Я кивнул. Примерно так я себе все и представлял. Да уж, Бенедикт для такого дела был наихудшим помощником. Но ни он, ни Рошаманд не были дурными от природы. Таков уж великий закон природы: самые заурядные посредственности и искренне желающие добра бездарности способны легко и крайне эффективно погубить того, кто во много раз превосходит их величием души.

Но умерило ли это соображение мой гнев? Настроило ли на снисходительный лад? Нет и нет! Маарет умерла постыдной смертью – и я буквально клокотал от ярости: с тех самых пор, как увидел пожарище в Амазонии и обгорелые останки. Великая Маарет! Однако пока мне приходилось подавлять обуревавшие меня чувства.

Настала короткая пауза. Голос не преминул напомнить мне, чтобы я наслаждался этим коротким тет-а-тетом с моим ненаглядным сыночком, больше случая, мол, уже не представится. Однако угроза прозвучала неубедительно, как-то жалко и вполсилы.

Виктор начал расспрашивать меня, что происходило тут – и едва он заговорил, Голос примолк.

Не очень-то хотелось сознаваться ему, что я тут сделал, но куда деваться – Роуз все видела, так что пришлось рассказать.

– Мы, вампиры, как бы давно ни жили на свете, отчасти остаемся людьми, – промолвил я. – А мало кто из простых смертных способен, не дрогнув, глядеть, как отрубают руку или ногу. Это был лучший способ парализовать его, в один-два удара полностью изменить расклад сил. Честно говоря, я сильно подозреваю, что большинство вампиров не способны сделать такое на холодную голову, не в боевом угаре, там-то мы все – мясники, отчаянно рубящиеся за жизнь. Иначе ситуация стала бы патовой. Конечно, риск был, но мне пришлось на него пойти. Сумей Рош сбежать…

– Я все понимаю, – заверил Виктор.

Он был всецело согласен со мной и не хотел играть никакой роли в затеянной Голосом игре.

Я знал, что Голос внимательно слушает нас. Не могу сказать, откуда я это знал, но знал твердо – и чувствовал, насколько он поглощен нашей беседой.

Мы с Виктором проговорили еще долго. Он рассказывал мне, как учился в Оксфорде, а потом в Италии – и как полюбил Роуз.

Они очень, очень подходили друг другу, Роуз и Виктор. Роуз расцвела, стала настоящей красавицей, и дело не только в изящном сложении и сочетании черных волос и голубых глаз. Печать тайны на прелестном лице поднимала ее от уровня обычной красоты в совершенно иные сферы, полные соблазна. Однако в ней чувствовалась уязвимость, поразившая Виктора до глубины души. Роуз была травмирована, надломлена, и Виктору не хватало жизненного опыта, чтобы постичь то, что она пережила. Возможно, от этого его еще сильнее тянуло к ней, неудержимо хотелось всегда быть с ней рядом, оберегать ее, стать с ней единым целым.

Я лишь диву давался, что именно ей суждено было стать той смертной, которую он полюбит. Он, мой единственный сын! Я пытался оградить ее от меня самого и моих тайн. Но все тщетно. Мне следовало с самого начала осознать, что ничего не выйдет. Последние два года я из самых лучших побуждений держался в стороне от нее, думая, что лучше ей справляться с трудностями этого мира самой, без моей помощи. И что же? Она едва не погибла – однако в результате оказалась в объятиях моего сына. Я знал, как и почему так получилось – но все равно не переставал поражаться.

И еще я знал, чего хочет Виктор теперь. Знал, чего хочет Роуз. Эти Ромео с Джульеттой, полные жизни и огня, мечтали о смерти, уверенные, что в смерти родятся заново.

Роуз сидела, притулившись к Виктору, в большом кожаном кресле. Он нежно обнимал ее. Лицо девушки побледнело от усталости, казалось, она вот-вот лишится чувств. Ей явно требовался отдых.

Но мне надо было еще кое-что им сказать. К чему тянуть?

Я поднялся и потянулся. Голос словно бы безмолвно поторапливал меня, но чепуху не молол. Подойдя к каминной полке, я положил на нее руки и уставился на пляшущее газовое пламя.

До рассвета оставалось уже недолго.

Приличия ради я попытался представить, какой может стать жизнь этой парочки, если мы откажем им в Темном Даре. Но тут и думать было нечего. Совершенно нечего. Как бы я смог жить дальше с таким решением на совести? Да и им бы наверняка не хватило бы ни душевных, ни умственных сил оправиться после такого отказа.

И все же я был просто обязан все взвесить и хорошенько обдумать. Вот и взвесил. Я знал, как страдает Роуз, как винит себя за все обрушившиеся на нее несчастья – хотя ее вины в том не было никакой. Знал, как страстно они с Виктором любят друг друга. Эта связь будет придавать обоим сил еще много веков – а ведь теперь мне надлежало думать обо всем нашем племени по-новому. Хватит считать, будто мы прокляты – мы никогда не были прокляты! Довольно самоугрызений и отвращения к себе. Довольно бесцельно барахтаться в океане вины, безысходности и тщетной борьбы со своей природой! Теперь я должен видеть нас так, как нас видят два этих юных создания – живым и восхитительным народом, к которому они мечтают присоединиться.

Словом, пора мне всерьез пересмотреть свои взгляды на собственную мою природу, природу, что я разделяю со всеми Бессмертными.

Я повернулся к Роуз и Виктору.

Роуз встрепенулась. Оба они глядели на меня без отчаяния, но с тихим доверчивым смирением.

– Что ж, ладно, – произнес я. – Если вы желаете принять Темный Дар, быть по сему. Я не против. Нет. Я лишь попрошу, чтобы тот, кто даст его вам, был искусен в этом мастерстве. Если Мариус согласится, то выбор мой падет на него – он непревзойден в этом деле и передает кровь своим отпрыскам много раз, снова и снова, добиваясь тем самым почти совершенства.

В ту же секунду, едва стоило Роуз и Виктору в потрясенной тишине осознать все значение моих слов, с ними обоими произошла невыразимая перемена. Я видел, что у Виктора рвется с языка множество вопросов, но по лицу Роуз разлилось выражение безмолвного достоинства – впервые за все это время. Она снова стала прежней Роуз: Роуз, знающей, что такое счастье, а не дрожащей измученной малюткой, поддержкой которой последние несколько месяцев служит лишь хрупкая и отчаянная вера.

– Мариус подходит и по другим причинам, – продолжил я. – Ему две тысячи лет, и он очень силен. Конечно, найдутся и те, кто гораздо сильнее его, но их кровь обрела почти чудовищное могущество, а его лучше постигать со временем. Поверьте мне, я знаю, о чем говорю, ведь я пил Кровь Великой Матери и обрел гораздо больше силы, чем стоило бы. – Я помолчал. – Да, пусть это будет Мариус. А старшие могут поделиться с вами кровью потом, таким образом вы получите толику их силы, что будет великим даром уже само по себе.

Эти мои соображения, похоже, глубоко впечатлили Виктора. Я видел, как трудно было ему возразить мне.

– Но, отец, всю свою жизнь я любил Фарида, а Фарид создан сыном Акаши.

– Да, Виктор, – согласился я. – Это правда, но когда Фарид получил кровь Сета, ему было уже сорок пять лет. Ты же еще совсем мальчик, а Роуз юная девушка. Примите же мой совет, хоть я и не настаиваю на нем. Если хотите, можно отложить решение на завтра, и тогда уже в любой момент совершить сам обряд.

Виктор поднялся на ноги. Роуз встала рядом с ним – прямая, уверенная.

– Спасибо, отец!

– Рассвет уже совсем скоро. Вы должны укрыться в подвале.

– Но зачем? Зачем нам теперь прятаться в подвале? – Виктору эта идея пришлась явно не по вкусу.

– Так безопасней всего. Вы же не знаете, что там еще мог натворить Голос.

– Что правда, то правда, – Голос у меня в голове зашелся визгливым смехом.

– Он вполне мог поработить еще каких-нибудь вампиров и заставить их отправить за вами смертных, – сказал я. – Поэтому я хочу, чтобы вы до рассвета отсиживались в укрытии. В этом доме огромный штат охранников-смертных, что очень хорошо, но лучше перестраховаться. Пожалуйста, сделайте, как я прошу. Я же тем временем останусь тут, в этой комнате, тут уже все устроено. Мы очень скоро снова увидимся.

На прощание я прижал обоих к груди в долгом объятии, и они ушли.