Делать выбор Джел не хотел. Ему и без того в последнее время было непросто. Происходящие в его жизни события виделись ему словно в нарушенной перспективе. И, собственными стараниями вписываясь в эту систему, он искажал свое восприятие мира так же просто, как при работе с классической миниатюрой смещал линии и изменял пропорции предметов ради соблюдения канонов традиционной композиции. Вот эта-то простота перемещения по шкале координат, где понятие "необходимость" сохраняется постоянным, а значение "плохо" и "хорошо" меняются произвольно, ему теперь и не нравилась. Он догадывался, что, если к искажениям привыкнуть, они становятся нормой. А если ты не сохранил себя, ты себя потерял. "Королевское войско" — только на первый взгляд простая игра.

Джел ощутил пустоту вокруг себя и обнял подушку, чтоб хоть чем-то ее заполнить.

"Ну что же, сказал он себе. Из-за собственной глупости, нерасторопности и трусости я послужил причиной несчастий уже слишком многих людей, чтобы теперь еще увеличить их количество. Я не должен вмешиваться в игры "королевского войска". Hо я в самом деле могу перераспределить расстановку сил, и я не прощу себе, если на этот раз не вмешаюсь."

Предсказывать погоду Джел не умел, в чем еще раз убедился. Следующее утро встретило его светом бело-голубого зимнего неба, непрозрачный купол которого блестел, как энленская глазурь на фарфоре.

Когда Джел зашел к Хапе поздороваться, тот был занят. Его причесывали, и он в это время что-то быстро строчил на неровно обрезанных по краям листах бумаги. Секретари сидели здесь же. Приметив Джела, Хапа, не отрывая взгляд от записей, сообщил ему две новости: во-первых, что сам он должен быстрее возвращаться на острова, пока позволяет погода, а, во-вторых, что у него, вообще-то, болит зуб, поэтому вести какие бы то ни было переговоры он не расположен. Тем дело и кончилось.

"Ах, вот как, — сказал про себя Джел, после того, как аудиенция была закрыта. — Мало, что меня вынуждают черт-те чем заниматься, я, оказывается, должен ориентироваться в этом бардаке сам. А я могу и ошибиться — слишком многое мне приходится додумывать. Ну, пусть тогда пеняют на себя."

Он отправился в Государственное Собрание, просидел там всю первую дневную стражу и начало второй, подперев щеку рукой и пропуская мимо ушей слова выступающих. Ему не хотелось идти к Агиллеру просто потому, что он боялся за себя. Он вполне способен был представить ситуацию, в которой он может потерять контроль над собой и будет сожалеть потом о том, что сделал и что наговорил. На свете существовали некоторые вещи (высокие красивые блондины, например), о которых Джел с некоторых пор считал правильным говорить: "Это прекрасно, но это мне не нужно". Существовали и напрашивающиеся на затрещину идиоты, с которыми вообще не следовало общаться ни под каким предлогом во избежании дурацких приключений. Агиллер, как рыба-перевертыш, мог оказаться тем, и другим. А Джел повзрослел. Казался серьезным взрослым человеком самому себе. Только вот темперамент его подводил изредка.

У Торгового Совета было свое здание в административном центре Столицы, на Гранитном острове. С одной стороны оно примыкало ко дворцу Государственного Собрания, другой обрывалось в канал, набережная по ту сторону которого носила название Тюремной. Приставленный следить за перемещениями Агиллера человек прислал записку, будто кир явился в свой кабинет на второй этаж и отпустил трех из пяти своих помощников, а четвертого отправил с поручением. Джел решил, что момент подходит и, в сопровождении двух хапиных телохранителей, покинул императорскую ложу.

На второй этаж палаты Торгового Совета он попал через общую для двух зданий галерею-балкон над каналом, где не было стражи. В послеобеденное время в Торговом Совете было пусто. Джел без труда нашел нужную дверь и, не стучась, вошел в небольшую приемную.

Такой вещью, как охрана собственной персоны, кир Агиллер пренебрегал. Скромно одетый молодой секретарь, сидевший за письменным столом, поднял голову от бумаг, где отчеркивал что-то красным карандашом. Секунду помедлив, он все-таки встал и поклонился. Никакого вопроса задать он не успел, потому что Джел, не удостоив его поклон вниманием, шагнул к внутренней двери в кабинет с намерением немедленно войти. Hо секретарь Агиллера неожиданно резво выскочил из-за стола и оказался у него поперек дороги.

— Кир Агилер не принимает, — сказал он.

Джел, ничего не говоря, отодвинул его в сторону и взялся за ручку двери.

Секретарь вцепился в дверной косяк.

— Кир Агиллер не принимает, он не велел к себе пускать, — упрямо повторил он.

Войти Джелу нужно было во что бы то ни стало. Кроме того, он знал, что Агиллер там один. Чтобы удалить досадное препятствие, он взял секретаря двумя пальцами за ухо, и, отводя побледневшего молодого человека обратно к столу, проговорил:

— Знай свое место, раб, — и кивнул телохранителям.

Рабочий кабинет пустовал. Джел, знакомый с устройством внутренних помещений в подобных зданиях, направился к противоположной стене, нашел за стенным ковром еще одну маленькую дверцу и вошел в следующую комнату.

Агиллер был там. Не сняв сапог, укрывшись верхним кафтаном и подложив под голову руку, он отдыхал на диванчике возле окна. Когда Джел входил, кир, разбуженный его шагами, потер глаза ладонью и слегка приподнялся на локте.

Джел остановился на середине комнаты.

Агиллер молчал. Лицо его ничего не выражало.

Джел чувствовал, что место, где он стоит, не подходит для того разговора, с которым он пришел. Он медленно обошел диван, облокотился на спинку и сверху вниз посмотрел на Агиллера.

Тот лег, заложил за голову руку, продолжал разглядывать Джела и молчать. Вид у Агиллера был изрядно помятый. Выглядел он так, будто провел две-три бессонные ночи подряд. Прошла минута. Наконец Джел спросил:

— Ты не рад мне?

Агиллер ответил негромко:

— А если рад, как должна проявляться моя радость? Я должен заплакать и броситься к тебе на шею?.. Я так не умею.

Джел отвел взгляд. Беседовать из-за спинки дивана тоже было нехорошо. Он начинал нервничать. Он заранее обдумал, с чего начать разговор и чем его закончить, но не представлял, как в промежутке свяжет между собой логически нестыкующиеся вещи.

— Я пришел вернуть тебе то, что должен, — сказал он, снимая с шеи цепочку с золотым ключом.

Агиллер протянул руку. Джел вышел из-за дивана и положил ему в ладонь ключ. Кир опустил ноги на пол и набросил на плечи кафтан.

— Владетельный кир простит мне, что я не предлагаю ему сесть и не смею более задерживать своим ничтожеством его внимание? — спросил он.

Джел поглядел на непрозрачные стекла окна. Его выставляли. Пока относительно вежливо.

— Лер, — сказал он.

— Что?

— Я пришел к тебе по делу.

— Здоровье не позволяет мне заниматься делами. Я очень устал.

— А если я попрошу меня выслушать?

— Я повинуюсь вашей просьбе. — Агиллер поправил сползший с плеча кафтан и посмотрел на Джела, который остался стоять перед ним. По большому счету, это было хамством, но Джел далек был от того, чтобы сердиться на несоблюдение светских протоколов.

— Ты должен отказаться вести войска на север, — оставив мысль сочинить все-таки преамбулу, заявил он. — Если ты не откажешься, друзья Дома сделают с тобой то, что твои друзья сделали с другом Дома советником Ирмакором. Таким образом обмен будет равнозначным. Так решено, и решение Совета Дома я изменить не могу. Разговаривать с тобой Джелы не считают целесообразным, — ведь ты не станешь их слушать. Hо, я подумал, может, ты послушаешь меня. Поэтому я пришел тебя предупредить.

Агиллер холодно улыбнулся.

— Я знаю, что нужно Дому, — сказал он. — И я знаю, как можно уладить этот вопрос. Раздевайся.

Джел вздернул подбородок.