Другое дело — Гражданская война, когда уже армия (в лице офицерства) и крепкое крестьянство наконец-то осознали, чем грозит им «диктатура пролетариата».
Конечно, всё это спорно. Советская история советского государства, которая была, по сути, историей ВКП(б), позднее переименованной в КПСС, и современная история того же государства — объективно разные вещи. И где истина, ещё предстоит установить нашим потомкам.
Волна «вольнодумства» и свободы в выдвижении кандидатов в народные депутаты, в том числе и в областной Совет народных депутатов, порождённая потерей государством тотального контроля буквально за всем, не могла не породить желания у огромного количества людей проявить себя, быть причастными к переменам, рождённым перестройкой. Мной же, помимо всего прочего, двигал застой в моей карьере. Я жаждал перемен и поэтому, не долго думая, решил тоже баллотироваться. Выбрал избирательный округ, который охватывал часть Октябрьского района города Архангельска, и уже 10 января 1990 года подал документы для регистрации в качестве кандидата в депутаты областного Совета народных депутатов. Кандидатов по этому округу оказалось аж одиннадцать человек, и среди них были первый секретарь Архангельского городского комитета ВЛКСМ Ю. Б. Медуницин, генеральный директор Архснабсбыта Л. М. Титов, директор коммунального техникума, пара работяг и другие. Я почему-то сразу решил, что они мне не соперники: комсомольское и советское было «не в моде», фамилии других кандидатов народу были просто неизвестны, а моя фамилия в Архангельске за полтора десятка лет была уже на слуху: благодаря моей должности довольно часто упоминалась в средствах массовой информации, нередкие мои выступления по радио и телевидению на милицейские темы, публикации в газетах моих заметок и т. д.
Выборную кампанию я проводил без отрыва от своей службы, никаких проблем в связи с этим не возникало, тем более, что практически всю техническую работу взял на себя сотрудник отдела ООП Александр Сергеевич Малаховский (старший инспектор), с которым меня связывали не только служебные отношения, но и совместная творческая работа над книгами.
Во время выборной кампании я получил немало писем с одобрением своего стремления быть депутатом, с просьбами дать денег, выделить квартиру и т. п. Но была и пара анонимок, в которых меня обливали грязью и кляли всеми ругательствами, которые можно было только придумать. Жаль, не указали, за что именно ругали-то. Может быть, и за дело. Анонима одного из этих писем я знаю, уж очень характерными для него были слог и содержание письма.
Одним словом, в день подачи документов я был зарегистрирован кандидатом в депутаты, а на выборах, хоть и во втором туре, — а это случилось 19 марта 1990 года — я победил и стал народным депутатом областного Совета. Но узнал я об этом, будучи в Москве на Высших академических курсах при Академии МВД СССР, куда уехал по разнарядке министерства практически сразу же после похорон матери, которая умерла 15 марта. Многие удивились моему отъезду, но для меня это был выход — надо было прийти в себя, осмыслить дальнейшее.
Конечно, немаловажную роль в моей победе на выборах сыграло то, что это были первые по-настоящему демократические выборы областного уровня (и, по-моему, последние), и выборная кампания для всех кандидатов практически ничего не стоила в смысле денег, разве что пару сотен, потраченных на агитационные листовки. Только известность и авторитет имели тогда значение. Никаких денег, никакой лжи, никакого пиара, в плохом понимании этого слова.
К этому времени новорождённые «капиталисты» еще боялись кичиться своим богатством, ещё не успели легализовать наворованное под видом приватизации, все выжидали, и поэтому я с полным правом заявляю, что выборы в областной Совет 1990 года были первыми и единственными демократическими выборами в нашей области. Депутатами стали те, кто вызывал доверие избирателей своей работой, своей известностью, своими программами, своим видом, наконец.
Что касается уголовного элемента, то он был занят накоплением первоначального капитала, и ему ещё и в голову не приходило, что награбленные деньги можно легализовать посредством депутатских мандатов, а самому прийти во власть. Но уже к следующим выборам, а тем более к последующим, все разобрались, что к чему. Пример некоторых состоявшихся депутатов показал, какую выгоду можно извлечь из децутатства. Оказалось, будучи депутатом, можно прорваться и во власть, и к деньгам. Поэтому путь к повторению депутатства для меня и мне подобным был просто закрыт. Теперь всё решали только деньги, потому что предвыборная кампания стала стоить больших средств.
На первых же заседаниях Совета избрали председателя и его заместителя. Борьба была ожесточённая, однако председателем стал Юрий Александрович Гуськов, бывший первый секретарь обкома КПСС, а его замом стал Виктор Александрович Ширяев, судья облсуда.
Я записался в две депутатские постоянные комиссии: в молодёжную, где власть сразу захватили неформалы из Северодвинска, и по правопорядку, здесь я стал председателем, но после схватки с другими желающими занять этот пост. Особенно старался В. С. Чикин, мало кому известный, непредсказуемый в поступках, который сразу публично пожаловался на меня на первом же после этого заседании Совета. Как председатель комиссии я был утверждён и членом президиума Совета, который просуществовал недолго. Вместо него создали малый Совет. Чуть позже меня вдобавок ко всему избрали ещё и председателем комиссии по реабилитации жертв политических репрессий. Но эта комиссия была не депутатской, а работала на полуштатной основе, так как в её составе была штатная должность секретаря. Этот секретарь вёл всю техническую и подготовительную работу по рассмотрению материалов на заседаниях. Должность секретаря я выпросил у П. Н. Балакшина, который в то время возглавлял администрацию области, благодаря чему комиссия работала, по сути, на постоянной основе и успела рассмотреть — в отличие от многих других регионов — огромное количество дел. Чрезвычайно интересно было изучать материалы по репрессиям конкретных лиц, а они касались периода с 30-х до 1950 года.
Почти по всем политическим репрессированным, то есть осуждённым по политическим статьям, принимались решения о реабилитации, но почти по всем этим материалам значилось, что виновные свою вину признавали полностью и рассказывали, как они совершали политические преступления.
Другое дело, что было много заявлений о реабилитации от лиц, осуждённых за чисто уголовные преступления, хотя их фигуранты утверждали, что этих преступлений они не совершали, что их им «навешивали» из политических соображений, а признаваться в совершении таких преступлений их заставляли. По таким делам решающее значение имело заключение прокуратуры, которая обязана была изучать архивы по заявлениям.
Окончилось моё председательство в этой комиссии уже после того, как всех депутатов по указу Ельцина насильственно лишили депутатских полномочий.
Депутатский корпус состоял из личностей, я бы сказал, среднего уровня, к которым — надеюсь, я себя не переоцениваю — отношу и себя. Выдающихся личностей не появилось, хотя яркие, отличающиеся от общей массы, конечно, были. Например, Ю. А. Гуськов — человек государственного мышления, В. А. Ширяев, А. В. Дмитриев, П. Н. Казакевич, П. Г. Вершинин, В. М. Сивков и некоторые другие. Они-то и задавали тон сессиям.
Были и просто неординарные личности, как Дмитрий Владимирович Зинченко, выпускник Киевского высшего военного инженерно-авиационного училища, совсем ещё молодой мужик в звании капитана. Казалось бы, с учётом депутатства какая перед ним служебная перспектива открылась. А он вдруг возьми да и уволься из армии и только ради одного — безвозмездно и бескорыстно быть ближе к тяжелобольным детям, находящимся в облбольнице. Газеты назвали этот поступок «послушанием по благословению настоятеля Антониево-Сийского монастыря отца Трифона». Конечно, это не поступок Че Гевары, но что-то из этого ряда, это уж точно.
