Мы переместились на некоторое время вперед, с того момента, как в последний раз были в Берлине, и зависли над «ключевой точкой» — замком Вевельсбург, где фрау Краузе намеревалась провести приглашающий нибирцев ритуал. Переведя стены ТАРДИС в режим условной прозрачности, так, что казалось, будто консоль ТАРДИС и мы парим в облаках, к восторгу Элис — снаружи нас и вовсе не было видно — мы понаблюдали за уровнем аномалий в течение всего дня и сочли его полностью приемлемым.

А потом заглянули в Северную Африку, и полюбовались, как танки генерала Роммеля раскатывают в пыль ошметки разбуянившихся, но уже потерявших заряд и управление мумий, повылезших из подземного города Хамунаптры, и для верности методично обстреливают весь квадрат, покрывая небеса Египта непроглядной тьмой вздымающегося песка. Искать после этого что-нибудь живое в тех местах было бы бессмысленно. Хотя, справедливости ради, стоит отметить, что и раньше живого там было кот наплакал, даже когда оно двигалось и совершало запрограммированные агрессивные действия.

И наконец, совершили последний тест в этой вселенной — заглянули еще на неделю вперед, посмотреть, как будут развиваться события: отправились в Берлин сорок второго года, который в нашей Вселенной никто не видел и не увидит. Все еще мрачный, настороженный, кровавый, возбужденный, пропитанный сводящим с ума воздухом жаждущих родиться вероятностей. Все говорили о конце войны как о чем-то решенном. Много было растерянности и недовольства, озабоченности, подавленности, и, одновременно, радости. Приглушенной, но распирающей стены, как готовая ворваться на улицы, подмывающая фундамент, разбушевавшаяся подземная река. Мы поблуждали по улицам, ловя самые разные ментальные волны и взгляды. Кто-то открыто шарахался от моей формы. Кто-то, напротив, взирал с надеждой и норовил вставить гвоздику в петлицу. А ведь был еще только февраль.

— Кажется, ты выбрал не самую удачную маскировку, — заметила Ривер.

— Зато как познавательно! — возразил я.

Затем мы вспомнили, что люди все же иногда едят, и завернули в какой-то кабачок, ненадолго отвлечься на баварские шпикачки и местные экзотические напитки. Общество в нем было самое разношерстное, но не недружелюбное. Все кругом гудело, и до сих пор, конечно, обсуждали невероятное исчезновение вождя германской нации прямо во время пламенной речи на военном совещании, транслировавшемся в прямом эфире на телевидении. С внезапным возникновением на его месте огромного гладковыбритого человека в набедренной повязке и золотых египетских украшениях, которого с испугу немедленно застрелили на месте. И правильно сделали. Этот древний результат генетических экспериментов над землянами предполагался еще и неуязвимым, но нашим невольным агентам и союзникам, судя по всему, отлично удалось подобрать ключ к его защитному коду. Мы, конечно, подстраховывали, оставаясь неподалеку, но они прекрасно справились сами!

Играл патефон. Какой-то молодой лейтенант пригласил Элис потанцевать, и мы на время остались одни.

— Мечты сбываются, — пошутил я. — Вот мы и убили Гитлера.

— Все еще соревнуешься с Доктором? — улыбнулась Ривер.

— Нет. Но по-моему, все равно забавно. Шутка это была или нет — начавшееся шуткой, хоть где-то, да происходит совершено всерьез. Теперь война тут закончена, и что-то пойдет совсем по-другому — в другой вселенной.

— Может быть, и не совсем по-другому.

Я пожал плечами.

— «Совсем» никогда ничего не бывает. Историческая инерция требует своего. Импульс должен выработать свою энергию, чтобы самопогаситься. Может быть, они и не извлекут должного урока из того, что закончилось быстрее, чем могло бы. А может, наоборот, им будет легче, чем после всех совершенных оборотов. Может, им повезет, и они сумеют найти равновесие. Может, нет. Не знаю. Но пожалуй, это все равно того стоило. По крайней мере, в том мире, где это было возможно.

— Конечно, стоило. — Ривер задумчиво посмотрела на танцующую Элис. — Она довольно странная девушка.

— Да, я тоже заметил. Очень быстро избавилась от ментального воздействия, помнила все, что с ней произошло и в трансе и в парадоксальной фазе, очень легко переносит транспортировку на вихревом манипуляторе. Обычно людей мутит с непривычки.

— Может быть, Доктор был прав в своих подозрениях.

— В каких подозрениях!..

— Из-за ее фамилии. Что она как-то связана с тобой…

Я вытаращил глаза, и поставил опустевшую рюмочку из-под анисового ликера на стол.

— Ривер, да как я мог?..

— Не ты.

— Не понимаю.

Она вздохнула. Поля шляпки с орлиным пером опустились, скрывая ее лицо.

— Когда ты счел, что лучший способ спасти Вселенную — запереться в Пандорике, я не расформировала базы. Но я все же спрятала часть детей — превратила их в людей, и отправила в приюты и к приемным родителям в разных временах, на разных планетах. Потом, когда Вселенная была перевоссоздана, и все эти полгода будто никогда не существовали, казалось, что не нужны никакие отменяющие действия — все дети были снова на месте, и вообще, всего этого времени просто не было. Но в условиях сильных аномалий, вот как эта, к примеру, мог сработать некий остаточный эффект, эхо произошедшего и никогда не происходившего. Элис Саксон может быть одним из потерянных, хоть и никогда не терявшихся детей Нового Галлифрея. А может не быть. Как тут поступить, неизвестно. Чтобы не рисковать, я собирала части их личностей у себя. Но в итоге — я этого будто не делала. У Элис нет «часов», которые могли бы восстановить ее природу.

— Но мы ведь сделали таймледи даже Сьюзан, а она была просто человеком.

— Да. Но едва ли правильно хватать и переиначивать природу всех, кого мы подозреваем, или кого придет в голову.

— Да, конечно. Тем более, по нашему счету, все наши дети на месте, никто не пропадал. Возможно, Элис — эхо одного из них, с которым и так все в порядке.

— Да, это возможно.

— А если к ее истории примешиваются иные вероятности, может быть, когда-нибудь у нее найдутся и часы. Или просто что-то станет более явно. Пожалуй, имеет смысл просто слегка за ней присматривать.

Ривер удовлетворенно кивнула:

— Я тоже так думаю.

Какое-то время мы просто смотрели на танцующую Элис. А потом в воздухе снова что-то переменилось. Я бросил взгляд на дверь и увидел исчезающий за ней край твидового пиджака. Очень знакомого… но ощущение тут же пропало.

Я с тревогой посмотрел на Ривер. Она обеспокоенно озиралась.

— Ты видела его? Это был он?

— Не знаю. В любом случае, он не вошел.

— Может быть, его тоже привлекла аномалия.

— Возможно.

— И ты не хочешь с ним встретиться?

Хотя, что мы знаем о нем в это мире? Что он помнит? Что знает? Одиннадцатый, а не Десятый. Зато это был Доктор Ривер.

Ривер ответила мне долгим загадочным взглядом.

— Я вернулась в тридцать восьмой год не для того, чтобы встретиться с прошлым. А для того, чтобы с ним попрощаться.

Я сел на место. Меня распирали чувства. Причем, хорошие.

— Но все же как-то жаль. Он кажется таким одиноким, неприкаянным. Даже с Дженни у него, похоже, не сложилось родственных отношений.

— Может, он просто так устроен?

— И потому вечно о чем-то печалится? Может, мы можем сделать для него что-то хорошее? Вернуть часть прошлого. Например — Донна. Как ты думаешь, он обрадуется Донне? Уж она-то его растормошит? Мы же можем вернуть ей память.

— Но только в теле таймледи.

— Разумеется.

— А куда мы денем человеческое?

— Это же всего лишь тело! — фыркнул я.

— Знаешь, у некоторых есть предрассудки на этот счет.

— И в самом деле — предрассудки! Но игра же стоит свеч!

Ривер засмеялась.

— Я думаю, теперь главное, что стоит сделать — это вернуться в свою вселенную. Как бы тут ни было весело!

Танец закончился, раскрасневшаяся Элис вернулась к нам, и мы немедленно втроем растворились в сумрачном свете ламп кабачка, — в частности, чтобы не наткнуться случайно на Доктора, — и вернулись в ТАРДИС.