей.

– Но куда ты собрался? – спросил Бенедикт, садясь на кровати – взъерошенный, раскрасневшийся и очаровательный. – Ну скажи!

– Хватит нервничать, – сказал Рошаманд. – Двинусь за запад, вослед за ночью. Хочу разыскать близнецов и допытаться до истоков всего этого. Наверняка Голос исходит из одной из них.

– Но Мекаре лишена разума, а Маарет ни за что не пошла бы на такое! Это же все знают. Даже Бенджи так говорит.

– О да, Бенджи, Бенджи, величайший пророк вампиров.

– Но это правда!

– Ступай вниз, Бенедикт, не то силком оттащу. Мне пора.

Подземелье замка – целую череду роскошных комнат – едва ли можно было сравнить с темницей. Толстый слой шкур на полу, масляных ламп в избытке, ну и, само собой, дубовые поленья в камине. Телевизор и компьютеры внизу почти не уступали тем, что стояли в верхних залах, а сквозь узкую щель, прорезанную сквозь толщу скалы, сюда поступал ровный поток свежего океанского воздуха.

Когда Бенедикт ушел, Рош отправился к восточной стене, поднял тяжелый французский гобелен с изображением оленьей охоты и толкнул дверь в свой тайный кабинет – дверь эта была специально утяжелена, так что ни одному смертному было бы не под силу ее и с места стронуть.

Знакомый запах воска, пергамента, старой кожи и чернил. Он всегда замирал в дверях на миг-другой, просто чтобы насладиться этим запахом.

Силой мысли он быстро зажег несколько свечей в железных канделябрах.

Стены вырезанной в скале кельи обрамляли книжные полки, а единственное свободное от книг место занимала огромная карта Мира – Рош сам нарисовал ее на холсте, отмечая там свои любимые города в правильной взаимосвязи между друг другом.

Он постоял там, разглядывая карту и припоминая последние отчеты об убийствах молодых вампиров. Все началось с Токио, потом переместилось в Китай, оттуда в Бомбей, Калькутту, на Ближний Восток. А следом безумие разлилось по всей Южной Америке, в Перу, Боливии и Гондурасе.

Потом ударило по Европе. Затронуло даже Будапешт, где располагалась любимая опера Рошаманда. Безобразие!

Похоже, вначале еще существовал какой-то определенный план, но после он рассыпался вихрем беспорядочных, случайных атак – если не считать одной детали. В Южной Америке места резни можно было соединить в нечто вроде арки, скорее даже – грубого круга. Лишь там проявлялось хоть какое-то подобие закономерности. Именно там сейчас и находились близнецы – где-то в дебрях Амазонки. Рош не сомневался в этом. Конечно, наверняка знать он не мог – тайна хранилась слишком тщательно, а сам он был слишком близок к близнецам по возрасту, чтобы улавливать их телепатические сигналы. Но он знал. Они в Амазонии.

Эксцентричная Маарет всегда предпочитала жить в джунглях – а уж с тех пор, как Священный Источник попал в ее сестру, так и подавно. Рош время от времени видел близнецов во снах – видел короткими обрывками, отражением чужих мыслей, кочующих из разума в разум. Да, сестры скрывались в джунглях Амазонки – эта жуткая парочка, что похитила Священный Источник из Египта Акаши.

Бунтовщицы, еретички, мятежницы! Рош был взращен на всех этих древних преданиях. Строго говоря, ведь сестры-то и были причиной всего, вообще всего. Это они привели в царство Акаши злого духа Амеля. Не то, чтобы Рош увлекался древними временами, но он высоко ценил иронию и закономерность в людях, как ценил их и в книгах.

Признаться, он питал некоторую симпатию к Акаше, взбалмошной и жестокой царице, пред чьи очи его когда-то притащили и велели испить из Священного Источника и принести клятву вечной верности. Ледяная, безжалостная богиня. К тому моменту она правила вот уже тысячу лет. Во всяком случае, так ему сказали. О, как пристально она осматривала его, как проводила жесткими ладонями по лицу его, голове, плечам, груди. О, как тщательно обследовали его всего ее раболепные, вкрадчивые жрецы, прежде чем провозгласили, что он совершенен и достоин стать богом Крови.

И что за судьба ожидала его в качестве бога? Либо бесконечные схватки под началом принца Небамуна с защитниками Царицы – или томиться в заточении в каком-нибудь алтаре, страдая от голода, видя сны наяву, читая мысли смертных людишек, изрекая приговоры крестьянам, что приносили ему жертву в пору священного пира и докучали ему непрестанными суеверными молитвами.

Он бы сбежал – и быстро. Он спланировал все заранее. Выходец с острова Крита, морской бродяга и купец, он так и не купился на темные запутанные верования Древнего Египта.

Однако Рош не бросил Небамуна во время худшего испытания – ведь Небамун всегда был добр к нему. И не сбежал, когда Небамун предстал перед Царицей по обвинению в государственной измене и святотатстве за то, что самовольно и бесстыдно причастил Крови женщину.

Превращение в вампиров женщин считалось упадническим и гнусным обыкновением мятежников Первого Поколения – для Царской Крови это было строго-настрого запрещено. Кровавым богам и непоколебимо верным воинам Царской Крови не требовалось иных женщин, кроме самой Царицы. Как – и зачем – ее верный слуга посмел причастить Крови женщину? На самом-то деле, конечно, такое несколько раз случалось, но всегда при неохотном попустительстве Царицы. Она даже родную сестру не взяла с собой. Даже дочерей.