Наконец 13 нивоза, 2 января, после недели, отданной любви, Жозефина, на время расставшись с Ипполитом в Эссоне, вернулась на улицу Шантрен, только накануне переименованную в улицу Победы в честь ее мужа.

Бонапарт принял ее плохо. Объяснения, придуманные женой с целью оправдать свое опоздание, отнюдь не успокоили его. Он чувствует опасность. Явившись на улицу Шантрен, он выказал крайнее неудовольствие. Жозефина еще из Италии написала Кальмеле: «Я хочу, чтобы мой дом был обставлен с предельной элегантностью». Ее послушались. Братья Жакоб дали себе волю, и расходы превысили 300 000 ливров. Наполеон скажет позднее: «Все было по последней моде и сделано на заказ». Спальня на втором этаже превратилась в шатер, обтянутый тканями в полоску и обставленный креслами в виде барабанов. Постели в «античном вкусе» выдвигались и убирались с помощью хитроумных пружин. В комнатах первого этажа Жозефина решила разместить полученные в Италии подарки и сделать одну из них «кабинетом генерала». Разве мужу ее не нужно теперь обрамление, достойное его славы?

Размолвка из-за дорогостоящей отделки дома оказалась тем более трудно переносимой, что рядом не было Ипполита, и 3 января Жозефина в дурном расположении духа отправилась к десяти часам вечера на празднество к Талейрану. На четвертый раз садовник Мюллер привез свои цветочные кусты не напрасно, гости получили приглашения, и гостиные благоухали амброй. Гром аплодисментов встретил Барраса, когда он при полном параде устремился навстречу Бонапарту, появившемуся в зеленом мундире члена Института, куда он только что был принят, и сопровождаемому юной Гортензией и героиней празднества Жозефиной в желтой с черной строчкой тунике и раззолоченной шапочке под «венецианского дожа». Быть может, она заметила, что этот головной убор вызвал кой у кого улыбку, а чтобы привести элегантную женщину в отвратительное настроение, большего, как известно, и не требуется. Дамы — тогда уже начали избегать слова «гражданки» — выстроились двумя шеренгами, словно встречая государей. Жозефина, как она ни печальна, обращается к каждому с такой благожелательностью, что это замечает любой, кто к ней приближается. Бонапарт держит под руку турецкого посла и, увидев свою давнюю и хорошенькую приятельницу г-жу Пермон в платье из белого крепа, бросает дипломату несколько слов. Представитель Оттоманской порты широко раскрывает удивленные глаза.

— Я сказал ему, что вы греческого происхождения, — поясняет генерал г-же Пермон, пожимая ей руку.

После этой банальности будущая герцогиня д'Абрантес и ее мать немедленно становятся предметом всеобщего внимания. Можно подумать, что вернулись времена Версаля.

Г-жа де Сталь, жаждущая занять место в обществе, подносит победителю лавровую ветвь.

— Ее следует оставить музам, — холодно парирует Бонапарт. Этот синий чулок, сочинивший «Коринну», явно его раздражает. Она настаивает:

— Генерал, какую женщину вы любите больше всего?

— Свою жену.

— Это ясно, но какую вы больше всего уважаете?

— Ту, которая лучше всего умеет вести дом.

— Опять-таки понятно. Но кто же для вас первая из женщин?

— Та, что родила больше всего детей, И, повернувшись на каблуках, генерал отходит от растерянной писательницы.

— Ваш великий человек отличается странностями, — говорит она Арно.

Вскоре она умножит собой ряды врагов Бонапарта. А их, разумеется, предостаточно. «Этот Скарамуш^[164] с лицом цвета серы обязан своим успехом лишь возбужденному им любопытству, — напишет на другой день Малле дю Пан^[165]. — Он человек конченый, решительно конченый!»

Он ошибся всего лишь лет на пятнадцать с гаком.

В одиннадцать бал прерывается, и дамы садятся за стол, а мужчины прислуживают им. Позади Жозефины стоит Талейран. Он поднимает бокал с шампанским:

— За гражданку, носящую самое любимое славой имя!

Аплодисменты. Они раздадутся вновь, когда знаменитый Лаис^[166] пропоет стихи Деприе:

Для упрочения этого счастья Жозефина каждый день отправляется на улицу Фобур-Сен-Жермен, 100, где живет Луи Боден. Там — Бодены не могут ей в этом отказать — креолка находит своего драгоценного Ипполита.

В объятиях своего паяца Жозефина говорит не только о любви. У легкомысленной креолки есть долги, ей остро нужны деньги. Бонапарт, разумеется, не поймет, зачем его жене сотни тысяч франков на туалеты. Поэтому она занимает 400 000 франков у Бото и пытается выхлопотать через него для компании Боден поставки для Итальянской армии. Вскоре предаваться любви с Ипполитом и вести свои дела ей становится тем легче, что Бонапарт уезжает из Парижа в инспекционную поездку по Северу ввиду возможного вторжения в Англию.

Он уже скучает.

Фимиам, которым кадят ему прямо в лицо парижане, не опьянил его. Клики, которыми публика приветствует его появление в театре, стесняют Бонапарта. Он рано избавился от иллюзий, в чем и признается Бурьену^[167]:

— В Париже ничего надолго не запоминают. Я погиб, если буду сидеть без дела. В этом гигантском Вавилоне одна знаменитость тут же уступает место другой; стоит мне трижды не появиться в театре, как на меня никто больше и не посмотрит; поэтому я стараюсь ходить туда не слишком часто.

Жозефина вместе с его бриеннским соучеником пытается урезонить мужа. «Разве не приятно видеть, как сограждане толпой стекаются ему навстречу?»

— Ба, отправляйся я на эшафот, люди так же сбегались бы поглазеть на меня!

29 января он признается тому, кто станет его секретарем:

— Бурьен, я не хочу оставаться тут: здесь нечего делать. Они не хотят ничего слышать. Я вижу, что, оставшись, вскоре пойду ко дну. Здесь все быстро снашивается, у меня уже нет славы: в нашей маленькой Европе много ее не добудешь. Надо ехать на Восток: великая слава приходит только оттуда. Но прежде я хочу объехать побережье и самолично удостовериться, что можно предпринять. Я возьму с собой вас, Данна и Сулковского^[168]. Если успех высадки в Англии покажется мне сомнительным, чего я сильно опасаюсь, армия, предназначенная для Англии, станет Восточной армией, и я отправлюсь в Египет.

Египет! Слово произнесено. Но прежде чем убедить Директорию, что Лондон находится на берегах Нила^[169], нужно было сделать вид, будто он инспектирует армию вторжения в Англию.

Те десять дней непогожего плювиоза, что ее муж мотается между Булонью и Антверпеном, Жозефина проводит с Шарлем за решетками частных загородных домиков, гуляет с ним, невзирая на холод, и переживает опьяняющие минуты на улице Сент-Оноре, не забывая при этом надоедать Бото в интересах компании Боден. Она клянчит и требует, изводя Барраса, которому пишет 21 февраля: «До свиданья, любезный друг, я нежно обнимаю и люблю вас…» Прежний любовник должен подставить плечо новому.

1 5 февраля она уже может послать своему дорогому Ипполиту такой победный бюллетень: «27 число, 11 вечера. — Баррас поручил Бото, с которым я недавно виделась, передать мне, что дело гражданина Бодена подвигается, что военный министр рассказал Баррасу о моей заинтересованности и что последний воспользовался этой возможностью покончить с вопросом. Баррас попросил меня также навестить его завтра утром».