Наличие персонажа «вредитель» в лирической арабской поэзии, как пишет Б. Я. Шидфар, наводит на мысль о непосредственной связи любовных стихотворений газаль с эпосом: «вредитель» имеется в волшебных сказках разных народов [159, с. 219]. Так, у всех народов широко распространены сказки о чудесном противнике, которого герой побеждает, после этого женится на освобожденной им девушке, принцессе, царевне, при этом герою помогают чудесные помощники. Основные персонажи в арабских народных песнях и арабской лирике тоже таковы: герой, предмет любви, противник, помощник (об этой категории персонажей будет сказано ниже). В арабских песнях и стихотворениях об антагонисте, противнике, вредителе четко прослеживается нравоучение, они не лишены дидактического момента, что роднит лирическое произведение с народной сатирической, морализующей сказкой или басней. Здесь суть нравоучения обычно такая: «Тот, кто поверит и последует совету вредителя,— раскается, ему будет нанесен вред» или: «Тот, кто покидает любимого или любящего человека ради развлечения с другим, поступает неправильно и раскается». Приведем примеры из классической и средневековой лирики — из стихов Меджнуна: Что ж, возможно, сплетники (ва̄шӯна, 4) скажут, Что я пылаю любовью (‘а̄шик, 3) к тебе. Да, они правы — моя любовь (х̣абӣба, 2) — ты, Даже если другим ты и не нравишься. [196, т. 2, с. 61] Из стихов Абу-л-Фараджа ал-Вава Дамасского: Дай мне, приятель, вина — красного, как огонь! Забудь, что твердят ханжи (‘аз̱ӯл, 4). Разве не видишь, как ночь победила зной и свежий ветер повеял? [70, с. 313] Из маввалей Йусуфа ал-Магриби: Прошу, Аллах, завистника (х̣асӯд, 4) порази, Ибо из-за него разрушился наш союз.Между нами был мир, а обернулся войной.Завистника, порицающего (ла̄ма̄, йалӯму, 4) и поутру, грыжей, Аллах, порази. [89, л. 51] Аналогичные примеры мы находим в современной лирике на литературном и разговорном языках. Из стихов Ахмеда Рами: О тот, благосклонность (рида̄’, 1) которого только мечта, И бессонница (сухд, 3) из-за него — тоже мечта. Даже охлаждения (джафа̄’, 3) его я теперь лишен (мах̣рӯм, 3). Но пусть были бы долгими горькие дни: То было прекрасное время — завистник (х̣а̄сид, 4) был и соперник (‘аз̱ӯл, 4). Теперь ушел мой завистник (х̣усса̄д, 4) и скрылся куда-то соперник (‘ава̄з̱ил, 4). Я, глупец, погасил огонь (на̄р, 3) и остался во тьме. О ты, кто с легким сердцем принял разлуку (би‘а̄д, 3) со мной! Ум мой в смятенье (их̣та̄р, 3): Уж не буду я счастлив свиданьем (виc̣а̄л, 1) с тобой, И слез не пролью при разлуке (хаджр, 3). Ах, терзают мученья (‘аз̱а̄б, 3), утрата (х̣ирма̄н, 3), И не сплю (сахра̄н, 3) я ночей. А ты, словно призрак (т̣айф, 2), бродишь рядом со мной. Изнываю от страсти (ваджд, 1) в бесплодной тоске, И часто потоки слез бегут по щекам моим (дам‘ӣ ‘а-л-х̮удӯд джа̄рӣ, 3). [200, с. 284] Из стихотворения Абдаллы ат-Таййиба «Слова соперниц»: Соперницы (‘ава̄з̱ил, 4) укололи: она никогда не вернется, И я почувствовал боль от ядовитых слов. Но этим соперницам хуже,— они ведь завидуют ей (х̣асад, 4), А сами, сказать по правде, в служанки ей не годятся. [240, с. 147] Из тунисской народной поэзии:
Я встретил, гуляя, верного друга (рас̣ӣф, 2), и тотчас рядом со мной — соперник (‘аз̱ӯл, 4), соглядатай (рак̣ӣб, 4) и сплетник (ва̄шӣ. 4). И вырвался крик из раненого сердца — я лишился чувств. [228, с. 231] Из египетской народной поэзии: Желаю, газель (раша̄, 2) снискать твою похвалу, чтоб была ты довольна мной, как я доволен тобою. Но пусть оставит тебя соперник (‘аз̱ӯл ал-байн, 4) И пусть он навсегда позабудет про нас. [115, с. 3] Судьба после долгих блужданий Соединила меня с любимым. Любимый моего сердца (х̣абӣб к̣алб-ӣ, 2) с соперниками (‘узза̄л,4) порвал, И воскресла моя душа. [115, с. 4] Ты, чаровница, пленяешь всех, И наш клеветник (ва̄шӣ, 4) стал дружен с тобой. Что, если б влюбленный (с̣абб, 3) не встретил тебя, И эта любовь (хава̄, 1) не пришла бы ко мне! [115, с. 3-4] В современной поэзии персонаж антагониста, вредителя часто терял свою абстрактно-символическую форму и выступал в конкретном виде — как жестокий эксплуататор, паша или бек. Образцом такого рода поэзии являются народные разбойничьи песни, баллады о кузенном браке, а также поэмы о борьбе феллахов против унижения и гнета. Помощники лирического героя, врачеватели, посланники В эту группу входит сравнительно небольшое число единиц: т̣абӣб — лечащий, врач, мн. ат̣ибба или т̣убаба/т̣убба; муда̄вӣ — лекарь, врач; дава̄’ — лекарство; расӯл — посланник; марсӯл — посланник; мирса̄л — посланник; расӯл ал-г̣ара̄м — посланник любви; к̣а̄д̣ӣ-л-хава̄ — судья любви; к̣а̄д̣ӣ-л-г̣ара̄м — судья любви; ра̄к̣ӣ — заклинатель, волшебник; ‘а̄’ид — посещающий больного от любви, мн. ‘увва̄д; ахл ал-вафа̄’ — люди верности, верный любимый. Примеры из египетских народных песен: О, полная луна (бадр, 2), гордишься пред влюбленным (с̣абб, 3), Но у тебя одно кокетство (дала̄л, 2). Судья любви (к̣а̄д̣ӣ-л-г̣ара̄м, 5) позволил — быть равнодушной (джафа̄’, 3) ко мне. Твое лицо ясно (ваджх вад̣д̣а̄х̣, 2) так, что если увидит тебя луна, то скроется. О, полная луна (бадр, 2), будь благосклонна к больному (‘алӣл, 3). Он изнурен (муд̣на̄, 3) из-за любви к тебе. Скорей явись — терпение иссякло. [183, с. 184] Судья любви (к̣а̄дӣ-л-хава̄, 5), остановись и жалобе внемли; Взгляни, как исхудал (инсик̣а̄м, 3). Взгляни, как я страдаю от любви ('ишк, 1) — В мое же сердце мечут стрелы взоров. [163, с. 128] Относительно персонажа «судья любви» существуют различные толкования. Так, Захау в книге «Арабские песни из Месопотамии» пишет, что судьей любви в одном маввале бейрутского собрания назван некий Нааман — вероятно, известный в то время певец или поэт [179, с. 45]. В другой, египетской, песне говорится: |
