— Когда я видел тебя в последний раз, ты была блондинкой, Руби, — сказал он.

— С каких пор я должна спрашивать у вас, в какой цвет мне краситься?

— Ты все еще работаешь у миссис Харпер на Уотерфорд-авеню?

Она кивнула и мокрыми от слез глазами посмотрела на Вердена:

— А что вам за дело, у кого я работаю? Если бы не вы, я не потеряла бы место в супермаркете.

— Нужно было лучше думать, — возразил он, — прежде чем тянуть семьдесят пачек стирального порошка. Твоя любовь к чистоте не довела тебя до добра. Все хорошо в меру. Вижу, ты опять взялась за старое.

Берден посмотрел на голые доски пола, потом на ноги Руби в варикозных венах, скрытых тонким черным нейлоном, наконец, на ее вдруг застывшее от ужаса лицо. Дрейтону он сказал как бы между прочим:

— Не много найдется работающих женщин, которые выкроят время на стирку большого ковра. Почистить его влажной тряпкой — это еще куда ни шло. Давайте-ка выйдем в сад и поглядим, что за работенку Руби над ним проделала. Утро сегодня ничего, и я не прочь глотнуть свежего воздуха.

Руби Бренч вышла вместе с ними. На своих высоких каблуках она шла нетвердой походкой, и Дрейтону казалось, что это от страха. В кухне царили чистота и порядок, а приступок за задней дверью был таким белым, что даже от не слишком грязного башмака Бердена остался черный след. Человека, высовывавшегося из окна, — мужа? жильца Руби? — не было видно.

Дрейтона удивило, что обычная веревка выдерживает вес пропитанного водой ковра; его как будто предварительно окунули целиком в ванну, а потом не отжали. Даже сильный ветер не заставил бы его шевельнуться. Берден с любопытством подошел к ковру.

— Не трогайте его, — визгливо выкрикнула Руби. — Он упадет на землю.

Берден не обратил внимания на ее слова. Он дернул ковер книзу, и, как ожидала хозяйка, веревка тут же оборвалась. Ковер тяжело рухнул на землю, перекрыв дорожку и кусок лужайки, от его сочащихся водой складок распространился сильный звериный запах мокрой шерсти.

— Что вы наделали! Что вы здесь высматриваете? Теперь придется стирать снова.

— Нет, не придется, — мрачно сказал Берден. — Теперь единственными, кто к нему прикоснется, будут эксперты из лаборатории.

— Вы называете это проветрить? — воскликнул Дрейтон.

— Боже мой! — Лицо Руби стало изжелта-белым, и на этом фоне красные дрожащие губы казались краями кровавой раны. — Я никогда и никому не причиняла вреда, я испугалась. Я думала, вы можете повесить это на меня, можете забрать меня за…

— За соучастие? Хорошая мысль. Может, и заберем.

— О, Боже!

После возвращения в неприбранную гостиную Руби несколько секунд сидела молчком, ломая руки и кусая губы — на них уже почти не осталось помады. Затем исступленно выкрикнула:

— Это не то, что вы думаете. Не кровь. Я разливала по бутылкам малиновый сок и…

— В апреле? Сделай одолжение, — сказал Берден, — не спеши, подумай. — Он взглянул на часы. — Мы ведь не очень заняты этим утром, Дрейтон? Насколько я понимаю, можем посидеть и до ленча. Можем и до завтра.

Руби снова замолчала, и в воцарившейся тишине в коридоре послышались шаркающие шаги. Дверь приоткрылась, и Дрейтон увидел малорослого мужчину с редкими седыми волосами. Именно его лицо мелькнуло в заднем окне дома. Выступающая челюсть, бесчисленные морщины, темно-желтая кожа, нос картошкой никак не располагали к обладателю такой пикантной внешности. Градации страха на его лице сменяли одна другую. Человечек не сводил глаз с Дрейтона, и в них всепобеждающий ужас вытеснял тоскливый страх, словно в комнате обосновалась овца о пяти ногах или женщина с бородой.

Берден поднялся и ухватился за ручку двери, поскольку пришелец явно собирался удариться в бега.

— Если не ошибаюсь — мистер Мэтьюз, — сказал он. — Не скажу, что сильно надеялся увидеть вас в партикулярной одежде. Считал, что в эти дни с вас еще снимают мерки.

Человечек, названный Мэтьюзом, скрипучим слабым голосом произнес:

— Хэлло, мистер Берден, — а затем добавил совершенно автоматически, как другие люди спрашивают «Как дела?» или говорят «Хороший денек сегодня», добавил: — Я ничего не совершал.

— Когда я был школьником, — проговорил Берден, — меня учили, что двойное отрицание означает утверждение. Итак, мы теперь знаем, на каком перекрестке находимся. Присаживайтесь, присоединяйтесь к компании. Все собрались или еще кого-нибудь ждем?

С опаской оглядев комнату, Обезьяна Мэтьюз наконец уселся, найдя местечко подальше от Дрейтона. Мэтьюз посмотрел на Вердена, затем на Руби и наконец, явно против собственного желания, снова на Дрейтона.

— Это и есть Джеф Смит? — спросил он наконец.

— Теперь вы понимаете, — сказала Руби Бренч, — он никогда их не видел. А что до меня, то я не видела и девушки.

Вексфорд в раздражении мотнул головой. Он весь затрясся от гнева, когда Берден рассказал ему, но сейчас гнев утих, уступив место отвращению и горечи. Четыре дня прошло со вторника, четыре дня сомнений и разочарований. Шесть человек тратили время, блуждая во тьме, задавая не те вопросы не тем людям. И все потому, что глупая тетка боялась прийти в полицию, чтобы, не дай Бог, полиция не прикрыла прибыльное дело. Теперь она сидела перед ним, пуская нюни в кружевной платочек, весь перемазанный краской, которую слезы смывали с ее лица.

— Этот Джеф Смит, — сказал Вексфорд, — когда вы в первый раз видели его?

Руби скатала из платочка шарик и судорожно вздохнула.

— В прошлую субботу, третьего числа. На другой день после того, как дала объявление. Это было днем, около двенадцати. Раздался стук в дверь — стучал молодой парень, ему требовалась комната на вечер вторника. Темноволосый, выглядел прилично и говорил прилично. Откуда мне было знать, что он убийца? — Она поудобнее устроилась в кресле и скрестила ноги. — «Меня зовут Джеф Смит», — сказал он, будто гордился своим именем, — я ведь у него не спрашивала. Комната ему нужна была с восьми до одиннадцати, и я назначила цену — пять фунтов. Он не торговался, я проводила его к выходу, и он сел в черную машину.

Во вторник, как и говорил, он пришел ровно в восемь. Но никакой машины в этот раз я не видела и девушки не видела тоже. Он дал мне пятерку и сказал, что уйдет около одиннадцати, значит, когда я вернусь, его уже не будет. Все в комнате было с иголочки, как в хорошем отеле…

— Сомневаюсь, чтобы суд счел это смягчающим обстоятельством, — холодно заметил Вексфорд.

При этом намеке на возмездие, которое общество намеревалось обрушить на нее, Руби громко всхлипнула.

— Ну вот, — Руби проглотила комок в горле, — они устроили небольшой беспорядок, сдвинули мебель, и я, конечно, сразу занялась комнатой…

— Вы не хотите опустить эти подробности? Я сыщик, а не специалист по домоводству.

— Я же все должна рассказать вам или нет? Должна рассказать, чем занималась?

— Лучше расскажите о том, что вы обнаружили.

— Кровь, — сказала Руби. — Я поставила на место диван, и стало видно большое пятно. Я знаю, что обязана была прийти к вам, мистер Вексфорд, но я запаниковала. Вы сами навесили на меня целую кучу обвинений. Меня же привлекут как соучастницу или что-то в этом роде, подумала я. А виноват он один, этот Джеф Смит. Хорошо вам теперь говорить, что вы присмотрели бы за мной. Но мы же с вами понимаем, что это означает. Вы ведь не поставили бы возле моего дома охранников на весь день и всю ночь. А я страшно боялась. — Она добавила жалобным шепотом: — Если по правде, я и сейчас боюсь.

— Каким образом Мэтьюз встрял в это дело?

— Это все я. Я то и дело подходила к окну — а вдруг тот невысокий темноволосый следит за домом. Девушку уже убил, думаю. Он ведь и глазом не моргнет — прикончит и меня. А мы с Джорджем старые друзья. — На мгновение Вексфорд растерялся — кого она имеет в виду. Но тут же вспомнил — это имя Обезьяны, оно как-то позабылось за ненадобностью. — Я слышала, что он вышел, и нашла его в забегаловке Пиболда. — Она поставила локти на стол и впилась в Вексфорда долгим молящим взглядом. — В такие минуты женщине не обойтись без мужчины. Я надеялась, он защитит меня.