И, конечно, отказ таргов от военного похода на север не был основной целью Дома, но лишь прелюдией к событиям гораздо более серьезным и важным, чем просто демонстрация политического влияния внутри страны.

Чем больше Джел запутывался во всем этом, тем более не по себе ему становилось. Он сбежал бы, если бы мог, на Ишуллан или даже в Мертвую пустыню, но в городе наконец заговорили о нем, — что Дом поменял масть с рыжей на вороную, и что сын на отца походит одними только повадками, а больше ничем, — вещи, на взгляд Джела, не очень лестные, но Хапу это устраивало, и он просил потерпеть еще немного, а с Хапой выгоднее было соглашаться.

Пока все обсуждения в Государственном Собрании вертелись вокруг предложения Ардана рассмотреть возможность выхода его из-под патроната в ближайшие пять лет, и его просьбы снять ограничения на ввоз в Тарген шелка-сырца и хлопка, взамен на увеличение торговых пошлин, а разговоры о предстоящей войне носили лишь неофициальный характер, Джел мог чувствовать себя относительно свободно.

Реннские посланники приезжали дважды. Hо, поскольку военный поход был изначально задуман не как спешная помощь Ренну, а как война принципов в Столице, мало кто в Собрании толком знал, что на севере случилось. По слухам, некий новый князь Внутренней Области, разбойник и выскочка, ежегодно получавший с Ренна за военную помощь что-то около ста тысяч ларов, решил, что сумма эта мала и надо бы ее удвоить, а, когда реннские власти ему отказали, пообещал, что захватит город и возьмет все деньги разом, и начал устрашающие приготовления. Поскольку же Белые области никогда не славились хорошими солдатами, Реннская жреческая коллегия, зная возможности своих защитников, мгновенно ударилась в панику и стала созывать помощь, хотя ничего ужасного пока не произошло.

Северянами в своем кругу давно велась детальная разработка военных операций и распределение кусков возможной добычи, но никого из посторонних — ходжерцев, южан, и иже с ними — в эти планы не посвящали. Реализация военных проектов на некоторое время повисла в воздухе из-за того, что в начале осени умер легендарный маршал Армагор, за свою жизнь проигравший только одно сражение — с собственным сыном за сердце известной столичной красавицы. Кандидатуры на место военного вождя были, но в сравнении с фигурой покойного маршала смотрелись бледно.

И все-таки однажды день настал.

Предыдущим вечером Джел не очень-то готовился заниматься с утра пораньше серьезными государственными делами. Беззаботная Ум осталась досыпать в мягкой постели, а он, Александр Джел, владетельный кир, хозяин острова, человек знатный и богатый, или, во всяком случае, считающийся таковым, должен был тащиться по растаявшей утром грязи на какое-то Государственное Собрание, словно он там за ногу привязан или этому Собранию обязан всем на свете. Ну и опоздает он, ничего не случится. Хорошо еще, что он не пил вчера вина, или почти не пил, иначе и к обеду бы не проснулся…

Примерно таковы были его мысли, когда он обнаружил на ведущей к императорской ложе лестнице людей из свиты Хапы, с терпеливым видом рассевшихся на ступеньках, а в самой ложе Хапу с секретарями, своего двоюродного дядю Полликора, его сыновей — братьев-близнецов Аксара и Лаксара, — их столетнего деда, расположившегося в его, Джела, личном кресле, и разряженного в усыпанные бриллиантами белые шелка красноглазого Энленского посла.

Зал Государственного Собрания был набит битком. Кому не хватало места на скамьях и собранных со всех кабинетов стульях, стояли. Джел рассмотрел внизу в зале даже темнокожих дипломатов Ирабху и посланников Брахида. На председательских местах лицом к залу восседал Государственный Совет в полном составе советников и судей — всех их вместе Джел раньше тоже не видел никогда. А на вынесенной над залом кафедре стоял кир Ариксар, прозванный Волком, владетель чуть не всей северной Агиллеи, и, как было Джелу известно, старший брат кира Агиллера. Волк показывал сверху пальцем на какого-то южанина и почти кричал:

— То, что какие-то выскочки в Столице решают, ничего не значит для нас там, на Севере! Мы — хозяева северных территорий, и у нас там своя политика, отличная от вашей. Вы болтаете, мы — действуем. И к вам мы приходим не за помощью — сил у нас достаточно!

— Не имеете, не имеете права так говорить! — перекрикивал Волка южанин. — Вы не решаете за всех! Север — это еще не весь Тарген!

— Да? Посмотрел бы я на вас, столичных павлинов, на северной границе! — встрял кто-то из савров. — Вам бы наши трудности!

— Вот-вот, а вам бы наши! — раздалось с тех мест зала, где сидели ходжерцы.

Хапа усмехнулся.

— Что происходит? — шепотом спросил у Хапы Джел, присаживаясь рядом на край застеленной ковром лавки.

— Это я у тебя должен спросить, — отвечал ему Хапа. — Это твоя, между прочим, обязанность. А тебя все утро везде искали.

Джел пожал плечами.

— Заранее предупреждать надо было.

— Меньше по бабам шляться надо было, — проворчал в ответ Хапа и под лавкой наступил ему на ногу.

Джел прикусил язык. Пререкаться с отцом при посторонних не годилось.

— Я понимаю, почему у всех здесь такие сложности с принятием решений, — обратился к Хапе энленец. — Государственный Совет считает, что это его страна, ты считаешь, что твоя, а высокорожденный Волк, наверное, думает, что его…

Волк в это время уже говорил что-то о единодушии, которое должно быть между хозяевами Севера и политиками Центра, поскольку они одной крови.

Для кого как, а для Джела это был дурной признак. Похоже, война объявлена, и теперь ни о каком возвращении на Ишуллан, или, тем паче, поездке в пустыню, и речи не заведешь.

— Самое главное я уже пропустил? — спросил он Хапу.

— Да, — ответил тот и поднялся.

Все тут же встали.

— Мы, с позволения господина посланника, его покидаем, — объявил Хапа, слегка поклонившись красноглазому. — Сегодня у нас будет свое Собрание. Идемте, господа.

Минута на взаимные раскланивания, и вот они в сопровождении полусотни человек идут через площадь мимо углового здания с черно красной эмблемой Ардана над воротами, мимо монастырского корпуса к мосту Джелу эта дорога была известна гораздо лучше, чем всем остальным. Наконец, Хапа пояснил ему, куда именно они направляются:

— Надеюсь, ты не рассердишься, узнав, что я назначил встречу у тебя дома? — поинтересовался он. — Сегодня у тебя будет много гостей, кир Александр Джел.

Перепугав до полусмерти своего управляющего количеством пришедших с ним людей, Джел свалил на него все заботы по подготовке к приему, а сам с умным видом отправился вслед за Хапой, который пожелал осмотреть дом, пока еще не все собрались.

Hо Хапа и не подумал ему что-либо объяснить.

— Чтобы ты мог стать после меня Патриархом, нужно, чтобы тебя приняли в Совет Дома, — только и сказал он. — Для этого ты должен еще раз доказать, что ты Джел. Мне это не очень нравится, но все мы проходим подобные испытания, и не единожды в жизни. Ты везучий, у тебя все получится, как надо.

Джел хотел спросить, не помирать ли он собрался, но придержал язык. Настроение у Хапы было не из тех, когда с ним можно шутить. Да и собственные мысли Джела особой веселостью не отличались.

— Ты знаешь заранее, какое это будет испытание? — спросил он.

— Не знаю. Смысл испытания в том и заключается, что ты выбираешь его сам. Ты должен чувствовать, какие задачи тебе по силам. Сиди, слушай, выбирай, но не встревай в разговоры. Потом скажешь мне, решил ты что-нибудь, или нет.

— Понятно, — сказал Джел, хотя ему ничего пока понятно не было.

— Добавить тебе денег на корабли? — спросил его Хапа. — Самому строить новый флот тебе, должно быть, непросто. Наверное, ты мог бы сделать так, чтобы на борт ишулланских парусников можно было брать солдат, а не только грузы?

— Я подумаю, — обещал Джел, и они с Хапой расстались.

Hо ждать, пока все само собой разъяснится, пришлось еще долго. Когда число приглашенных и количество присутствующих все-таки совпало, наверное, можно было подавать ранний ужин.