Тягучая от мороза ночь медленно опускалась на Красногорье, совсем еще небольшой поселок строителей, затерявшийся среди безбрежья колымской тайги. Мороз и обрушившийся с Северного Ледовитого океана ветер всей своей жестокой мощью давил на этот клочок земли, где должны были вырасти корпуса обогатительного комбината. Насквозь промерзшая колымская земля буквально с боем отдавала людям каждый клочок своей территории. А ветер гудел и гудел над тайгой, над отрогами хребта, до дна высушивая перемерзшие ручейки и речушки, выворачивая и сдвигая устоявшиеся наледи больших рек. С оглушительным треском лопались деревья. Намаявшись за день, спали красногорцы, еще не зная, что ждет их этой ночью. Беспокойно ворочался с боку на бок Сергей Жарков: хоть и не был он белоручкой, но заваленная снегом лесосека с непривычки вымотала все силы и теперь в еще не успокоившемся мозгу мелькали видения падающих сосен, взмахи топора. Улыбаясь во сне, крепко спал Колька Митрохин — наконец-то его перевели из плотников в гараж. Правда, машин свободных еще ие было, но автослесарь — это тоже неплохо.

Телефонный звонок, нудный и въедливый, словно чукотский комар, бесконечно долго зудел над ухом, и от этого хотелось зарыться в теплую и такую уютную подушку. Начальник строительства Красногорского обогатительного комбината Михаил Михайлович Мартынов тяжело приподнялся, найдя в темноте пачку папирос, чиркнул спичкой. Яркое пламя выхватило из темноты лицо безмятежно спавшей жены, и Мартынов, в который уже раз, подивился ее способности не обращать внимания на ночные телефонные звонки. Он включил ночник, посмотрел на часы — двадцать минут второго. Нашарив под кроватью тапочки, прошлепал к телефону. Поднял трубку, спросил недовольно:

— Ну?

— Михал Михалыч! Это Лукьянов говорит. С котельной. ЧП, товарищ Мартынов, водоприемные насосы воду не дают. Котлы работают на пределе.

— Что-о? — Мартынов почувствовал, как кровь ударила в голову, стало трудно дышать.

Проснулась жена. Приподнявшись, недоуменно посмотрела на мужа.

— Что там?

Мартынов отмахнулся и, пытаясь собраться с мыслями, сказал:

— Слушай, Лукьянов! Срочно направь кочегаров к водоприемнику, пусть долбят разведочную лунку. Сейчас я приду в котельную. Если воды хватать не будет, отключи управленческий блок, гараж, мастерские. Все! — Он бросил телефонную трубку на рычажки, ладонью растер левую сторону груди: в последние годы все чаще давало знать о себе сердце. Врачи запрещали курить, перегружать себя работой, волноваться, нервничать, а как быть спокойным, когда… Мартынов затянулся папиросой, закашлялся, ткнул окурок в пепельницу.

— Случилось чего, Миша?

Тревожный голос жены вывел Мартынова из забытья, он резко обернулся, кивнул головой.

— Похоже, да. Если только трубопровод не засорился, значит, дело дрянь. Котельная может остаться без воды.

— Ну и что?

— Помолчи, — оборвал ее Мартынов. — Я пойду в котельную, затем к водозаборнику, а ты срочно обзвони ведущий управленческий персонал и вызови Старостина. Скажешь, чтобы все немедленно собрались у меня в кабинете. Парторгу не звони: он с колонной машин уехал в Магадан.

От ручья Профсоюзного, из которого насосы качали воду для котельной, до управленческого блока, где размещалась контора, было не больше километра, но Мартынову казалось, что этому километру не будет конца. Согнувшись и закрывая лицо от жалящего ветра, то и дело проваливаясь чуть ли не по пояс в снег, он упрямо шел вперед, выискивая в черноте безлунной ночи редкие поселковые огоньки. Предательски покалывало сердце, но Мартынов старался не обращать на это внимания, лихорадочно соображая, как выйти из того положения, в котором оказался не только поселок, но и все строительство комбината. В голове все время звучали слова кочегара, сказанные им у выдолбленной разведочной лунки: «Хреновые дела, Михалыч. Ручей-то наш до дна промерз». Мартынов не сразу поверил ему тогда — уж слишком страшным было это известие. Схватил водомерную рейку, сунул в прорубь, быстро вытащил, пытаясь рассмотреть получше, поднес к костру: вода захватила едва ли не самый кончик рейки, успев за секунду превратиться в хрупкий нарост льда. «Да и чему удивляться, — говорил между тем кочегар. — Мороз-то до шестидесяти упал, да и ветрище — не приведи господь. А буран какой пронесся!.. — Он замолчал, посмотрел на начальника строительства, потом добавил: — В котлах вода еще есть, Михалыч, так что кое-какое время продержимся, а там что-то решать надо. Трубопровод уже прихватило».

Закрутившаяся снежной спиралью поземка жгучими клочками дохнула в лицо, и Мартынов почти побежал к светящимся окнам конторы, ожесточенно растирая рукавицей онемевшие щеки, нос, лоб.

Кабинет начальника строительства тревожно гудел разноголосым гулом. Никто не знал, зачем их вытащили из теплых постелей в два часа ночи. Увидев Мартынова, люди на какую-то секунду притихли, но затем тревожный гул взорвался вновь с удвоенной силой. На Мартынова посыпались вопросы, но он молча прошел к батареям отопления, потрогал их. Радиаторы были еще теплыми.

Все так же молча Мартынов снял полушубок, шапку, шарф, повесил на вешалку. И только после этого сказал негромко:

— Поселок на грани катастрофы. Почти полностью вымерз ручей Профсоюзный. Котельная держатся на последнем запасе воды. Это значит, что люди скоро останутся без тепла, а это все равно что без жилья в такой мороз.

На какое-то мгновение в кабинете стало до жути тихо, и слышно было, как завывает ветер под стрехами крыши. Потом вдруг кто-то вскочил, потрогал батареи, и кабинет опять взорвался гулом голосов.

— Тише, тише, товарищи. В панику вдаваться нечего, а вот найти дельное решение необходимо. За вами слово, Виктор Евгеньевич.

Главный инженер исподлобья оглядел собравшихся, сказал глухо:

— Решение здесь возможно только одно: делать водоприемную врезку на реке и вести оттуда новый трубопровод. А вообще-то, Михаил Михайлович, об этом нужно было раньше подумать.

Мартынов посмотрел на Яшунина.

— Об этом мы в следующий раз поговорим, тем более что насосная и трубопровод строились по техпроекту. Ну а что касается существа вопроса, то ведь это на целых триста метров длиннее… А где трубы взять?

— Значит, придется кусками размораживать старый трубопровод, резать трубы и стыковать их на новой трассе водовода. Правда, на это уйдет не менее двух суток…

— Двое суток… — Мартынов задумчиво потер переносицу, посмотрел на притихших людей. — Двое суток… Но мы не можем на двое суток оставить без отопления ясли, детсад, больницу, школу, тем более что в этих домах, как, впрочем, и в остальных, нет печей.

— Но у нас есть водовозка, Михаил Михайлович, — раздался спокойный голос завгара. — Она сможет обеспечить хотя бы один котел. И если отключить все другие теплотрассы, то этого, я думаю, хватит на обогрев необходимых помещений.

— Ну что ж, это какой-никакой выход. Но ведь двое суток… — Мартынов исподлобья посмотрел на Антона Старостина, спросил: — Ну что, комсомол? Стройка комсомольская, почти три четверти рабочих — молодежь, выдержите?

Антон поднялся, сказал угрюмо:

— Комсомол выдержит.

— Комсомол-то, может, и выдержит, — взорвался начальник снабжения. — А из чего будем водовод варить? Труб, что на складе, дай бог, метров на двести наскрести. Весь запас на перевалочной базе, а это восемьдесят километров по зимнику. Кто их оттуда привезет, когда все машины ушли в Магадан за грузом? Вот уж верно говорят, что одна беда в дом не приходит. И телефонная связь оборвана. Так бы можно было дозвониться до базы.

— Есть у нас один ЗИЛ, — перебил снабженца завгар. — Прекрасная, высокопроходимая машина, только что с ремонта. Да и шофер — дай бог, чтобы все такими были. Он и поедет за трубами.

Мартынов почувствовал, как стало легче дышать.

— Так и порешили, — сказал он. — Вы, Владимир Алексеевич, немедленно отправляйте ЗИЛ на базу. Кстати, не забудьте дать шоферу напарника. Всем остальным идти по общежитиям и домам и будить людей. Моим заместителем назначаю начальника комсомольского штаба стройки Антона Старостина.