И когда это не объективно, греческий ум боится, потому что вы путешествуете в тайну. Что-то должно быть объективным, чтобы если я скажу что-то, другие тоже могли наблюдать это. Это должно стать социальным! И поэтому они спрашивают о том, что такое Истина. Они говорят: «Если мы все придем к одному выводу благодаря наблюдению, экспериментам, мышлению, если мы можем прийти к выводу объективно, тогда это Истина».
Истина Будды не может быть истиной Аристотеля, потому что Аристотель будет говорить: «Вы говорите, что знаете что-то, но это субъективно. Сделайте это объективностью, чтобы мы тоже могли наблюдать это». Будда не смог передать свое осознание, как объективный инструмент на стол. Его нельзя расчленить. Вы не можете ничего сделать со своей Душой. Вы должны принять слова Будды на веру. Он говорит вам что-то, и вы принимаете на веру, но Аристотель скажет так: «Но он может быть в иллюзии. Каков критерий? Как вы можете понять, что он не в иллюзии? Он может вас обманывать. Как вы можете понять, что он вас не обманывает? Он может видеть сон. Как же узнать, что он пришел к осознанию реальности, и не спит? Реальность должна быть объективной, и тогда вы можете решать!»
Вот почему есть только одна наука и так много религий. Если есть что-то истинное, тогда в науке две теории не могут соседствовать друг с другом. Раньше или позже одна теория должна быть отброшена. Потому что мир объективный, и вы можете решить, что истина, а что ложь. Другие могут экспериментировать над этим, и вы можете сравнивать.
Но такое количество религий возможно лишь потому, что мир субъективный, внутренний мир. Ни один объективный критерий не может быть меркой для суждения, подтверждения истинности. Будда выступает за собственное свидетельствование. Он единственный свидетель всего, что он говорит. Вот почему наука сомневается, и это приносит определенную пользу, в религии это становится препятствием. Религия есть доверие, потому что в ней объективного свидетельства не может быть.
Будда говорит что-то. Если вы доверяете ему, хорошо, иначе у вас не может быть никакой связи с ним, беседа не может возникнуть. Есть только одна возможность, и она такова: если вы доверяете Будде, вы можете путешествовать по одному и тому же пути, и прийти к одному и тому же опыту. Но вновь, это будет индивидуальным, и личным, и вы будете вашим собственным свидетелем. Вы не можете даже сказать того, что вы достигли того же самое, чего достиг Будда. Потому что как вы можете сравнивать?
Подумайте вот о чем. Я люблю кого-то, вы любите кого-то. Мы можем сказать что мы все любим, но как я могу узнать о том, что мой опыт любви тот же, как ваш опыт любви? Как сравнивать? Как взвешивать? Это трудно. Любовь - это сложная вещь. Даже меньшие вещи сложны. Я вижу дерево, и называю его зеленым. Вы тоже называете его зеленым, но мое зеленое и ваше зеленое не могут быть одинаковыми, потому что глаза отличаются, отношение отличается, настроение меняется.
Когда художник смотрит на дерево, он не может видеть одну и ту же зелень, какую видите вы, когда смотрите вы, потому что у художника более чувствительный глаз. Когда вы видите зеленое, это просто зеленое, а когда художник видит зеленое, видите дерево, он видит много оттенков зелени одновременно. Когда Ван Гог смотрит на деревья, это не те же самые деревья, которые видите вы. Как же сравнивать их? Вижу ли я то же самое дерево, которое видите вы. Это трудно, и по-своему это невозможно, даже в таких простых вещах, как ощущение зеленого. Так как же сравнивать нирвану Будды, мокшу Махавира, Браман Кришны? Как их сравнивать?
Чем глубже мы движемся, тем более личностным все становится. И чем больше мы идем внутрь, тем меньше возможность проверить это. И, в конечном счете, вы только можете сказать: «Я - единственный свидетель». Греческий ум боится. Это опасная территория. И тогда вы можете стать жертвой молитвы, вы можете стать жертвой обманщиков, тех, кто попал в заблуждение. Вот почему они настаивают на объективности: «В чем истина?» Это вопрос. И вы обязаны быть объективными.
Индуистский ум говорит: «мы не интересуемся истиной. Мы интересуемся свободой человека. Нас интересует внутренняя свобода, в которой нет рабства, нет ограничений, в которой сознание становится безграничным, сознание становится единым с Целым. И до тех пор, пока мы не станем Браманом, мы не будем свободными».
Это восточный поиск. И его также можно наблюдать. Вы можете о нем думать, вы можете философствовать о нем. Эта сутра говорит: «Я - тот абсолютно чистый Браман. Осознать это...» Не думать об этом, не размышлять об этом, потому что вы можете думать, вы можете думать красиво, и вы можете стать жертвой вашего мышления. Мыслить - это не пойдет в данном случае. «Осознать это - вот что приводит к Освобождению». Знайте прекрасно отличие между мышлением и реализацией.
Обычно мы все запутаны, наши умы загрязнены. Человек думает о Боге, и поэтому он думает, что он религиозен. Но он не религиозен. Вы можете думать многие жизни, но вы не будете религиозными. Вы не будете! Вы можете думать многие жизни подряд, но вы не будете религиозными, потому что мышление церебральное, интеллектуальное. Вы осуществляете его словами, но при этом не прикасаетесь к жизни. Вот почему на Западе, вы можете увидеть, как человек думает о высших ценностях, и вместе с тем остается на низшем уровне жизни. Он может говорить о любви, придумывать теории о любви, но посмотрите на его жизнь, в ней вообще нет любви. Скорее, присутствует разум, холодный рассудок, и из-за того, что в его жизни нет любви, он постоянно придумывает всякие теории про нее и думает о ней.
И поэтому Восток настаивает на этом: неважно, сколько бы вы ни думали, до тех пор, пока вы не будете жить этим, это будет бесполезным. В конечном счете, только жизнь имеет смысл, и мышление не должно стать заменой для нее. Идите и посмотрите на религиозных людей, так называемых религиозных людей, не только на религиозных людей, но также на религиозных святых. Они только думают, из-за того, что они думают о Брамане, из-за этого они думают о себе, что они религиозные.
Религия не такая дешевая. Вы можете думать двадцать четыре часа, но это не сделает вас религиозными. Когда ум остановится, и жизнь возьмет свое, когда вы не будете думать о жизни, но будете жить сами, когда ваше сердце будет полноценно биться, когда ваш пульс будет биться в жизненном ритме, тогда это будет реализацией. А осознать - вот достижение Освобождения, мокши, свободы. Когда вы осознаете: «Я есть Абсолютный Браман», - помните об этом слове: «реализация», - когда вы становитесь едиными с Абсолютным Браманом, это перестает быть концепцией вашего ума, и вы становитесь свободными. И тогда мокша, освобождение, свобода достигаются.
Что же делать? Как жить? Все Упанишады представляют собой усилие проникнуть под разными углами зрения к Высшей цели. Это последняя сутра. Последняя сутра говорит, что вы прошли через всю Упа-нишаду, но вы только думаете, и если вы только думаете, какими бы прекрасными ни были ваши мысли, не важно, до тех пор, пока вы не осознаете этого.
Ум может обманывать вас, потому что если вы будете повторять одно и то же постоянно, вы начнете чувствовать, что теперь вы осознали это. Если вы будете с утра до вечера повторять: «Повсюду Браман, я есть Браман, ахам Брахмасми, я - Божественный, я есть Бог, я един с Целым», - если вы будете повторять это, это повторение будет вызывать антигипноз. И вы начнете чувствовать, скорее вы начнете думать, что вы чувствуете, что вы представляете собой все это.
Это иллюзия, и это вам не поможет. Так что же делать? Мышление вам не поможет. Как начать жить? Откуда начать жить? С каких-то моментов, сначала, помните о том, что если что-то вас убеждает логически, это не обязательно верно. Если я вам внушу логически что-то, это еще не значит, что это истина. Логика бредет в темноте. Корни неизвестны вам, логика дает вам тонкую замену ваших корней.
Однажды ночью, прямо посреди дороги, два человека ссорились перед домом Муллы Насредцина. Они так сильно шумели, и Насреддин не мог уснуть. Ночь была холодной. Он ждал, но ждал тщетно, они продолжали шуметь. И тогда Насреддин обернулся в единственное свое одеяло, и отправился успокоить их. Потом внезапно один из двоих стащил с него одеяло, и оба они убежали.
