Капитан дал знак продолжать движение прямо к мосту через узкую речушку, а сам вместе с курсантом свернул к кургану. Добрый соловый конь капитана нервно фыркнул. Капитан спешился, не снимая с шеи коня повода; конь пошел за ним, как собака, чуть подталкивая носом в плечо. Курсант тоже спешился, но повод взял в руку.

Бок кургана был неровен, изрыт, густо порос степными буйными травами. Приходилось идти осторожно, чтобы не оступиться. В одном месте капитан предупредил курсанта:

— Осторожнее, там под ногами ружье бронебойное может оказаться.

И действительно, ржавый длинный предмет прятался в траве, — курсант шевельнул его, вытащил из земли и удивленно уставился на капитана:

— Товарищ капитан, это не ружье, это же старинный меч. Я в музее такие видал.

В глазах капитана вспыхнул и тут же погас огонек, он уверенно сказал:

— Нет, это то место… А, вот оно!

Из земли торчал тонкий стальной ствол.

— Да, это то место, — повторил капитан и огляделся, — здесь они лежат…

— Кто? — несмело спросил курсант.

— Люди… Вот здесь, здесь и вон там. Там, где трава зеленее, там лежит человек.

— Так, товарищ капитан, здесь трава везде зеленая…

— В том-то и дело.

Капитан сделал несколько осторожных шагов к вершине кургана, обернулся, показывая на полузасыпанную яму, произнес:

— Здесь лежит один… студент московский. Все про войну с половцами рассказывал, беспокоился, что не разыщут место, где русские полки погибли. Он что-то открыл, знал историю, просил запомнить, передать…

— И вы запомнили? — после минутного молчания решился спросить курсант.

— Да где там. Не то было время. Да он, похоже, бредил — ранен был. Меня часто за князя принимал… Все искал Каялу. Мы его не всегда понимали. Увлеченный был человек…

Печатается с сокращениями

Меня буквально измотал этот игривый мотивчик. Я никак не мог от него отвязаться: слова повторял про себя почти бессознательно и так же почти бессознательно, наверняка раздражая соседа, пристукивал в такт левой ногой:

Не было! Никакой тайги не было под крылом самолета! Были только сплошные, освещенные солнцем облака, похожие сверху на бесконечную отару белых баранов, — над ними, казалось, совершенно неподвижно висел наш не очень-то быстроходный, но достаточно шумный «Антоша» — Ан-24.

Посадка по расписанию предстояла через полтора часа — в населенном пункте, где размещался штаб полка. А уж оттуда мне надо будет добираться дальше — на «точку». Или вертолетом или катером — так, по крайней мере, проинформировали меня толкавшиеся в штабе всезнающие старожилы. «Точки» наши (раскрою секрет — зенитные ракетные дивизионы) — в лесу, вдали от больших дорог и селений, и у каждой из них, выражаясь современным языком, практически автономная система жизнеобеспечения.

Мы прилетели на место точно по расписанию — в тринадцать тридцать пять местного времени, и примерно через час (добирался двумя автобусами) я уже подходил к проходной военного городка, о котором здесь, как я понял, знал каждый мальчишка.

Формальности в проходной были выполнены строго, но быстро. Дежурный сержант проверил мои документы, доложил кому-то по телефону, потом сказал в трубку: «Есть!» — и повернулся ко мне.

— Проходите, товарищ лейтенант. — Он вывел меня внутрь городка и показал на длинное двухэтажное строение: — За углом первая дверь.

В комнате, куда я вошел, сидели трое: слева — за электрической «Оптимой» — старшина, сверхсрочник, на диванчике справа очень моложавый, но с сединой на висках майор и прямо за письменным столом — тоже майор. Судя по диспозиции, он и был тут главным.

— Товарищ майор! Лейтенант Игнатьев…

— Весьма рад, — как-то очень уж по-граждански сказал майор, когда я доложил, что я, лейтенант Игнатьев, прибыл к ним в часть для прохождения службы. — О вашем прибытии уведомлен. Направляетесь в дивизион подполковника Мельникова. — Он кивнул в сторону майора, сидевшего на диване: — Познакомьтесь. Заместитель командира дивизиона по политической части майор Колодяжный Виктор Александрович.

Я повернулся к поднявшемуся с дивана Колодяжному, сдвинул каблуки, вскинул руку к козырьку своей новенькой фуражки.

— Александр Иванович? — спросил Колодяжный. — Правильно?

— Так точно.

— Ну и отлично! — Темные глаза майора глядели на меня в упор, и кажется, в них было немного добродушной усмешки. — Отлично, отлично! — повторил он. — Мы всегда рады новому пополнению. Я приезжал сюда по делам, узнал, что вы сегодня прибываете, ну и решил подождать…

— Спасибо, товарищ майор.

— Не за что, лейтенант. Обычное дело. Так что если у товарищей из штаба к вам больше ничего нет, то будем двигаться.

— Я готов, товарищ майор.

Майор за столом сказал:

— Правильно, двигайтесь. — Он протянул мне бумажку: — Вот предписание, а сейчас дадим телефонограмму для порядка. Вопросов нема?

— Нет.

— Тогда счастливого плавания!

Да — мы шли по реке на самой обыкновенной моторной лодке. Вверх по течению, против расходившейся, свинцово-тяжелой на взгляд волны. Лодку вел молоденький солдат — ловкий, серьезно-деловой, краснощекий. Было ветрено, навстречу нам, похожая на снежные заряды, шквалом била иногда холодная, просвеченная солнцем водяная пыль, лодку крепко покачивало — она словно перепрыгивала с волны на волну, и Колодяжный, видно, жалея меня, знаком приказал мотористу малость сбросить обороты.

«Начинаются дни золотые!» — думал я, осматриваясь и стараясь почему-то отмечать не то, что здесь было хорошо, а то, что было плохо: встречный ветер, рваные, стремительные облака над угрожающе синей рекой, дикий лес по обоим ее берегам, мрачное выражение лица сидевшего на корме солдата, изучающий меня майор Колодяжный. А ведь на самом-то деле (это мне пришло в голову уже потом), а ведь на самом-то деле здесь все было очень красиво: реки такой силы и такой ширины я никогда в жизни еще не видел, влажный речной ветер был без единой пылинки, чист и свеж, леса по берегам — величественны и нетронуты. И солдат-рулевой не был мрачен — просто он сосредоточенно и добросовестно делал свое дело. А майор Колодяжный, сидевший напротив меня, не подозрительно, не упрямо-изучающе присматривался ко мне, а вполне дружелюбно и, наверно, прекрасно понимал, о чем я думаю.

— Вы женаты? — спросил он, нащупывая в кармане сигареты.

— Пока нет.

— Что ж, это, с одной стороны, хорошо, с другой — все-таки плохо… — В подробности замполит дивизиона вдаваться не стал, но было не так уж трудно догадаться, что именно имел он в виду — наверняка и трудности с жильем и опасения, как бы я не вздумал, как говорится, «пошаливать». — Комсомолец?

— Кандидат в члены партии.

— О! Это совсем отлично! У нас каждый коммунист на вес золота. Отлично, отлично! А как насчет спорта?

— Первый разряд — пулевая стрельба и шахматы, второй — самбо.

Вышло это, по-моему, немножко хвастливо, но ведь из песни слова не выкинешь: у меня действительно были разряды и по пулевой стрельбе, и по самбо, и по шахматам.

— Н-ну, брат! — очень довольно протянул замполит. — Будем считать, что нам крупно повезло. — И, заметив мою улыбку, добавил: — Говорю вполне серьезно. Со спортсменами-разрядниками у нас не очень. Это хорошо, что вы такой разносторонний человек… А еще один вопрос можно?