Старцев Виктор Степанович (1894–1973) – кандидат географических наук, доцент, начинал свою научно-педагогическую деятельность на Урале, в вузах Свердловска и Челябинска. До выхода на пенсию в 1962 году работал в Пермском индустриально-педагогическом институте. В августе 1952 года Министерством просвещения РСФСР был назначен директором Ульяновского пединститута, одновременно исполнял обязанности зав. кафедрой педагогики. Осенью 1954 года переехал в г. Молотов (Пермь) и перевелся из Ульяновского педагогического в Молотовский, где был назначен зав. кафедрой экономической географии[281].

Тюфяков Павел Алексеевич (1907–1954) – после окончания Пермского индустриально-педагогического института работал на различных должностях в сфере школьного и высшего образования: в гороно, преподавателем-ассистентом и заведующим кафедрой литературы, помощником заведующего учебной частью вуза, деканом и т. д. Участник Великой Отечественной войны, которую закончил в звании подполковника. Летом 1950 года переехал в Ульяновск и был назначен зам. директора педагогического института “по учительскому институту” и старшим преподавателем кафедры литературы. В 1951 году, в связи с закрытием учительского института, переведен на должность заместителя директора по заочному отделению. Также непродолжительное время исполнял обязанности зав. кафедрой немецкого языка. Был секретарем партбюро факультета иностранных языков[282].

В 1971 году в газете “Русская мысль”, издаваемой в Париже, в номере от 18 февраля появилась небольшая заметка, подписанная инициалами “О. И.”: “Нас было 12 человек неугодных, увольняемых летом 1953 года из Ульяновского педагогического института. Эта группа состояла из десяти евреев, меня – русской, человека сомнительного, с советской точки зрения, происхождения и родственных связей, – и одного партийца, явно не соответствующего по своим знаниям должности ассистента; кроме того, он пил и избивал жену.

Среди увольняемых была Надежда Яковлевна Мандельштам, жена поэта Осипа Мандельштама, старший преподаватель английского языка на инфаке.

Однажды я зашла к директору института Старцеву; на столе у него лежала телеграмма, подписанная “Депутат Верховного Совета СССР Илья Эренбург”.

В телеграмме Эренбург просил не увольнять жену поэта Осипа Мандельштама. Телеграмма не помогла, и Надежду Яковлевну уволили. Все увольняемые подали заявления в высшие инстанции с просьбой отменить решение института.

В институте были оставлены: конечно, пьяница-партиец; я, как недавно окончившая, на старости лет, аспирантуру; одна еврейка, неожиданно захворавшая скарлатиной. Остальные были уволены и устроились по своей специальности в городах лучше, чем Ульяновск.

Но для Надежды Яковлевны не нашлось места ближе, чем Чита” (с. 3).

О некоторых из уволенных, не раскрывая их фамилий, Н. Я. напишет в своих “Воспоминаниях”: “Я собирала и упаковывала вещи, когда ко мне ворвалась женщина с моей кафедры ‹…› Когда выгоняли меня, она лежала в больнице. Выросла она в Галиции, жадно читала советских писателей и верила каждому слову. Приехав в Ульяновск, она долго несла зарубежно-комсомольскую чушь, хотя уже испытала репрессии-минимум – из первого вуза, где она работала, ее выгнали по пятому пункту. Она сочла это местной ошибкой, но, когда выяснилось, что пятый пункт стал центром внимания и на идиллию соцреализма полагаться нельзя, у нее вдруг открылись глаза. И сейчас – с порога – она крикнула: «Сталин умер!»”[283]

Здесь речь идет о Марте Моисеевне Бикель (1920–1994[284]), уроженке румынского города Радауцы (Радауци), где она прожила до переезда в Черновцы 14 лет. Первым вузом, в котором она работала и откуда ее, по словам Мандельштам, уволили “по пятому пункту”, был Черновицкий университет. Здесь, как видим, от увольнения ее спасла случайность – скарлатина и госпитализация. В Ульяновске Бикель проработала до 1957 года, переведясь на работу в Горьковский иняз[285].

Другим преподавателям повезло меньше: “В день, когда я уезжала и мои вещи грузили на машину, я заметила во дворе кучку народа. Оказалось, что двое с кафедры математики – муж с женой, – коротконогие евреи с кучей детей, только что горько оплакивавшие вождя, накануне ночью были сняты с работы на экстренном заседании кафедры. Оба они свято верили, чему их учили, и спокойно рожали детей, не сомневаясь, что их ждала счастливая жизнь… Не выдержав чистки, оба сошли с ума и, взявшись за руки, плясали и громко голосили во дворе. Студентам они доставили истинное удовольствие… Их увезли, как мне потом рассказал Любищев, в психиатрическую, они поправились, а осенью обоих вернули на работу. Оба они были выдвиженцами и впервые столкнулись с реальностью. Она, говорят, понимала математику, а муж, методист, был невежественным, как все методисты”[286].

В этом эпизоде фигурируют преподаватели кафедры математики: кандидат педагогических наук Матвей Семенович Мацкин (1913 –?) и его жена, доцент, кандидат физико-математических наук Роза Юдовна Мацкина (1923 –?)[287].

Увы, на работу в Ульяновске они не вернулись (здесь Н. Я. допускает неточность). Судя по их личным делам, уже в августе 1953 года они были трудоустроены в городе Глазове в местном педагогическом институте[288].

Летом 1953 года трудоустроилась и сама Н. Я. В “порядке перевода” из Ульяновского пединститута она переехала в Забайкалье и приказом Министерства просвещения РСФСР кк 9/205/ 3 1286 от 19 августа 1953 года была назначена старшим преподавателем английского языка Читинского пединститута.

Скитания Н. Я. Мандельштам продолжались. Но это уже другая история.

Надежда Яковлевна Мандельштам в Чите[289]

В одну из последних встреч с Ахматовой Мандельштам прочел ей свою Воронежскую “Киевлянку”, а в ответ услышал посвященные ему строки:

Эта “пересадка на Читу” оказалась пророческой и аукнулась вдове Мандельштама двухлетним проживанием в столице Забайкалья.

Надежда Яковлевна приехала в Читу 25 августа 1953 года. Согласно приказу Министерства просвещения РСФСР №№ кк 9/205/ 3 1286 от 19 августа 1953 года, она была переведена из Ульяновского пединститута в Читинский и начиная с 1 сентября назначена старшим преподавателем английского языка[291].

Институт располагался в доме 140 по улице Чкалова.

И о городе, и об институте Н. Я. отозвалась чуть ли не с восторгом. В письме В. Ф. Шишмарёву от 15 сентября 1953 года она пишет: “Мне не страшно, что это так далеко – город удивительной красоты, а Институт на десять голов выше Ульяновского. Кафедра наша тоже гораздо лучше. А главное, здесь мирно и миролюбиво”[292]. Кафедра, замечу, была очень молодой: ко времени приезда Н. Я. ей было всего два года, а студенческий контингент – почти исключительно девушки.