Когда именно молодая женщина вступила в гарем Барраса, состоявший из новых, будущих и прежних его любовниц? Историки расходятся во мнениях на этот счет. Одни считают, что аппетитная вдовушка вошла в число подружек «генерала» с октября 17 94, другие — что зимой или весной 17 95. Согласно Андре Гавоти, а он лучше всех знает проблему, связь началась лишь на другой день после Вандемьера^[87]. Не будем становиться ни на чью позицию. Если бы такой вопрос задали впоследствии обоим наиболее заинтересованным лицам, они, пожалуй, и сами не ответили бы на него. Для Поля де Барраса и Розы де Богарне телесная близость в контексте прочих похождений была не настолько уж важна, чтобы запоминать связанные с ней даты. Как позднее выразится Баррас, «г-жа де Богарне принадлежала к свите дам, составлявших компанию Тальену и мне».

К свите!..

А принадлежать к свите короля казнокрадов означало для Розы возможность расширить свои «дела». Речь теперь шла уже не о голове сахара или паре чулок! У г-жи де Богарне более широкие виды. Робер Ленде упоминает, что однажды к нему явился Уврар и предложил сто тысяч франков за контракт на военные поставки. Будущий министр финансов Директории, а тогда член Комитета общественного спасения закричал:

— Выйдите, сударь, или я вышвырну вас в окно!

— Не могу предложить вам больше, — невозмутимо отозвался банкир. — Баррасу и госпоже де Богарне я даю столько же.

Благодаря своим «делам», Роза 17 августа 17 95 может позволить себе расход явно не по средствам. В этот день она снимает у Жюли Карро, бывшей Луизы Жюли Тальма, принадлежащий этой девице легкого поведения небольшой особняк, расположенный неподалеку от шоссе д'Антен и предместья Монмартр, — дом N 6 по улице Шантрен[88], которую назвали так потому, что когда-то там квакали лягушки^[89]. Это было очень уютное жилище, восхитительная прихоть особы, состоящей на содержании, — м-ль Карро состояла на нем у виконта де Сегюра. Решетчатые ворота между двумя домами — особняками д'Аржансон и де Сен-Шаман — позволяли по узкой аллее длиной в 90 метров, обсаженной липами, добраться до маленького дворика-сада[90]. У входа в него располагались два флигелька — конюшня, где помещалась пара вороных, и каретник, где стоял экипаж, полученный от Республики. Посреди красивых деревьев, производивших впечатление парка, возвышалась осуществленная мечта — небольшое зданьице в четыре окна по главному, увенчанному аттиком фасаду и примыкающая к дому ротонда, откуда через высокие застекленные двери можно было попасть в сад. В полуподвале помещались кухни и погреба, на втором этаже комнаты повара Галлио, горничной Луизы — она заменила Агату Компуэн — и гражданина Гонтье, дворника и слуги одновременно.

На высоком первом этаже, куда входили через крыльцо с несколькими ступенями, располагались прихожая, обставленная дубовым буфетом, шкафом и стенным умывальником; маленькая гостиная, служившая также столовой и потому меблированная стульями красного дерева с черными сиденьями и круглым столом с откидными краями, У стены — две опирающиеся на нее консоли с мраморной отделкой. На других стенах эстампы, обрамляющие стенные шкафы, которые тоже остеклили и в которых поблескивает теперь серебряная посуда. Ротонда приспособлена под будуар. Там красуется фортепьяно, но комната служит, прежде всего, туалетной. В ней множество зеркал — висячих и трюмо, что позволяет Розе любоваться собой во всех ракурсах, а это, наверное, было красивое зрелище. Четвертая, и последняя, комната — спальня. Она меблирована заново. Г-жа де Богарне купила новые кресла с «запрокинутыми спинками», которые обтянула голубой нанкой, и кушетку из бронзированного дерева. Она привезла с Университетской улицы свою арфу секретер из гваделупского лимона, столик того же дерева с мраморной крышкой и бюст Сократа, не совсем, может быть, уместный в обстановке, столь далекой от мудрости.

Ни для Гортензии, ни для Евгения комнаты не предусмотрены. Дети находятся в пансионах: Гортензия у г-жи Кампан^[91], а Евгений, вернувшийся из армии, поручен заботам гражданина Патрика Мак Дермота, директора «Ирландского колледжа», тоже расположенного в Сен-Жермене. Поэтому Роза может жить на свой вкус, а мы знаем, что это означало.

В особняке, разумеется, много лишнего, но не хватает кое-чего самого необходимого. То же — в загородном доме в Круасси, за наем которого платит или будет платить Баррас. «Г-жа де Богарне, — рассказывает он, — предложила мне принять на себя невыплаченную ею часть задатка за аренду дома в Круасси. Я согласился, но, обосновавшись там, она призналась мне, что не в состоянии выплачивать очередные взносы, а за прошлые месяцы — тем более; я заплатил за все и даже за починку того, что пришло в ветхость». Когда, уже став членом Директории, он ездил завтракать к Розе, перед ним скакали жандармы и везли корзины с провизией. «Птица, дичь, редкие фрукты переполняли ее кухню, а ведь была самая голодная година, — рассказывает сосед Розы будущий канцлер Паскье. — В то же время в доме не хватало кастрюль, стаканов и тарелок, которые ей приходилось занимать в нашем убогом хозяйстве».

Иногда Роза выполняет также обязанности хозяйки в особняке Барраса на улице Шайо, там, где теперь у нас музей Гальера^[92].

Однажды не то в прериале, не то в мессидоре III года г-жа Тальен пригласила в Хижину странного военного, хилого и обтрепанного, которого встретила неизвестно где. Быть может, у г-жи Перлон, которая отлично знает его семью, но, вероятнее, у Барраса, покровительствующего ему с 1793. Его плохо напудренные волосы свисают, «как собачьи уши» на впалые, отливающие желтизной щеки. Он без перчаток, на нем старый изношенный сюртук. Что касается сапог, то их уже много месяцев не касалась щетка. Как ни удивительно, этот военный — генерал, но числится в резерве. Его половинное жалованье позволяет ему есть всего раз в день, и в полдень он довольствуется чашкой черного кофе. Он живет довольно далеко от Аллеи вдов, около моста Сен-Мишель, но отправляется к своей покровительнице пешком: ему не на что нанять экипаж.

Зовут его Наполеон Буонапарте.

Терезию он посещает, прежде всего, потому, что ухаживает за ней. «Г-жа Тальен была тогда умопомрачительно хороша, — скажет он на Святой Елене. — Хотелось целовать ей и руки, и все, что можно». Но видится он с ней еще и затем, что хотел бы получить форменные штаны, а это почти невозможно: он в резерве, сукно же выдается лишь тем офицерам, что в строю. Кроме того, сославшись на состояние здоровья, он, артиллерист, отказался принять начальствование над пехотной бригадой и отправиться в Западную армию под командованием Гоша. Он не раз слышал, как Баррас восклицал:

— Женщины кое на что годны в этом мире: они услужливее мужчин.

Поэтому он расхрабрился и изложил г-же Тальен свои экипировочные заботы. Терезия нашла участие в этом деле забавным и через несколько дней встретила беднягу такими брошенными через всю гостиную словами:

— Ну вот, мой друг, вы и получили ваши штаны!

Позднее будущий император вспомнит об этом. Вспомнит он также, что Богоматерь Термидорианская расхохоталась ему в лицо, когда он предложил ей развестись и выйти за него.

Заметила ли его Роза во время своих визитов в Хижину? Помнит ли она, как однажды вечером Баррас представил ей этого маленького корсиканского военного? Неизвестно. Во всяком случае, впечатления на нее он не произвел. Однако у этого бедняка довольно тонкие черты лица и изысканный рисунок губ. «Сегодня мне кажется, — пишет один из тех, кто видел Бонапарта в те времена, — что тонкий, изящный, решительный контур его рта обличал в нем человека, презирающего опасность и отнюдь не избегающего ее».