Я не знала, что сказать. Я была готова разрыдаться.

Наконец, выдавила из себя:

«Видеться с вами дважды в неделю на кафедре патологии стало для меня смыслом существования. Если так будет продолжаться всю мою жизнь, я уже буду счастлива… Разумеется, для меня было бы величайшим блаженством жить с вами как жена с мужем, но теперь, когда я так близко узнала вас, я понимаю, что брак между нами невозможен. Об одном прошу, позвольте мне всю жизнь работать рядом с вами на кафедре!»

«Все понял. Нам надо жениться по-настоящему. Даже если супружеская жизнь немного повредит твоим ученым занятиям».

«Моя работа в лингвистике не так важна, дело в другом. Если б вы были в таком же бедственном положении, как я, с какой радостью я бы пошла за вас замуж! Но людям, увы, не дано то, чего они более всего желают».

«Ну что ж, раз с этим все решено, поедем вместе к моей матери».

«К вашей матери? Зачем?»

«Объявим ей. И мать, и все родственники уже замучили меня, требуя, чтоб я женился. Декан Н. давно уже порывается стать моим сватом. Пригласим самых близких тебе и мне друзей, выполним по-быстрому все положенные формальности и отпразднуем это событие. Как тебе мой план? Но прежде всего надо объявить о нашем браке моей матери».

«Это невозможно! Как только вы заговорите об этом со своей матерью, я умру со стыда, упаду в обморок. Начнем с того, что у меня нет приданого, у меня вообще ничего нет».

«Я уверен, что твои гениальные познания в лингвистике стоят намного больше любого состояния».

«К тому же меня выгнали из дома родители, родственники от меня отказались. Я теперь всего лишь бродяжка без роду и племени. И мне — выйти за муж за такого, как вы…»

«Вот так все прямо моей матери и скажи. Если мать будет против нашего брака, я смирюсь и поступлю по твоему желанию».

Мы еще долго препирались, но в конце концов он отвез меня на своей машине к матери. Я была так напугана, что совершенно не помню дороги. Мы подъехали к большому загородному особняку, расположенному прямо в лесу. Проведя меня в просторную гостиную, он ушел позвать мать.

— Я так все подробно рассказываю… — рассмеялась Фуми. — Мне стыдно, что я отнимаю у вас время.

— Рассказывай все, как было, — ответил я, — это очень поучительно.

Она с жаром продолжила рассказ, может быть надеясь, что когда-нибудь точно так же она будет рассказывать обо всем своим родителям.

Итак, мать Дзюндзи Суды вместе с сыном вошла в гостиную.

— Госпожа Фуми Судзумото, рада вас видеть, присаживайтесь, чувствуйте себя как дома, — сказала она радушно и, присев, ласково продолжила: — Мой сын только что сообщил мне, я очень рада, наконец-то я могу успокоиться.

Фуми не поднимала головы и, не зная, что за женщина мать Суды, вся трепетала от страха.

— Дзюндзи, надо поторопиться со свадьбой… Все так волновались за тебя. Но и то спасибо, наконец-то я буду за тебя спокойна. Только где все лучше устроить?..

Услышав эти слова, Фуми удивленно подняла глаза, взглянув в его сторону. Он невозмутимо попивал то ли чай, то ли кофе.

Поспешно поднявшись, она отвесила глубокий поклон, извиняясь за свой внезапный визит.

— Я работаю вместе с вашим сыном на кафедре, и он позволил мне немного пожить у него. Сегодня утром он впервые уговорил меня вместе выйти на прогулку, сегодня ведь воскресенье, без предупреждения посадил в машину и привез сюда. Еще раз от всей души приношу вам свои извинения.

— Что вы! Дзюндзи всегда приезжает неожиданно, но я рада, когда он застает меня врасплох. Давайте без церемоний, поговорим по-свойски.

Ласково поглаживая Фуми, мать усадила ее.

— Он и на кафедре так строг со всеми? — спросила она. — Вы уж его простите…

— На кафедре все по-другому. Он там точно солнце, когда его нет, все ходят унылые и вялые. Я работаю на кафедре только два раза в неделю, но постоянно думаю, как была бы я счастлива, если б могла быть со всеми ежедневно…

— Вы меня успокоили. Дзюндзи, возвращаясь к нашему разговору, конечно, тебе решать, но я все-таки хочу обсудить, где ты будешь справлять свадьбу.

— Думаю, я бы мог подготовить две комнаты в моей квартире.

— Можно, конечно, и так, но дом в Ёёги уже почти достроен, а там одной залы хватило бы на всех. Что скажешь?

— Сколько это займет времени?

— Раньше чем за неделю вряд ли управятся, но если ты так решишь, можно и поторопить. К тому же всем будет интересно посмотреть на дом, где вы будете жить.

Слушая их разговор, Фуми не выдержала и, собравшись с духом, выпалила:

— Госпожа, вы изволили упомянуть о свадьбе… Но о нашей женитьбе не может быть и речи!

— Значит, вы не в курсе того, о чем только что говорил Дзюндзи?..

— Он сообщил мне сегодня утром, но мне никак невозможно выйти замуж за вашего сына!

— Почему? Не стесняйтесь, объясните, в чем дело.

— Во-первых, у нас разное социальное положение…

— Социальное положение?.. Ну, милочка, до войны это действительно могло служить препятствием, но сейчас у нас эпоха демократии и, по счастью, ценятся прежде всего личные достоинства. Тебе, наверно, это известно?

— К тому же меня выгнали из дома родители, родственники не хотят со мною знаться, так что я стала фактически бездомной сиротой…

— На тебе женится Дзюндзи, твои родители и родственники здесь ни при чем.

— Но для женитьбы у меня нет даже приданого, у меня вообще ничего нет, в моем нынешнем бедственном положении выходить замуж было бы безумием.

Фуми с трудом сдерживала слезы.

— Приданое — это, как правило, никому не нужное барахло. Мой сын женится на такой, какая ты есть. Или, может быть, Дзюндзи тебе противен?

— Противен?.. Я не раз помышляла, ради счастья вашего сына, потихоньку отдалиться от него, но не смогла. С моей стороны это было бы безответственно. Хоть и ничтожно мало, я все же помогаю ему в его работе, дважды в неделю приходя на кафедру. Он обещал, что в будущем я смогу стать полноправным членом коллектива, тогда я буду счастлива каждый день…

— Я уже давно убеждаю Дзюндзи жениться, но он все отнекивался. А теперь он еще и часто ездит за границу на международные симпозиумы… Я уж начала тревожиться, что он там подцепит себе какую-нибудь голубоглазую невесту… Конечно, и невесте с голубыми глазами, раз уж таков выбор моего сына, я была бы рада, но Дзюндзи у меня единственный. Вот я и надеялась, что жена Дзюндзи станет мне вместо дочери. А голубоглазая-то, она, поди, и по-нашенски не понимает, и как там разберешь, что у нее на уме… Вот я и тревожилась… Но примерно год назад он вдруг впервые заговорил со мной о девушках. Я, говорит, познакомился с гениальной девушкой. Я хорошо помню наш разговор. Удивительно одаренная, говорит, девушка: только что окончила школу — и уже студентка университета, вот-вот поступит в аспирантуру. Я тогда посмеялась, но он и после время от времени заводил со мной разговор о «гениальной девушке». Имени ее не называл, но когда я в лоб спросила: «Ты что, влюбился?» — он ответил: «С первого взгляда!» — «Почему же тебе в таком случае, говорю, на ней не жениться?» А он мне: «Женитьба — дело взаимное, одного моего желания недостаточно, все не так просто». — «У нее что, спрашиваю, какое-нибудь наследственное заболевание?» — «Нет», — говорит и рассказал мне о твоей беде, о которой ты только что упомянула. Ну, тут я на него напустилась: «Почему ты не ценишь выгод нашего демократического времени! Как только не стыдно перед девушкой ссылаться на такие нелепые доводы!» — «Ну, раз ты так считаешь…» — говорит Дзюндзи. Разумеется, он как-никак ученый, все должен тщательно обдумать. «Ты будешь рада, если я на ней женюсь?» — спрашивает. «Конечно! Если она чувствует себя несчастной, обездоленной, я постараюсь ее утешить, как собственную дочь». — «Теперь я спокоен», — сказал Дзюндзи и впервые назвал мне ваше имя — Фуми. С тех пор я с нетерпением ждала, когда же он вас представит мне, и вот наконец-то сегодня мы встретились. Я много чего воображала, думая о «гениальной лингвистке», но, увидев вас своими глазами, поразилась. Такая молоденькая… Такая милая, такая красивая, такая любезная и в то же время такая простая девушка! Желаю вам вместе прожить долгие годы в любви и счастье…