— Красотища-то какая! Лепота! — нараспев произнес я, — эй, Мильтен! Начнем, что ли?
— Пожалуй! — неуверенно произнес он.
Я взобрался на вершину магической горы, достал «Уризель» и воткнул его в руду на длину всего клинка. Это было не так-то легко, как произносится. Попробуйте втолкнуть обыкновенный лом в кучу каменного угля! Хотя бы на половину длины… попробовали? То-то!
— Читай, Паганини! — сказал я, держась за рукоять обеими руками и, таким образом, создавая «контур обмена энергиями».
Мильтен раскрыл свиток, наморщил лоб и стал старательно читать заклинание. Я настолько был напряжен, что его не запомнил, так что придется вам поверить мне на слово. Эта штука сработала! Меня внезапно окутало сияющее облако, и я почувствовал, как из рукояти меча через мои руки, тело и ноги уходит обратно в гору магическая энергия. Огромная по своей силе, но хоть не причиняющая мне значительных неудобств. Магия — это не электричество. Иначе я бы уже колотился под напряжением. Правильно говорил мне Сатурас: «Человеческое тело — проводник для любого вида энергии». Он даже сам не знал, насколько был прав!
В глазах у меня становилось все темнее, руки уже начинали дрожать, но не от беспорядочных нервных импульсов, а от той мощи, что текла через них. Тут Мильтен чистым ясным голосом произнес последнее слово заклинания, и все завершилось. Я снова обрел способность видеть, слышать и материться. Выстроив замысловатую речевую конструкцию, потащил на себя меч… и едва не сел на задницу от восторга. Вокруг всего благородного клинка распространялось едва заметное глазу сияние, а сам он гудел (могу поклясться!), как маленький трансформатор.
— Мильтен, получилось! — хриплым голосом воскликнул я, но мне никто не ответил, разделяя мой восторг.
Я обернулся и посмотрел на Мага Огня. Он стоял с застывшим лицом и смотрел куда-то вверх. Я тоже переместил туда свой взгляд и увидал страшную по своей безысходности картину. У верхней решетки стояли все шестеро Магов Воды и горестно смотрели на гору руды, потерявшую всякую силу. Внезапно взгляд Сатураса зацепился за меня, и старик негодующе схватился за сердце. Нитроглицерина у меня с собой не было, поэтому я тихонько произнес:
— Как смываться будем, Мильтен?
— Будет лучше всего, если ты воспользуешься руной переноса! — ответил он.
— А как же ты?
— За меня не беспокойся. Я что-нибудь придумаю. Скажу, например, что ты меня заставил. Давай, смывайся отсюда поскорее!
Повторять не было необходимости. Я уже слышал топот ног Наемников по каменному полу коридора. Схватив руну переноса, убедился, что она не голубого цвета (к Магам Воды), и прочел заклинание. Как все вовремя! И как все не вовремя! Я очутился в совершенно незнакомой обстановке: помещение вокруг меня заполняли магические и алхимические столы, всяческого рода химические приборы. Под ногами располагалась пентаграмма, а по бокам ее стояло несколько вооруженных Стражников под командованием знакомого мне типа. Типа звали Бартоло. Выражаясь военным языком, он был заместителем Гомеза по тылу. То есть интендантом. Какого черта он сюда приперся?
— Я так и думал, что кто-нибудь отыщет руну перехода и воспользуется ей! — прошипел Бартоло, — ну-ка, ребята, взять его!
Ага! У парня проблемы с башкой! Еще один «писарь Яшка», мечтающий о карьере командира эскадрильи бипланов имени Поликарпова!
— Ну, возьмете меня вы! — процедил я, вытаскивая «Уризель», — и чего делать будете дальше?
— А ничего! — заржал Бартоло, — в отличие от бунтаря Стоуна, ты нам не нужен. Порубим на куски! Вперед, ребята!
Ребят я, конечно, дожидаться не стал. Прыгнул вперед и двумя ударами меча свалил двоих Стражников. Боковым ударом пропорол грудь еще одному и схватился с подлецом интендантом. К моему удивлению, он оказался неплохим бойцом, но в этот вечер мне противостоять не мог никто. Я быстро выбил у него отличный меч и принялся топтать мерзавца ногами.
— Вот тебе за убитых Магов Огня, сволочь! — приговаривал хрипло я, — вот тебе за твои непомерные амбиции, вот тебе за бархатный язык, вот тебе за разбавленную сметану!!!
— Чего? — удивился Бартоло, умирая.
— А ничего. Обмишулился я со сметаной! Вот тебе за сладкую морду!
Я пнул еще несколько раз мертвое тело и обшарил лежащие трупы. Между прочим, эти скоты даже не предали тела Магов Священному Огню. Тела мертвых Магов лежали здесь же. От них шел душок, но желание ознакомиться с содержимым их карманов оказалось сильнее. По всей видимости, Гомез запретил своим бойцам мародерствовать, так как кое-чем я все-таки поживился. В меньшей степени, нежели рассчитывал, но… стоп!
Наверх, прыгая через две ступеньки, влетел раздосадованный Палач и крикнул:
— Эй, меня подождите! Я сам хочу убить его!
— Твое желание исполнилось, сынок, — нежно сказал я, — иди сюда!
Могу поклясться, что он испугался. Я ведь стоял весь залитый кровью и мрачно ухмылялся, точно щербатая старуха-смерть, только что направившая свою косу. У моих ног валялось четыре трупа его сотоварищей, и у него против меня не было ни одного шанса.
— Зря тебя тогда в Стражники приняли! — тихо сказал он, вытаскивая меч.
— Конечно, зря. Я ведь здесь вас всех и убью! Отпускаю тебе грехи, сын мой! Прими, Иннос, душу этого заблудившегося глиста. Не в тот кишечник он заполз…
Одновременно с последним словом я взмахнул мечом. Неплохой клинок Палача сияющее лезвие «Уризеля» разрубило надвое и на излете смахнуло голову несчастному Стражнику. Забывшему древнюю мудрость: «не спеши, а то успеешь». Тщательно вытерев свой меч о красивый наряд покойника Бартоло, я спустился на первый этаж здания, некогда бывшее святыней Старого Лагеря. Осторожно выглянув во внутренний двор Замка, ваш покорный слуга замер в недоумении. Может, плюнуть на все и тикать к Ксардасу? Пусть эти засранцы медленно подыхают от голода. Лишившись почти двух десятков солдат, Гомез обрек себя на прозябание внутри Старого Лагеря. Силы на оборону у него пока оставались, да и то — я убил четверых Стражников сегодня. А для тех полутора десятков, что по моим расчетам у него оставалось, это очень много.
Так. На чем я остановился? Внутренний двор был пустынен, лишь у дома Гомеза топталось несколько человек в доспехах Старших Стражников. Улыбнувшись такой удаче, я выбрал удобное место для засады и достал арбалет. Ох, и проклинали сейчас они Скорпио, научившего меня сложной науке обращения с самострелами! Троих Стражников я снял, а четвертому удалось забежать в дом. Я вышел из-за своего укрытия и склонился над распростертыми телами Торреза и Родригеза. Невероятно! Мне посчастливилось стать обладателем громадного количества эликсиров и заклинаний! Настолько громадного, что даже не стал пересчитывать, а просто поместил магический рюкзак Торреза внутрь своего и… отпрыгнул в сторону, выхватывая меч.
— Где он? — раздался гневный голос Равена, — где эта сволочь?
— Это еще надо подумать, кто из нас большая сволочь! — рявкнул я, появляясь из-за угла.
— Ах, вот ты где! Предатель!
Я швырнул в него файерболл и прошипел:
— Никто вас, гандонов, не предавал! Параноики хреновы! Куда Стоуна дели?
— Дался тебе этот Стоун! — ответил Равен, кривясь от ожогов, — в тюрьме сидит!
— А за что?
— Ни за что! Отказался мечи ковать для Гомеза. Протестует против смерти Магов Огня, глупец! Но ничего, мы его сломим!
— Не надорвитесь ломать! Лови лучше плюху!
Он едва успел отбить мой удар, но сила его была такова, что Равена отбросило на несколько шагов. Я засмеялся:
— Ну! И что ты там ломать собрался? Собственный хрен, да и то сдуру! Иди сюда, Ворон!
— Я не Ворон, я — Равен! — ответил мой противник, кривясь от боли.
Мне в голову внезапно ворвалась мысль, идиотская, но стремительная. И, повинуясь ей, я перевернул занесенный для удара меч плашмя. Пятнадцатифунтовый «Уризель» звучно шлепнул Равена по потной роже и отправил его в глубокий нокаут. Бегло осмотрев поверженного врага, я решил, что если он и очнется, то не раньше завтрашнего утра. Может быть, стоило бы его прикончить? Но принять такое решение мне помешал Шрам — один из телохранителей Гомеза. Он стремительно выскочил из казармы, находящейся практически напротив места нашего с Равеном сражения, и бросился на меня. По всей вероятности, он переместился из покоев Гомеза по верхней галерее и планировал напасть на меня со спины. Насколько я знал характер местной публики, это было вполне в духе Гомеза.
