Андре Кастело
Жозефина. Книга первая. Виконтесса, гражданка, генеральша
Историческое эссе
Другу моему Марселю Жюллиану
А. К.
Книга первая. Виконтесса, гражданка, генеральша
Это была настоящая женщина…
Наполеон
Когда Жозефину звали Роза
Однажды утром в царствование Людовика XVI карибская ворожея Элиама из Труаз-Иле[1] на Мартинике увидела, как в ее табуи, хижину, оплетенную бугенвилиями и жасмином в цвету и расположенную в устье речки Крок-Сури, входят две юные креолки. Одну из посетительниц ворожея хорошо знала: это была дочь г-на Таше де Ла Пажри, чья плантация находилась по соседству.
Девушку звали Роза.
Другая, ее дальняя родственница и подруга по пансиону, носила имя дю Бюк де Риверни. Маскируя смехом волнение, девушки объяснили цель своего прихода — им хочется знать, какое будущее их ждет. Карибка взяла руку Эме, всмотрелась в ладонь и объявила:
— Будет день, когда ты станешь королевой. Действительно, через некоторое время судно, на котором плыла Эме дю Бюк, было захвачено турецкими корсарами. Проданная в рабство в Алжир, девушка была отправлена старым деем[2] в дар султану Селиму III[3], и повелитель правоверных сделал ее своей фавориткой. Так «Французская султанша», султан-валиде, то есть «первая во дворце», стала матерью Махмуда III[4].
Затем Элиама долго вглядывалась в дрожащую руку, протянутую ей м-ль де Ла Пажри. Наконец подняла голову, с восхищением посмотрела на девушку и тихо сказала:
— Ты скоро выйдешь замуж, этот брак не будет счастливым, ты овдовеешь и тогда…
Несколько секунд Роза слышала биение своего сердца, потом ворожея договорила:
— И тогда ты станешь больше чем королевой[5].
Роза Таше де Ла Пажри после первого неудачного брака станет Жозефиной, женщиной со сказочной судьбой, королевой Италии и императрицей Франции, раскинувшейся от Бреста до Варшавы и от Гамбурга до Рима. Под власть ее второго мужа, первого императора французов, попадут также Рейнский Союз[6], Швейцария, королевство Неаполитанское, Испания и Португалия; дочь ее[7] будет королевой Голландской, сын[8] — вице-королем Италии; один из ее внуков станет Наполеоном III[9], а шестеро остальных внуков и внучек[10] вступят в брак с королевой Португалии, наследным принцем шведским и норвежским, императором Бразилии, принцем Гогенцоллерном, русской великой княжной Марией Николаевной и графом Вюртембергским. Сегодня кровь Жозефины течет в жилах почти всех коронованных и владетельных семей Европы.
Больше чем королевой…
* * *
Самая необычная судьба в истории берет начало в двух шагах от Труаз-Иле, в меланхолической долине, оживляемой необычной симфонией всех оттенков зеленого вперемешку с желтыми, розовыми и пурпурными цветами, — на плантации Пажри.
Сегодня там отрыты развалины сахарного завода, восстановлены стены кухни и комнаты отдыха г-жи де Ла Пажри, создан[11] маленький музей, где взгляд первым делом привлекает кровать, которая, как утверждают, принадлежала Жозефине, кровать красного дерева, на которой — я живо представляю себе это — мечтала маленькая креолочка с Наветренных островов[12], кому ее муж, именовавшийся Наполеоном, позже напишет:
«Не было дня, чтобы я не любил тебя. Не было ночи, чтобы я не сжимал тебя в объятиях. Я не выпил чашки чая без того, чтобы не проклинать славу и честолюбие, которые удерживают меня вдали от души моей жизни».
Как и она, он родился на острове, и, когда был зачат, Корсика принадлежала еще Генуе[13]. Точно так же Мартиника, отнятая Британией у Людовика XV в начале 17 62, была возвращена Франции во исполнение Парижского трактата[14] только 14 июня 17 63, за девять дней до рождения Жозефины.
Маленькая церквушка с деревянной колокольней, отреставрированная в 18 91 после сильно разрушившего ее циклона, существует в Труаз-Иле и поныне; в ней, под все тем же сводом, похожим на перевернутый корпус корабля и украшенным хрустальными люстрами, в той самой купели, где вот уже двести лет крестят детей, появляющихся на свет в Труаз-Иле, прекрасным июльским утром 1763 капуцин брат Эмманюэль окрестил дочь соседнего плантатора, родившуюся 23 июня в Пажри. Вернувшись к себе в дом, высящийся в двухстах метрах от расколотой землетрясением башни, капуцин, он же местный кюре, начертал следующие строки:
«Сего июля двадцать седьмого дня 1763 я окрестил девочку пяти недель от роду, рожденную в законном браке от мессира Жозефа Гаспара де Таше, кавалера, владельца Пажри, лейтенанта артиллерии в отставке, и госпожи Мари Розы де Верже де Сануа, отца и матери означенного младенца.
Ребенок был наречен Мари. Жозефа Роза своими нижеподписавшимися крестными отцом и матерью — мессиром Жозефом де Вержи, кавалером, владельцем Сануа, и госпожой Мари Франсуазой де ла Шевальри де Ла Пажри.
Подписано: Таше де Ла Пажри де Сануа, ла Шевальри де Ла Пажри и брат Эмманюэль, капуцин и кюре».
Запись не скреплена подписью самой взволнованной из немногих собравшихся. Речь идет о рабыне Марион, дородной черной кормилице, по-местному «да», которая вот уже пять недель щедро выкармливала своим молоком господскую дочку. В цветастом платье, в рубашке с короткими сквозными рукавами и с «кюок», золотыми кольцами в ушах, она гордо несла в тот день на руках маленькую новорожденную.
В той же церкви крестили и мать будущей Жозефины Розу Клер де Верже де Сануа из старинной семьи уроженцев Бри[15], осевшей на Антилах в 1644; там же 9 ноября 1761 она обвенчалась с Жозефом Гаспаром де Таше, владельцем Пажри, родившимся 5 июля 1735 в Карбе; на том же месте высадился, кажется, Христофор Колумб, полагая, что достиг Индии. Туда же вернется на покой Роза Клер, став тещей императора французов. Семья Таше, приехавшая на Мартинику из Блезуа[16] в 1726, была, конечно, не столь старинного происхождения, как Верже де Сануа, но происходила по женской линии от прославленного Пьера де Белена[17], сеньера д'Эснамбюк, который в начале XVII века утвердил французское знамя на Антилах.
Г-н Таше де Ла Пажри мало занимался своей плантацией, располагавшей 150 рабами и относившейся, следовательно, к числу довольно крупных. Еще сегодня в уцелевшем архиве Пажри можно прочесть имена рабов, принадлежавших отцу Розы: Фазан, Манон, Теодюль, Аполино, Доротея… В 1807, когда скончалась мать императрицы, Пажри, насчитывавшая 165 рабов, 28 мулов, 5 лошадей, 20 коров, 4 6 овец и занимавшая примерно ту же площадь, что и в 17 63, оценивалась в 600 000, точнее, в 580 345 франков — сумму, которую сегодня следует упятерить.