Может быть, думал Моуки, ее люди забудут об Иирин или их космический корабль потеряется в безбрежном небесном океане и тогда Иирин останется здесь? Моуки очень любил Укатонена — тот был добрый, насмешливый, хороший учитель, но Иирин была ситиком Моуки, и заменить ее не мог никто. В Лайнане она стала какой-то странной, ей почему-то хотелось быть одной, слушать, как ее компьютер издает звуки, а иногда — одновременно и звуки, и изображения. Иногда Иирин и сама вдруг начинала издавать звуки, прислушиваясь к компьютеру. А временами просто сидела на краю утеса, глядя в океан, и кожа ее была серой-серой. И когда он пытался отвлечь ее, Иирин либо не обращала на него внимания, либо, что еще хуже, отсылала Моуки от себя.
Он был рад, что они уходят из Лайнана. Возможно, что когда они покинут Лайнан, Иирин снова станет прежней. Моуки очень хотелось поскорее оказаться в безмятежном приветливом Нармоломе.
Но вместо того чтобы идти на север в Нармолом, они вдоль берега повернули на юг.
— Куда мы идем? — спросил Моуки.
— Мы идем погостить у энкаров, — ответил Укатонен.
— Зачем?
— Если бы мы пошли прямо в Нармолом, мы бы добрались туда чуть ли не за месяц до брачного сезона. И тогда нам пришлось бы уходить оттуда как раз в самом его начале. А мне хочется, чтобы Анито смогла побыть в своей деревне подольше без нас, ведь ей скоро придется навсегда покинуть Нармолом. Кроме того, вы с Иирин нарушаете гармонию Нармолома. Поэтому нам лучше навестить энкаров, а деревенские и без нас обойдутся. Это очень важно — чтобы энкары познакомились с вами. Именно им придется иметь дело с народом Иирин.
— А Анито не станет беспокоиться?
— Она же знает, что вы со мной.
От таких новостей уши Моуки плотно прижались к голове. Он любил Нармолом. Они уйдут из него вместе с Анито и уже никогда туда не вернутся. А жить тогда будут среди энкаров, которые ведут жизнь отшельников или привидений — мертвецы для своих деревень. Как у энкара, у него не будет своей деревни.
Иирин дотронулась до его плеча.
— Мне тоже жаль расставаться с Нармоломом, Моуки.
Они шли на юг прочь от берега, к далеким горам, на самых высоких вершинах которых лежал белый снег. Иирин сказала ему, что такой же снег лежит и в деревне, где живет ситик ее ситика — ее дедушка.
Моуки изо всех сил пытался понять, как же это ее дедушка живет не в той деревне, где живет ее ситик (отец). А Укатонен спросил:
— А почему ситик твоего ситика не умер?
— Умер? А почему же он должен умереть? — недоуменно спросила Джуна.
— Снег убивает нас. Слишком холодно. Мы засыпаем, если слишком холодно.
— Он может убивать и у нас, но мы защищаем наши тела теплыми одеждами, которые предохраняют нас от охлаждения.
— А как вы удерживаете ваши покрывала теплыми?
Иирин на мгновение стала ярко-розовой.
— Не понимаю, что ты хочешь сказать.
— Ты говоришь, что покрывала держат вас теплыми. Как же они производят тепло?
Иирин издала тот странный лающий звук, который производила всегда, когда ей было смешно. Она называла его смехом.
— Покрывала не производят тепла, эй. Они удерживают тепло, которое производят наши тела, подобно перьям птиц. Вот почему и у вас к северу количество птиц резко возрастает — там холодно и снег идет значительную часть года.
— Ты была в Стране Холода? — спросил Укатонен, тело которого светилось ярким розовым цветом, а уши дрожали от любопытства. — Расскажи мне об этом.
Всю остальную часть дня и ночь они отдыхали; охотиться тоже не стали — ограничились сушеной пищей из мешков. Укатонен с увлечением слушал рассказы Иирин о Стране Холода. Моуки и гнездо строил один. Другие были слишком заняты, чтобы помогать ему.
Впрочем, Моуки Укатонена не винил. Рассказы были необычайно увлекательны. Там лежали огромные, как море, открытые пространства, поросшие только травой и кустарниками. По ним гигантскими стадами бродили колоссальные птицы, поедая траву, а иногда и друг друга. Ростом они были с Иирин, да и весили столько же. Можно было пройти много-много уай в любом направлении и не встретить ничего, кроме все той же травы и все тех же птиц. И никаких деревьев.
Моуки закрыл глаза и попробовал вообразить Страну Холода. Там было холодно, пусто и очень страшно. Увидев страх Моуки, Иирин обняла его и прижала к своему теплому телу.
Джуна прижала к себе Моуки. Ее рассказы о северных степях явно напугали бейми.
— Существует кворбирри — одно из самых ранних — очень простое и очень трогательное, в котором говорится, как Смерть пришла из Страны Холода в виде белой волны, — сказал Укатонен, когда Джуна кончила повествование о степях.
Укатонен вынул из своего заплечного мешка простенькую жалейку и как-то весь подобрался, готовясь разыграть кворбирри. Приложив жалейку к ноздрям, он выдул печальную мелодию, очень негармоничную, очень чуждую человеческому уху. Эта мелодия заставила напрячься стрекательные железы на спине Джуны. По сравнению со сложными кворбирри, которые исполнялись лайли-тенду и деревенскими, это кворбирри было простым и суровым, как классическая сага.
Энкар двигался с каким-то медлительным, плавным изяществом, напоминающим представления мастеров тай-чи.
Вот только что он был жителем деревни тенду, а через мгновение превратился в холодный, дующий с севера, ветер. А вот уже увядают и гибнут джунгли, а Укатонен — целая группа энкаров — идет на север, чтобы узнать, что там случилось. Одного за другим холод убивает их всех, кроме последней, которую посетили духи и дали ей такую силу, что она смогла дойти до границы Мира. Там она обнаружила, что стоит перед белой стеной, простирающейся от земли и до неба. Энкар повернула назад, и тайная сила духов покинула ее только на самом краю оставшихся клочков джунглей. И все же она прожила достаточно долго, чтобы успеть рассказать другим энкарам о том, чему была свидетельницей, дабы могли они приготовиться к приходу великой стены Смерти.
История подошла к концу. Укатонен сел на место, вид у него был усталый и измученный. Моуки подал ему большой кусок сотов, Джуна потянулась за своим компьютером. Ее так захватило представление, что она начисто забыла включить запись. Странно, но какая-то часть ее души была рада тому, что члены экспедиции никогда не увидят ее. Память об этом кворбирри будет безраздельно принадлежать ей одной.
Джуна обратилась к данным экспедиции, касающимся геологической истории планеты. Последний ледниковый период здесь имел место 25 тысяч лет назад. Ее стрекательные железы опять напряглись, когда она поняла, какой возраст имеет это кворбирри.
— У тенду очень долгая память, — сказала она Укатонену. — Согласно тому, что мой народ узнал о твоем мире, последняя стена льда была много тысяч лет назад. Если кворбирри говорит об этом событии, то она во много раз старше любых устных сказаний моего народа.
— Это кворбирри относится не к последнему Великому Холоду, — ответил Укатонен. — Оно гораздо старше. Оно помогло нам пережить вот уже четыре Великих Холода.
И снова напряглись стрекательные железы на спине Джуны. Она снова взялась за геологическую историю планеты. Если данные верны, то представлению Укатонена более 100 тысяч лет! Даже если предположить, что исследователи переоценили продолжительность межледниковых эпох, то все равно услышанная ею история, соотнесенная с историей человечества, была древнее всего, что пока раскрыли раскопки на Земле. Она древнее тех времен, когда исчезли неандертальцы, подсчитала Джуна, просматривая материалы по истории человечества. Джуна вздрогнула, сложила компьютер. Она была поражена тем, что только что узнала.
— А откуда вам известно, когда был наш последний Великий Холод? — спросил Укатонен. — Твои люди появились тут только в прошлом году. Как они узнали о том, что было задолго до их появления в нашем мире?
— Они отправились на север так далеко, как только можно было проникнуть в Холодные Страны, и врубились в… — Джуна поискала замену слову «льды», — в Снежные горы (это был, пожалуй, наилучший эквивалент, подумала она). В Снежных горах снег летом не тает, но каждый год на них ложится новый слой снега. Каждый слой равен одному году. Мы изучили слои и теперь можем сказать, какой толщины слой образовался в тот или иной год.