И Рошаманд, и Бенедикт отличались красотой и статностью: их обоих выбрали для Причастия Кровью за физические совершенства. За многие века Рошаманд обратил дюжины красавчиков навроде Бенедикта, но ни один из них не остался с ним, не полюбил его так, как Бенедикт, не привязался к нему. Вспоминая времена, когда он прогнал Бенедикта от себя, Рошаманд внутренне содрогался и благодарил неведомое темное божество вампирского мира за то, что сумел потом отыскать Бенедикта и привести обратно.

Бенедикт шмыгал носом и время от времени глухо стонал, пытаясь взять себя в руки. Неподражаемая, очаровательная манера. Смертная душа его сформировалась в идеалах доброты, мягкости и истинной веры в добро – и он навсегда сохранил эту веру.

– Ну ладно, так-то лучше, – похвалил Рошаманд. – А теперь перескажи мне толком, что там было.

– Рош, ну ты же сам все видел – видел мыслеобразы. Наверняка ты перехватил их предсмертные мысли, картинки произошедшего.

– Это само собой, но сейчас я хочу знать, отчего они позволили застать себя врасплох, если их предупреждали. Их всех предостерегали.

– А что толку-то? Мы не знали, куда идти, что делать. А молодежи, сам знаешь, надо охотиться. Ты просто не помнишь, какая это мука. Не знаю, приходилось ли тебе испытывать такие страдания.

– Ой, да полно, – отмахнулся Рош. – Им говорили проваливать из Лондона, убираться из этой гостиницы, перебираться в глушь, в маленькие городки и деревушки. Бенджи Махмуд предостерегал их многие ночи подряд. Да ты сам – тоже их предостерегал.

– Между прочим, многие из них так и сделали, – печально отозвался Бенедикт. – Очень многие. Но мы уже слышали, что было дальше. Их всех выследили и сожгли на месте – в Котсуолде, в Бате, повсюду!

– Понятно.

– В самом деле? И тебе не все равно? – Бенедикт яростно вытер глаза. – А вот мне кажется – все равно. Ты совсем такой, как Бенджи Махмуд описывает старейших из нашего племени. Тебе плевать на всех! И всегда было на всех плевать!

Рошаманд отвернулся к сводчатому окну и задумчиво смотрел на темнеющий внизу густой лес, льнувший к нависающим над океаном утесами. Ни за что в мире он бы не открыл сейчас милому Бенедикту то, что думал на самом деле. Один из старейших племени, вот уж нечего сказать!

Бенедикт тем временем продолжал свой рассказ.

Минувшей ночью погибали не только молодые вампиры, но и вполне взрослые. Проснувшись, он обнаружил обгорелые останки двоих из их числа прямо в доме – и бросился предупреждать остальных. Надо скорее убираться!

– Тут-то и вспыхнули стены. Я хотел спасти их, ну хоть кого-то, хоть одного. Хоть как-то помочь. Но крыша тоже взорвалась – и я увидел, что все вокруг меня охвачены пламенем. А потом увидел… его… то существо, прямо перед собой. Какое-то гротескное, в лохмотьях – и словно бы тоже все в пламени. Но разве это возможно? Клянусь, оно все пылало огнем. Ну, я и взлетел поскорее, что мне еще оставалось.

Он снова разразился рыданиями, повалился на стол, уткнулся лицом в согнутый локоть.

– Ты поступил совершенно правильно, – заверил его Рошаманд. – Но ты уверен, что огонь исходил именно от того существа?

– Не знаю. По-моему, да. Оно было – как призрак. То есть вроде и тело… сплошные кости… и лохмотья эти, но мне почудилось… даже не знаю.

Рошаманд задумался. Кости и лохмотья в пламени. На самом деле в глубине души он вовсе не испытывал такого спокойствия, какое выказывал внешне. Все в нем так и бурлило от ярости. Бенедикт едва не погиб! Да и вообще вся эта история! Однако он слушал молча.

– Голос… – пролепетал Бенедикт. – Голос, он говорил такие странные вещи. Я сам его слышал две ночи назад. Он призывал меня делать то же самое. Я тебе уже рассказывал. Хотел, чтобы я убивал других – но я лишь посмеялся над ним. И всем рассказал, чего этот Голос хочет – найти кого-нибудь, кто выполнит за него грязную работу. Я их предупреждал! Многие прямо тогда и ушли, но, боюсь, они все тоже погибли, ушедшие. Боюсь, Голос нашел себе еще кого-то – и тот засел снаружи в засаде, поджидая. Но ведь про Париж – это же неправда? Они все говорили про Париж, но…

– Увы, про Париж – чистая правда, – ответил Рошаманд. – Однако массовые убийства прекратились. Кто-то – или что-то – вмешался и положил этому конец. Вампирам удалось сбежать. По-моему, я знаю, что там произошло.

Однако он замолк, так и не договорив. Нет смысла объяснять все Бенедикту. Да никогда и не было.

Рошаманд поднялся и принялся расхаживать по комнате, сложив перед собой узкие ладони, словно для молитвы. Медленным кругом обойдя старинную гостиную, он остановился за спиной у Бенедикта, ободряюще положил ему руку на голову, наклонился и поцеловал в макушку. Нежно провел большим пальцем по щеке юноши.

– Ничего, ничего, все хорошо, ты уже здесь, – пробормотал он и отошел к двойному сводчатому окну.

Рошаманд выстроил этот замок во французском готическом стиле уже давно, впервые приехав на север, в Англию, и до сих пор любил эти высокие узкие арки. Замысловатая и изысканная архитектура времен зарождения готики завораживала его, восхищала до глубины души. Даже сейчас ему ничего не стоило расплакаться от восторга в каком-нибудь огромном соборе.

Бенедикт и не представлял, как часто Рошаманд отправлялся в одиночестве побродить по соборам Рейна, Отена или Шартра. Многое в жизни можно было разделить с Бенедиктом – многое, но не все. Каждый раз, оказавшись в церкви, он переживал кризис поистине космических масштабов – и заливался горючими слезами, оплакивая утрату веры.

Лестат – рассеянно подумалось вдруг Рошаманду – знаменитый принц Лестат его понял бы. Лестат, поклонявшийся одной лишь красоте. С другой-то стороны, влюбляться издалека в знаменитостей вроде Лестата и воображать, что они-то стали бы тебе идеальными спутниками – дело нехитрое.

Более поздние пристройки к этому замку Рош выполнил уже в стиле высокой готики. Приятно было наблюдать, как смертные, изредка переступавшие порог его жилища, от восхищения теряли дар речи.

Он терпеть не мог, когда его здесь беспокоили! Надо полагать, другие бессмертные, устраивающие себе личные заповедные уголки, святилища, где надеются обрести мир и покой, тоже такого не выносят.

Никакой модернизацией здесь и не пахло. Замок, все такой же холодный и неприветливый, как и пятьсот лет назад, словно бы вырастал из скалистых утесов на Западном побережье неприступного и неукротимого острова.

Лет двадцать назад, правда, Рош установил на речке, что текла по глубокому ущелью под замком, электрогенераторы, устроил хранилище для топлива, а заодно чуть углубил восточную гавань и приспособил ее для современных яхт – однако электричество в замке приберегалось для телевизоров и компьютеров, но не для обогрева или освещения. Именно компьютеры и доносили до Роша самые свежие новости о творящемся вокруг безумии. Компьютеры, а не телепатические голоса – от них он давным-давно уже научился отключаться. Нет, Бенджи Махмуд убедил его: времена изменились.

А ведь ему-то хотелось, чтобы все оставалось как прежде!

На острове не было ни единой живой души, кроме них двоих, да еще живущей дальше по ущелью семьи старика-смотрителя: он сам, его жена да бедная слабоумная дочка. Старик смотрел за резервуарами с топливом и генераторами, а вдобавок днем прибирался в замке. Платили ему щедро. Еще он присматривал за моторной яхтой Роша – большой мощной яхтой, с которой Рош без труда управлялся на море и в одиночку. От ближайшей земли остров отделяло сорок миль. Рошаманда это совершенно устраивало.

Правда, однажды его жилище посетила сама великая Маарет. Дело было еще в девятнадцатом веке. Она внезапно появилась у крепостной стены – одинокая фигурка в тяжелом шерстяном балахоне, учтиво выжидающая позволения войти.

Они сыграли в шахматы и побеседовали. А затем Маарет ушла своей дорогой. Первое Поколение и Царская Кровь больше ничего не значили для них обоих. Однако от встречи с Маарет у Роша осталось впечатление небывалой силы и мудрости – да-да, мудрости, хоть ему и не хотелось этого признавать. Несмотря на настороженность и неприятное осознание, что ее таланты и силы многократно превосходят его собственные, он восхищался ею.