Иском молодого шустрого парня (называвшего себя парнем с окраины и числившегося в те годы в активистах ЛДПР) были обжалованы действия избирательной комиссии, которая отказала (или отменила, уж точно и не помню) ему в регистрации в качестве кандидата в депутаты в облсобрание за грубые нарушения правил предвыборной агитации.
Дело рассматривал Соломбальский райсуд в пятницу, а в воскресенье уже должны были состояться выборы. Я представлял интересы избирательной комиссии и видел по поведению и высказываниям судьи-женщины, что она явно симпатизирует кандидату и склонна принять решение в его пользу. Я понимал, что шансов на успех у меня мало, тем более, что я никак не мог найти нужных и достаточных доводов, убедительных аргументов, чтобы переломить ход рассмотрения дела в пользу избирательной комиссии, в которой, кстати сказать, все её члены были далеки от юриспруденции. Суд был мною проигран. И только через пару дней я обнаружил, что в статью 26 ГПК РФ — регламентирующую перечень дел, подсудных областному суду — за несколько дней до рассмотрения упомянутого дела были внесены вступившие в силу изменения, на основании которых Соломбальский райсуд не имел права рассматривать это дело, так как оно стало подсудным только областному суду. И если бы я знал об этом, то заявил бы ходатайство о прекращении производства по делу и передаче его в областной суд, и это бы означало, что кандидат, снятый с регистрации, не мог бы участвовать в выборах, так как была вторая половина пятницы, а через день, в воскресенье, — выборы. Но самое печальное то, что об изменении в законодательстве не знал и районный суд, а это уж совсем непростительно.
Были у меня, к сожалению, и другие промахи. Более того, в моей работе был пример, когда незаконное судебное решение было принято в отношении лично меня, и я, уже имея многолетний опыт юридических тяжб, так и не смог преодолеть сопротивление суда и добиться законного решения.
Дело заключалось в том, что, помимо частной юридической практики, в качестве индивидуального предпринимателя я работал юристом в ряде организаций по трудовым договорам со свободным режимом рабочего времени, то есть я приходил в организацию, когда там возникала необходимость в юристе для консультирования, для юридической оценки какого-либо документа или какой-либо ситуации, для представительства в суде, если возникало судебное дело, для участия в переговорах, предшествующих заключению какой-либо сделки, и т. д. Очень часто все эти работы я выполнял, даже не посещая организацию, но поддерживал с нею связь по телефону, Интернету или просто с помощью доставки документов нарочным. Такой метод работы в мире, да уже и в России, является довольно распространённым, именуется дистанционным или, по-английски, фрилансом и аутстаффингом и признан судебной практикой.
С учетом особенностей режима работы мои трудовые договоры — для исключения в будущем каких-либо недоразумений — содержали специальный пункт, что на работника, то есть на меня, распространяются все положения и нормы Трудового кодекса и все социальные выплаты. Так я и работал в организациях с ежегодным предоставлением мне очередных отпусков.
Более десяти лет я работал таким методом в известном в Архангельске учебном заведении, мной были довольны: я выигрывал для него все судебные процессы, постоянно консультировал не только по чисто юридическим вопросам, но и по организационно-управленческим. Работники заведения постоянно у меня консультировались по своим служебным и частным вопросам, и я им помогал в составлении деловых, в том числе судебных, бумаг. Организационно я был подчинён главбуху и получал от неё задания. Несколько раз меня поощряли денежными премиями. И вдруг грянуло очередное реформирование, учебное заведение повысило свой статус, был назначен новый директор, со скрипом решалось много возникших организационных, финансовых, штатных и тому подобных проблем, поэтому, как пояснила мне главбух, возникли проблемы с заработной платой. Я был спокоен, так как задержки с выплатой зарплаты, хотя и редко, но бывали и ранее. Я продолжал работать в том же духе. Месяца через два, когда я уже потребовал выплатить мне зарплату, начальник отдела кадров вдруг пригласил меня к новому директору, и тут я узнал, что я в работниках преобразованного заведения не числюсь, зарплату мне не начисляют, а директор пригласил меня для собеседования, чтобы выяснить, подхожу ли я как юрист заведению. Нашей беседой он остался доволен, его всё устроило, и он заверил меня, что я буду продолжать работу в том же качестве по той же методе. Он проводил меня до выхода из здания, мы пожали друг другу руки и разошлись. Продолжая работать, примерно через месяц после этой милой беседы узнаю, что я — никто для этого учебного заведения и зарплату мне платить не собираются; более того, никто не намерен даже объяснить мне ситуацию, хотя звонки с юридическими вопросами оттуда продолжали поступать.
Задолженность по зарплате была небольшой, но меня возмутила беспардонность нового директора, и я подал в суд иск о взыскании невыплаченной зарплаты с процентами. Естественно, Октябрьский райсуд без проволочек удовлетворил иск, поскольку всё было очевидно. Решение было очень грамотным, абсолютно все обстоятельства были установлены и исследованы, но меня насторожила фраза, слишком самоуверенно и спокойно брошенная директором, который тоже присутствовал в судебном заседании: «Ну, мы ещё посмотрим в облсуде…» Он знал, что говорит. Абсолютно законное решение суда было отменено облсудом в кассационной инстанции с простым доводом: необходимо исследовать, не были ли отношения между истцом и ответчиком гражданско-правовыми. Довод был совершенно незаконным по сути и надуманным по форме, так как суд первой инстанции как раз и посвятил всё своё разбирательство этому вопросу, поскольку этот довод у ответчика был единственным. Облсуд пошел на явную, откровенную ложь, так как ему решение нужно было отменить, чтобы суд первой инстанции принял «нужное» решение, и Октябрьский райсуд в новом составе такое решение принял, назвав трудовой договор и все обстоятельства моего труда в учебном заведении гражданско-правовыми, вопреки трудовому договору, вопреки фактическим обстоятельствам и вопреки судебной практике, обобщённой и опубликованной в виде постановления Пленума Верховного Суда РФ.
Без всяких сомнений, «телефонное право» оказалось самым «законным» правом.
Чтобы не было сомнений в моей правоте у юристов, если таковые найдутся среди читателей моего опуса, я перечислю обстоятельства, по которым можно безошибочно определить, работал ли я по трудовому договору или мои отношения с учебным заведением были гражданско-правовыми.
1. Договор назывался трудовым, а его стороны работодателем и работником.
2. В договоре речь шла о постоянной работе для исполнения трудовых обязанностей юриста по юридическим проблемам, возникающим в текущем повседневном функционировании заведения.
3. Договор содержал пункт, который специально оговаривал, что на отношения сторон по договору полностью распространяются нормы Трудового кодекса РФ.
4. На меня приказом директора о приеме на работу были возложены обязанности юрисконсульта.
5. Работа в заведении не была ограничена сроком, и не стояла конечная цель, достижение которой вменялось юристу.
6. Заработная плата выплачивалась ежемесячно, как всем работникам заведения, размер зарплаты не зависел от достижения какой-либо цели или конечных результатов работы (их и не было), на заработную плату начислялись северная надбавка и райкоэффициент.
7. Размер оплаты моего труда был привязан к МРОТ и зависел от его величины.
8. Разрешение споров — в случае их возникновения — между мной и работодателем по договору (п. 9 и п. 11) должно было осуществляться на основе трудовых норм.
9. Мне как работнику предусматривались все социальные выплаты, а также выплата отпускных, и фактически ежегодно предоставлялись отпуска.
10. Все справки, выдаваемые в связи с моей работой, оформлялись как на работника. В трудовой книжке имеется запись, что я был принят на должность юриста.
