Отряхнув смятую куртку, он подошел к двери и, не удержавшись, обернулся. Что-то еще, терпкое и острое, просилось с кончика языка. Но Мишка удержался, окинул взглядом растерянного парня и ушел, унося в себе этот полученный – нет, выдранный заряд.

Он нашел Мандаринку, перехватил ее сумку и, не вслушиваясь в раздраженное шипение, буквально выволок из здания. Резко развернув девушку, настойчивым поцелуем впился в ее губы. Мандаринка притихла на мгновение и оттолкнула его от себя.

– Сдурел?

Мишка сильно прикусил собственную губу, чувствуя привкус Маринкиной помады. Это раздражало. Он с остервенением сгрызал с губ приторный сладковатый вкус косметики. Не то… Ему не хотелось этой податливой мягкости девичьих губ. Ему хотелось целовать пропахшие табаком обветренные губы Яна. Он похлопал себя по карманам в поисках сигарет. Хотелось глубоко затянуться и медленно выдыхать тонкой струей табачный дымок.

– Что с тобой? – Мандаринка легко коснулась руки и аккуратно стянула свою сумочку с его плеча.

Мишка безотчетным жестом запустил пятерню в отросшие волосы и с досадой дернул их. Полученное электричество сладко бродило под кожей, требуя выхода.

– Ничего, – он крепко зажмурился и тряхнул головой. – Шум…Гвалт… Не люблю… Знаешь же, – подыскивал он обрывки своей личины. – Я тебя провожу.

Мишка спешил на следующую пару, что должна была пройти в другом корпусе, до которого пилить еще пару остановок.

– Мракобес! – слово хлыстом осадило вдоль хребта, заставило Мишку дернуться и резко обернуться.

Ян постоял на середине лестницы, ведущей на третий этаж, и начал неторопливой, разболтанной походкой спускаться к застывшему Мишке. Тот подобрался, слегка переступил с ноги на ногу, словно подыскивая более устойчивую позицию. Он чувствовал, как на лице застывает привычная маска равнодушия. «Руки… – вспомнились строчки из какой-то полузабытой книги. – Лица лгут, и только руки невольно выдают намерения человека…» Мишка разжал кулаки и перевел взгляд на руки Яна, которые тот глубоко спрятал в карманы подранных джинсов.

– Знаешь клуб «Гараж»? – Ян не дошел до него пару ступеней.

– Ну? – Мишка склонил голову на бок, будто раздумывая.

Мимо этого приметного клуба с массивными «запасками» на вывеске он проходил каждый день по пути из общаги в универ и обратно.

– Приходи. Мы сегодня играем.

Ян обогнул Мишку и, не дожидаясь ответа, свернул на этаж.

Мишка вцепился в перила, пытаясь обработать внезапную корректировку собственных планов, а потом потопал вниз. Он мысленно подстраивал свой собственный график, ни на секунду не задумавшись о том, чтобы отклонить эту внезапную корреляцию.

Сомнения подкрались позже. Уже перед входом, откуда доносился упорный ритм басов. Это могло быть простой подставой. Могло. Ян мог просто наказать его. Мишка отошел от двери клуба и затянулся сигаретой. Что делают с такими, как он, Мишка прекрасно знал. Он выкинул сигарету и с остервенением втоптал ее.

– Ошибка… – едва слышно произнес он. – Сбой системы, – и почти физически ощутил свинцовую тяжесть тех самых «будней». – Ну и пусть, – решился он.

Клуб был прокурен насквозь. Дым, пускаемый со сцены, только уплотнял плотную завесу табачного собрата, превращая его в плотный туман. Мишка зажмурился, пытаясь привыкнуть к мельканию света, пульсировавшего в такт музыке. Он ткнулся слепым щенком к бару и неловко взгромоздился на стул.

– Пиво. Темное, – крикнул он бармену, уверенный, что тот не способен расслышать его в этом хаосе звука.

Тот, послушно кивнув, тут же выставил перед ним кружку. Мишка шлепнул на влажную от пролитого спиртного стойку деньги, подхватил кружку и окинул взглядом тесный зал. Постепенно толпа перестала быть однородным месивом чьих-то извивающихся рук и раскачивающихся тел. Мелькнуло несколько смутно знакомых лиц. «Свои», – тут же зацепился за них взглядом Мишка, не понимая, хорошо это или плохо.

На сцене взвыла сирена. Музыка тут же стихла, и люди отхлынули к столикам и стойке.

– А теперь немного хорошего доброго рока, – объявил диджей. – Па-а-априветствуем…

Зал взревел, заглушая его. На сцену ударил свет софита. Мишка впился взглядом в знакомую светлую шевелюру и жадно, не боясь и не скрываясь, разглядывал Яна. Тот махнул рукой, успокаивая шумевший зал, и поправил микрофон.

– Споем? – поинтересовался он и дождался одобрительного гула. – Километры…

Мишка забыл про пиво. Совсем не сплиновская манера исполнения не портила песню нисколько. Он примерялся к этому новому звучанию, неторопливо отбивая пальцами редкий ритм по гладкому боку бокала. Проверенные хиты, разбавленные собственной манерой исполнения, меняли друг друга, разогревали зал, заставляли его кипеть и сплавляться в единую массу. Ян, после очередной песни плавно перебрав струны гитары, задумался.

– Засиделись, – оборвал он музыку. – Потанцуем?

И зал тут же затопил резкий обрывистый диджейский сет. Мишку словно выкинуло в другую реальность. Он отпил глоток забытого пива и почувствовал, что не хочет этой напористой, бьющей по нервам перепалки музыки и света.

– Янчик! – завизжала вдруг рядом какая-то девица.

Обернувшись, Мишка увидел, как Ян отдирает от себя псевдоготичную брюнетку. Перехватив Мишкин взгляд, он молча кивнул ему в сторону сцены и попятился, снимая с себя крепко вцепившуюся в него фанатку. Мишка неторопливо слез со стула и пошел. Возле сцены охрана оттесняла недовольную поклонницу. Мишка потоптался и неуверенно двинулся дальше. Его тут же остановили, но Ян втянул его за спины охраны.

– Пошли, – бросил он и заплутал по кишке подсобных помещений.

Вывалившись на задворки клуба, он извлек сигарету и прикурил. Мишка чувствовал себя долбанутым облагодетельствованным фанатом. Это ощущение раздражало. Сейчас они не были на равных.

– Пришел? – ехидно поинтересовался Ян.

– Зачем звал? – вернул ему тем же тоном Мишка.

Тот покрутил в руках столбик сигареты и сдул шапку пепла.

– Мракобес, – просмаковал Ян новое прозвище.

– Звезда, – хмыкнул Мишка, мысленно рифмуя слово.

Он всей кожей ощущал знакомое напряжение, зазвеневшее в воздухе. Ян мягко шагнул к нему и, выкинув сигарету, засунул руки поглубже в карманы. Мишка рассматривал парня, четко осознавая, что тот предлагает ему ведущую роль.

– Не боишься? – зло выплюнул он.

– Мне любопытно… – протянул тот. – До чертиков.

Мишка неторопливо провел подушечкой пальцев по губам Яна. Тот, вдруг улыбнувшись, прихватил его палец зубами и тут же отпустил. Мишка отступил.

– Завтра. Второй корпус, двести девятнадцатая.

Он застегнул плотнее куртку и, не дожидаясь ответа, ушел. Пробившись сквозь толпу танцующих, выпал из клуба. Присел на обмороженный бордюр, слепил из грязного снега комок и протер им лоб. Его коротило. Как он не впечатал Яна в стену в жадном желании добраться до губ, до тела, он не понимал. Заряд, который он хапнул на этот раз, едва не вышиб все его предохранители.

Строчки проплывали где-то по краю сознания и вроде бы начинали выстраивать сюжет, но мысль о Яне врезалась тараном в хрупкий иллюзорный мир, заставляя его моментально схлопнуться. Мишка бросал книжку и начинал кружить по комнате, бессмысленно тыкаясь от стола к окну. Он то болезненно кривился, чувствуя себя полным идиотом, которого слегка подразнили, а он повелся, то начинал волноваться и ждать, нетерпеливо подгоняя часы. Устав от этой дикой амплитуды настроения, он повалился на кровать и снова попытался читать. Тягостное ожидание, щедро приправленное неуверенностью и страхом – отвратительное чувство. Мишка, со злостью швырнув книгу в дверь, свернулся клубком, стараясь выдавить его из себя. Он обнял подушку, натянул плед, вдохнул привычный запах, и это подействовало успокаивающе. Сквозь сон он услышал стук, но выныривать из приятной полудремы не хотелось. Стук повторился. Мишка подлетел на кровати. Сердце билось дискретно, почти болезненно. Он рванул открывать, поднимая по пути несчастную книжицу.