На одной из улиц самого обычного городка стоял неприметный, чуть покосившийся дом. Ничем он не отличался от других, радуя глаз веселой расцветкой невысокого забора, узорными ставнями и латанной черепичной крышей. Случайному прохожему и в голову не придет обратить на него внимание, ведь таких аккуратных домиков здесь с полсотни, если не больше. И только местные жители старались обходить его стороной. Непонятное чутье заставляло держаться подальше от приоткрытой калитки и мощеной цветными плитами дорожки, ведущей в запущенный сад. В такого рода городках, стоящих на отшибе, вдали от городской суеты и заезженных трактов царили суеверия. Это место считалась нехорошим, ходили слухи, что когда-то здесь находился вход в древние подземелья. Кому и зачем они были нужны неведомо. Но одни говорили, что там жил некромант, другие, что это старые могильники рабов, а третий, махнув на эти бредни рукой утверждали, что там заброшенная шахта. Достоверных подтверждений ни одной из версий не было, но люди упорно продолжали пугать друг друга страшными историями, связанными с загадочным пустырем. Что заставило построить здесь свое жилище странного седовласого мужчину не знал никто. Так же никто впоследствии не мог вспомнить, откуда и когда именно он пришел. Просто появился и все. А через пару недель на месте старых развалин с дурной славой, вырос аккуратный домик, как две капли воды похожий на своих братьев, что стоят здесь не первый десяток лет.

Поначалу люди с опаской посматривали на молчаливого чужака, но вскоре пообвыклись и отстали. О себе ничего не рассказывал, на вопросы отмалчивался, но и к другим в душу не лез. Мало ли что. У каждого своя жизнь и свои секреты. Так и жил Седой, как его прозвали в городке, вроде и со всеми, а вроде и сам по себе, уже не первый год.

Приближался праздник середины осени, медленно кружил снег, укрывая промерзшую землю пушистым ковром. Редкость в это время года. Все торопились закончить дела, что бы перейти границу сезонов с чистой совестью. Оставлять незавершенные дела считалось дурной приметой. Настроение у людей было праздничное. Мужчины выкатывали пузатые бочонки с хмельным напитком, хвастались урожаем и мерились кулаками. Женщины примеряли красочные наряды и тихо шептались между собой, обсуждая будущую «договорную» неделю. Во второй половине года в Империи всегда совершались обряды обручения. В городе царила праздничная суета.

Седовласый мужчина равнодушным взглядом провожал спешащих по делам людей. Он часто так стоял, прислонившись к забору, и наблюдал за жизнью, которая будто пробегала мимо. Люди постоянно куда-то торопятся, без причины переживают из-за непонятных, а подчас и совершенно глупых вещей. Каждый новый день, как предыдущий, все те же дела и лица. Когда живешь такой жизнью — не замечаешь ее прелести. Не радуешься мелочам, которые считаешь обычными. Сколько людей бросают все, что по-настоящему ценно в поисках ненастоящего счастья? Понять радость жизни можно только когда смерть дышит тебе в спину. На самом краю приходит понимание того, как же это прекрасно — жить. Изменилось бы что-нибудь, если бы люди узнали, что их конец близок? Как бы себя повели? Пропадает притворство, обнажая истинную сущность. Стоят ли люди того, что бы их защищать? Или, возможно стоит перефразировать? Достойны ли они жизни?

Седой проводил взглядом очередную стайку молодых девушек в пестрых нарядах и, стряхнув с плеч мелкие крапинки снега, неспешно направился к черному провалу двери в подвал. Единственное место, что осталось неизменным при строительстве дома.

Жизнь — странная штука. Казалось бы, что может случиться с обычным человеком в привычном мире? Родился, учился, работал, женился. Все, как у всех. Каждый шаг расписан заранее, чуть ли не с самого первого вздоха. Жизнь в обществе диктует свои правила, отступление от которых жестоко карается. Так я и жила, как все, не задумываясь и лишь изредка мечтая о чем-то несбыточном. Впрочем, и мечты эти были далеко не оригинальны, по сути все мечтают об одном и том же. Счастье, любви, деньгах. Но в конечном итоге мы все одиноки. В своих мечтах и стремлениях. Вокруг люди, родные, друзья, но при этом каждый сам по себе. Мы рождаемся одни и так же одни умираем, оставаясь лишь стертыми воспоминаниями для тех, кто был рядом. Я часто задумывалась, что будет, если я вдруг умру? Страшно становилось от мысли, что по сути никто, кроме родных и не вспомнит лет через пять-десять. Зачем тогда мы живем? Бессмысленное существование. Сколько было до нас и сколько будет после. И каждый незаметно приходит в этот мир и уходит из него, не оставив и следа.

Грустные мысли. Во время депрессии — самое оно. Впервые с момента попадания в новый мир у меня выдалось время подумать. Сколько времени прошло? Несколько месяцев? Даже меньше. Бешеный круговорот событий настолько захватил меня, что даже толком разложить мысли по полочкам не удавалось. И вот теперь, после раскрытия заговора, спасения себя любимой и прояснения всех недоразумений я оказалась на время предоставлена сама себе. Сначала я жалела себя и родителей, что остались где-то далеко. Потом искала хоть какие-то зацепки в библиотеках на тему перемещения между мирами. Найти ничего не удалось, а служители храмов знаний лишь подозрительно косились на сумасшедшую девицу, что копалась в старых фолиантах и древних преданиях, больше похожих на сказки.

Почему мне досталась такая судьба? Не может же быть так, что это загробный мир? В него не должны попадать в привычной одежде и в старом теле. Даже детские шрамы на местах остались. Где длинные черные коридоры с ярким пятном выхода в рай? Не верю, что все попадают в другие миры после смерти. Во всяком случае, не в такие.

С момента окончательного закрытия дела с переворотом прошло уже два месяца. Я отвела от себя подозрения, убедив всех, что увиденный Черный бриллиант — подделка для маскарада. Эйл подтвердил, что да, была такая с камнем на пальце. Тогда я впервые выдохнула с облегчением. Поговорила с ребятами и выторговала себе свободу от помолвок и других обязательств. Дедуля вроде успокоился и больше к власти через кровопролитие не рвется. Однако меня он из своих планов не исключал. Почти сразу после пышного бала по поводу успешного уничтожения заговорщиков мне предоставили толпу учителей. В местный институт благородных девиц я идти отказалась наотрез. Обучались там девочки с двенадцати до пятнадцати лет. Спрашивается, что там забыла я в свои двадцать три? Сидеть за одной партой с подростками не для меня. Больше проблем и насмешек будет, чем учебы. А потому теперь я безвылазно сидела в дедушкином особняки и изучала самые «необходимые» в жизни предметы. Этикет, танцы, стихосложение, велеречие и вышивание. Все мои просьбы об уроках верховой езды и самозащиты были проигнорированы, будто я рыба, беззвучно открывающая свой рот. Дед решил воспитать из меня истинную леди и удачно сплавить замуж, укрепив свои политические позиции. Кто там, в детстве, мечтал стать принцессой? Вот она суровая правда. Никаких плюсов, никакой свободы, кроме трехразового питания и красивых платьев, да и те были не в радость.

Однако бастовала против такого режима новой жизни я недолго. Погруженная в свои мысли, на все слова деда и преподавателей лишь кивала. Надежды на возвращение домой становились все более призрачными, и от этого в голове поселилась пустота. Я делала, что говорили, ела, когда давали, и почти не спала, ища ответы на многочисленные вопросы в книгах по ночам.

Из странного оцепенения меня вывел случайно подслушанный разговор. Дед вел неспешную беседу с одним из мужчин, которых приглашал для репетиции танцев мой преподаватель. Каждую неделю новый партер. Я даже не запоминала их имен и лиц. А тут такое.