— Пообещай, что завтра не станешь мне напоминать, какой дурой я себя выставила.

— Ты не дура, — возразил он, — просто тебе приснился кошмар. Мне они часто снились раньше. Особенно в детстве. Помнишь «Кладбище домашних животных»? Был такой фильм.

Я покачала головой.

— Страшный очень. Не мог долго уснуть после него, но смотрел. Казалось, что если выключу, то буду трусом. А потом снились ужасы. От моего крика просыпался весь дом. Ма приходила, обязательно со стаканом теплого молока, — голос Кита потеплел, как всегда это бывает, если рассказывают о чем-то хорошем. — Она так же усаживала меня на колени, гладила по голове и говорила, что пока она рядом, никто не причинит зла ни мне, ни сестре.

Он прижал меня крепче. Наклонил голову и нежно поцеловал в кончик носа.

— Все будет хорошо, Джен Макклейн. Пока я рядом. Любой кошмар рано или поздно забудется.

— Только не мой, — пробормотала я.

…С подругами мне обычно не везло. С самого раннего возраста непостижимым образом получалось так, что с мальчиками было легче найти общий язык. В школе я держалась особняком. И первую подругу встретила, на удивление, в поместье Дружеча. Сабина Шах-Мали, маленькая, не выше полутора метров ростом, смуглая почти до черноты — и на контрасте белоснежная улыбка. Нежное, почти детское лицо. Первое время я думала, что ей лет десять. Оказалось — четырнадцать, и она уже успела стать чьей-то женой. Таковы традиции ее народа. Доходя в беседе о прошлом до этого момента, Сабина отказывалась дальше говорить. За это я даже испытывала к ней благодарность: хватало собственной боли, чтобы еще принимать в себя чужую. Львиную долю времени, проводимого вместе, мы старались разговаривать на нейтральные — вежливость эмпатов! — темы. А вместе мы его проводили лишь на конных прогулках. Правда, Сабина считала их удовольствием, а я ее мнения не разделяла.

— У тебя неплохо получается рысью, — приободрила она, когда мы очередным теплым вечером скакали вдвоем по лугам. — Скоро можно попробовать галоп.

— За рулем получается лучше, — проворчала я, с легкой завистью оглядывая миниатюрную фигурку Сабрины, которая с изяществом держалась в седле.

Себя же я чувствовала мешком с картошкой.

— Каждому свое, — возразила подруга. — Я никак не могу пройти горный серпантин, например. Зато я слышала, как Тоби нахваливал тебя.

Я пожала плечами. Вождение давалось легко. Мне нравился легкий адреналин, начинавший клокотать внутри, когда мелкие камешки летели на повороте в пропасть из-под колес автомобиля. И повизгивание сидящего рядом Тоби тоже нравилось. Поэтому я планировала со временем попробовать «полицейский разворот». Неожиданно для него, конечно.

«Ты должна уметь применить в любой ситуации все, что попадется под руку, будь то автомобиль, велосипед или даже скейтборд, — говорил Тоби. — Никогда не знаешь, на чем придется удирать».

Если бы мне на самом деле пришлось удирать, то я бы точно не выбрала лошадь. Ощущение живой громадины, покачивающейся из стороны в сторону подо мной, не вселяло уверенности. Я нервничала, слишком сильно натягивала поводья, пока Сабина не начинала кричать, что так можно порвать животному рот. Становилось стыдно, и я нервничала еще сильнее. Замкнутый круг.

После прогулки нам предстояло почистить лошадей и отправить их на выпас. Луга вокруг зеленели сочной травой, несмотря на то, что лето почти закончилось, а заготовленное сено мистер Дружеч предпочитал оставить до зимы. Сабина быстро распрягла свою пегую Тень, а я все возилась с щетками, не зная, с какой стороны подступиться к Грому. До нас долетел стук по жестянке, подвешенной у черного хода в дом, которым Тоби, выполнявший также обязанности повара, обычно созывал всех к столу.

— Уже ужин! — воскликнула Сабина.

— Иди, я догоню.

Когда подруга скрылась за дверью, я бросила щетку на пол стойла и уселась на перевернутое вверх дном ведро, опустив голову. От жизни здесь можно было бы получить удовольствие, если бы нам давали хоть немного больше свободы. Той, к которой я так привыкла дома, где почти оказалась предоставлена самой себе, и которой мне так не хватало с первого дня нахождения в лечебнице. Говорят, лучше родиться рабом и всю жизнь прожить им, чем родиться свободным и потом стать рабом. День проходил по строгому распорядку: ранний, до рассвета, подъем, пробежка, физические упражнения, водные процедуры, завтрак, немного личного времени, тренировки, обед, тренировки, ужин, тренировки, тренировки…

Минимум общения друг с другом — некогда да и не особо хочется. Минимум покоя. О том, чтобы полежать с книжкой в руках или посмотреть телевизор (которого, впрочем, в поместье не было) даже речи не шло. По ночам, добравшись до кровати, я проваливалась в сон, едва голова касалась подушки. У этого был только один плюс: не оставалось времени думать о Хью…

— Давай помогу.

Я вскинула голову. Йен, мельком взглянув на меня, подошел, подобрал щетку и принялся чистить лошадь, повернувшись ко мне спиной. Из-за усиленных тренировок, его тело стало почти идеальным, мышцы натягивали ткань белой рубашки при каждом движении. Некоторое время я молча наблюдала за его работой, пытаясь понять, зачем он это делает. В поместье не помогали друг другу. Каждый сам за себя. Так же как в жизни.

— Я чувствую твое любопытство, — предупредил он, откидывая мокрой рукой темную челку со лба.

— А я ничего от тебя не чувствую.

— Это потому что я на десятой ступени развития, а ты — на первой, — Йен обернулся, пристально посмотрел мне в лицо, и неожиданно обезоруживающе улыбнулся. Улыбался он мне впервые, и я подумала, что так он гораздо симпатичнее, чем с обычным надменным выражением лица. — Ладно, я шучу. Нет никаких ступеней развития, просто вам, девчонкам, тяжелее справляться с эмоциями.

— Тоби говорит, что все приходит с опытом.

— Тоби говорит, что когда мы отсюда выйдем, то все у нас будет просто супер, — он с раздражением провел щеткой по шкуре лошади, и та дернулась.

— А разве нет?

Йен швырнул щетку в лохань с водой, стоявшую неподалеку, и присел на корточки, взяв влажными пальцами, пахнущими конским потом, меня за подбородок.

— Ты правда веришь, что так будет? — он пристально посмотрел мне в глаза. — Что ты сможешь найти свое место в мире?

— Я верю, что меня научат, как защитить себя, и я смогу вернуться к родным, — ответила я дрожащим голосом: мне не нравился его напор.

— Ни один обычный человек не сможет понять эмпата, — возразил Йен. — Мы, эмпаты, должны держаться вместе. Да, так труднее. Общий эмоциональный фон и все такое. Но если два эмпата, обученные владеть своим телом и разумом, будут держаться вместе, это будет идеальный союз. Безусловное взаимопонимание. В два раза больше шансов победить при нападении.

Кажется, я начала догадываться, к чему он клонит, но не решалась даже себе признаться в этих догадках.

— О чем это ты?

— Еще целый год, пока настанет моя очередь в клетку с этой старухой, — Йен без сомнения имел в виду феромагера в кабинете мистера Дружеча, — а мне уже сейчас все это смертельно надоело. Я принял решение уйти.

— А тебя отпустят? — засомневалась я.

— Не буду никого спрашивать.

— Сбежишь?

— Уйду. Я бы так это назвал. Но мне не хочется оставаться одному, — он наклонился, почти касаясь меня губами. — Я хочу, чтобы рядом была ты.

Мне не хотелось целовать Йена, и я отвернулась.

— Зачем тебе я?

— Как зачем? — удивился он. — Разве непонятно? Я предлагаю тебе стать моей женой.

Никогда не думала, что мне сделают предложение вот так. Да и невозможно было представить себя женой кого-нибудь, кроме Хью. Но слова Йена зародили сомнения в душе. До этого я как-то не задумывалась о том, что буду делать, когда меня отпустят. В Джорджтаун мне дороги не было — все думали, что я лежу в психушке, и вряд ли получилось бы правдоподобно обставить свое излечение. Тем более, что отец при моем появлении мог в любой момент связаться с Монтгомери и еще больше усложнить ситуацию. Но скитаться одной по миру не хотелось. Нет ничего хуже одиночества — это я поняла еще за те полгода, которые провела привязанной к кровати и оставленной наедине со своими мыслями. И Йен был прав. Эмпат всегда поймет эмпата. А вдвоем всегда легче, чем одному.