Мне сладок этот вечер длинный,
Светло-зеленый блеск луны,
Всплывают в памяти картины
Невозвратимой старины.
Нет! То не зыбко задрожала
В высоком зеркале луна:
Екатерининская зала
Тенями прошлого полна.
Или другие картинки вспоминаются:
Из облака, из пены розоватой,
Зеленой кровью чуть оживлены,
Сады неведомого халифата
Виднеются в сиянии луны.
Никто теперь так не напишет, как Георгий Иванов. Закончился Серебряный век. И что?!
Деревья жалобно шумят, луна
Напоминает бледный диск камеи,
И эхо повторяет имена
Елизаветы или Саломеи…
Горько? Но Георгий Иванов находит единственное утешение в этом стихотворении, написанном в 1920 году:
И снова землю я люблю за то,
Что так торжественны лучи заката,
Что легкой кистью Антуан Ватто
Коснулся сердца моего когда-то.
От Сергея Есенина до Юнны Мориц
Блок, Брюсов, Бальмонт, Георгий Иванов – певцы города, типичные урбанисты с городскими наваждениями, страхами и комплексами, ну и, конечно, с изощренной эстетической памятью. Совсем иной закваски Сергей Есенин, поэт крестьянский, сельский. В его поэтическом мире Луна так же естественна, как лошадь и плуг. И он, наверное, страшно бы удивился, доживи до наших дней и узнав от адептов общества «Память», что Луна – знак покровительства над иудеями. К счастью, Есенин этого не знал, и Луна для него – всего лишь явление природы, а не какой- то мессианский знак. Жизнь Сергей Есенина – самый обычный, извечный круг бытия.
Жить – так жить, любить – так уж влюбляться.
В лунном золоте целуйся и гуляй.
Только вот в этом круге непременно за радостью следует грусть:
«Отчего луна так светит грустно?» -
У цветов спросил я в тихой чаще.
С годами меняется у поэта отношение к Луне, он сетует, что ночное светило стало менее благосклонно к нему:
Я помню осенние ночи,
Березовый шорох теней,
Пусть дни тогда были короче,
Луна нам светила длинней.
В юности, как известно, все иначе – хмельнее, веселее, отчаянней:
Вечером синим, вечером лунным,
Был я когда-то красивым и юным.
Но ушла юность, отшумела. И что же? Что же видим кругом? Природа как будто стареет вместе с нами: «Неуютная жидкая лунность». Естественно, все это очень печалит.
А когда ночью светит месяц,
Когда светит… черт знает как?
Я иду, головою свесясь,
Переулком в знакомый кабак.
И т. д. Есенинскую луниаду можно разворачивать и дальше. Честно говоря, нет ни времени, ни сил пролистать книги других крестьянских поэтов – Клюева, Клычкова, Орешина – и вспомнить, как они строили свои отношения с Луной. Вот лишь отрывочек из Сергея Клычкова:
Всему пора, всему свой час -
И доброму, и злому…
И пусть луны лукавый глаз
Кривится из-за дома!
Вспомним хотя бы одну строчку из Николая Гумилева:
Луна плывет, как круглый щит
Давно убитого героя.
Раз Гумилев, значит, и Ахматова. В декабре 1944 года Анна Андреевна написала такие строки:
Явление луны
Из перламутра и агата,
Из задымленного стекла,
Так неожиданно покато
И так торжественно плыла, -
Как будто «Лунная соната»
Нам сразу путь пересекла.
«Эти стихи ташкентские, хотя и написаны в Ленинграде», – сделала приписку Ахматова.
Вспомним и Игоря Северянина. Он тоже поклонник и любитель Луны. У него Луна вовлечена в игру слов, в фейерверк сравнений. И еще Северянин обожал новообразования, прихотливо отпочковывая от Луны новые существительные и глаголы: «лунеет», «лунь лимонных рощ» и т. д.
Плачут сирени под лунный рефрен.
Очи хохочут несчастных сирен.
Лунные плены былинной волны.
Сонные сонмы весенней луны.
(«Сонмы весенние», 1909)
Поздний, зрелый Игорь Северянин, поэт эмигрантской поры, строг. Луна для него уже не поэтическая игрушка, а космический спутник печального и страдающего поэта:
И весь вечер – без слов, без надежд,
без мечты, без желанья,
Машинально смотря, как выходит из моря луна
И блуждает мой друг по октябрьской мерзлой поляне,
Тщетно силясь в тоске мне помочь, – я стою у окна.
(«Серебряная соната», 1925)
Из современных поэтов – и то кратко – коснемся лишь двух, двух женщин, верных образу Луны, – Беллы Ахмадулиной и Юнны Мориц.
У Ахмадулиной образы «ночью лунной» и «лунный свет» органично вплетены в поэтическую ткань. Для нее Луна – обязательная данность.
Я шла домой и до рассвета
Зрачок держала на луне.
В другом стихотворении Белла признается:
Я в местной луне поначалу своей
Луны не узнала, да сжалилась лунность.
И свойски зависла меж черных ветвей -
Так ей приглянулась столь смелая глупость.
Как видим, Луна для поэтессы – живое, осязаемое существо, и не важно, своя или местная. Или скажем по-другому: Луна – это параллель второго существования Ахмадулиной, бытие в какой-то иной сфере.
С луной разделив ее труд и мытарство,
Последним усильем свечу загашу
И слепо тащусь в направленье матраца.
За горизонт бытия захожу.
(«Луна в Тарусе»)
И совсем категорично звучит такое заявление:
Ни с кем моей луной не поделюсь,
Да и она другого не полюбит.
То есть Луна-однолюбка. Тоже интересный вариант!.. От Ахмадулиной перейдем к Юнне Мориц. В ее поэзии Луна тоже частая гостья, правда, без всякой страстной влюбленности и без претензии, что никогда не полюбит другого, как у Беллы. Ночное светило у Юнны скорее выполняет роль яркого пятна во вселенском пейзаже.
Ночью будут холода.
В синем сумраке окна
Намечается звезда,
Намечается луна.
