Все, что в его силах сделано, проект приказа об усилении охраны границы осталось лишь подписать [477]. Остальное начальники отрядов, застав и коменданты должны понять сами и действовать по обстоятельствам [478]. Баданов ошибался, Михаил при личной беседе рассказал гораздо больше.
Глава двадцать пятая или «воин на ночь бреется» (20 июня 1941 года, пятница)
Максим пришел на встречу заранее, но успел и забрать свой последний заказ в городе. Точнее, последнюю звенящую партию.
Прогулялся, тщательно вспоминая маршрут, недавно проделанный ночью. О! Как к месту слова товарища Ленина. Промедление смерти подобно, ну а дальше, если кто помнит, следует список архиважнейших объектов любого города [479].
Друг за другом стояли теплушки под вооруженной охраной, тот самый эшелон с боеприпасами, взлетевший на воздух утром двадцать второго июня, после того, как немцы вошли в город. Иначе не понять причину смерти какого-то заслуженного немца. Кто там писал «моей лошадке ядрышком полмордочки снесло». Примерно так и было, но вместо ядра прилетело колесо железнодорожного вагона.
К югу от вокзала находится целый комплекс различных складов.
Цистерн Максим насчитал штук сорок.
Знакомых логотипов, типа «Роснефти», капитан на них не увидел, но предположил в качестве их содержимого нефтепродукты для местного потребления: бензин, мазут и различные масла.
Две эстакады нависли над путями, с запада и востока. Дальше в сторону границы — стойки домкратов для смены колесных пар. Двойная колея русского и европейского стандарта пролегала между Тересполем и Брестом, но тележки меняют лишь под пассажирскими вагонами. Еще дальше к границе — здание таможни и пропускной пункт пограничников.
Да, работы непочатый край. Оставлять железнодорожный узел немцам — непозволительная роскошь, но заняться проблемой должен был разведчик, еще не подозревающий об этом.
Около десяти утра Ненашев дождался Елизарова на ажурном пешеходном мостике над путями.
— Как идет охота? — Максим гордо вытянул шею и скрестил руки на груди.
Елизаров фыркнул. Тоже мне, нашелся — Чингачгук Большой Змей.
— Вот смотрю я на тебя иногда — одна моль в голове.
— Не надо! — погрозил указательным пальцем Максим, — Только тараканы!
— Хорошо, пусть будут тараканы, — устало улыбнулся пограничник, — ловим, больше чем хотим, но меньше чем надо. На допросах они утверждают, что немцы ждут какого-то особого сигнала. Спасибо тебе за мосты. Данные подтвердились, и Баданов помог.
— С этого и надо было начинать. Хочешь сказать, что ты теперь на короткой ноге с командиром полка очень не склонным к мистике?
— А что бы ты на его месте сделал, услышав такое предсказание?
— Кто-то меня краснобаем обозвал и дальше про «Известия» пытать пробовал.
Михаил поморщился. В предчувствия, пророчества и прочую религиозный бред он никогда не верил, однако в предсказанный Максимом день вскрыли гробницу Тамерлана. Ну, а какая-то ясновидящая бабка жене майора нагадала, вернется муж из командировки, но убьют его на близкой войне. Теперь сидит в тюрьме, готовится к суду за антисоветскую агитацию.
В городе, кроме штаба шестидесятого полка войск НКВД по охране железнодорожных сооружений, расквартирована еще его рота. Двести с лишним человек. У каждого объекта несут службу, а иногда и живут, бойцов по двадцать-тридцать [480]. Мост через границу готовили к подрыву именно они, а там, где проходила линия границы, стояли часовые в зеленых фуражках.
Да, что там тихо позванивает в вещмешке капитана?
— Максим, клад, что ли нашел? Тогда делись.
— Клюв вареньем сразу не намазать? Хорошо — черпай, но не урони — усмехнулся комбат, снимая петлю с горловины вещмешка.
Елизаров держал в руках жетон из обычной ложки с дыркой, выбитой фамилией и каким-то номером. Разведчик вопросительно посмотрел на комбата, зачем так портить имущество? Тот достал из нагрудного кармана маленький черный пенальчик и покрутил его в руках.
Пограничник разжал пальцы, вспоминая про бирки на шее немецких и финских солдат.
Последний заказ Ненашева в Бресте не задержали и выполнили быстро. Денег не взяли, приняв в оплату слегка укоротившиеся ложки, попутно узнав, как сложится судьба советских купюр. Назревал неплохой гешефт.
Максим еще раз попытался объяснить, что ждет мастера и его общину, но он тот отмахнулся: не может быть, жили при Сталине — проживем и при Гитлере. Конечно, можно ожидать погрома, но, по меньшей мере, большинству повезет, они выживут [481]. Заплатим выкуп и сделаем все, что сможем. Может быть, евреям-коммунистам и будет плохо, но должен же кто-то, во время любой власти, работать в городе?
«А кто присылал тебе машину, лодку и самолет», Панов зло закончил анекдот о человеке, молившем бога о спасении, но представшим в раю перед всевышним. Утонул в наводнение.
Может быть хоть так, иносказательно, до мозгов дойдет?
А если нет, то хромающий после тяжелого ранения человек, в форме железнодорожника, с медалями «За отвагу» и «За оборону Сталинграда», как и в прошлый раз, в сорок четвертом году вернулся в Брест, узнавая знакомых котов, собак, камни. Нет прошлых евреев на улице, сгинули в землю у Бронной горы.
****
Когда-то Панов лежал в госпитале рядом с командиром разведбатальона, штурмовавшим город Грозный. Так о чем удовлетворенно и спокойно говорил тот капитан: хватило времени наклепать перед первым боем смертных медальонов. И те и эти, молодые с обезображенными лицами, а иногда и без них лежали рядом в камуфляже. Лишь по ним и опознавали потом.
А когда бирка, звякнув, упала на дно мешка, Ненашев с грустью подумал, даже в царской императорской армии простой солдат шел в бой, имея на себе круглый или шестиугольный металлический опознавательный значок [482]. Фонды бумаг с Первой мировой сохранились чуть ли не идеально. Сколько, где и кто лежит.
— Неужели, завтра?
— В ночь на воскресенье.
— Уверен?
— Жарко сегодня очень, как бы под солнечный удар не попасть, — капитан облокотился на перила.
— Ладно, пошли. Сам же хотел, — толкнул Михаил комбата.
Причиной встречи являлся шкурный интерес комбата.
Максим просил подобрать ему пистолет калибром миллиметров в девять. Еще лучше — пару. Все равно лежат без дела на складе рядом с вокзалом. А капитан покорнейше просит все выдать ему во временное пользование, на весь угрожаемый период. Потом вернет.
Про «ТТ» капитан однажды отозвался так: машинка хорошая, но ему надо не делать во враге сквозные дырки, а сбивать с ног первым выстрелом.
Во «временное пользование», ухмыльнулся Елизаров. И патроны тоже? Ну и жук.
Однако про склад капитан разузнал верно.
Небольшой арсенал находился прямо в комнате первого этажа милицейского общежития рядом с железной дорогой на Граевской стороне.
Трофеев из колющих, режущих и стреляющих предметов в НКВД навалом. Сказать, что население прятало оружие, значит, ничего не сказать. Находили пулеметы и минометы, а в лесах поначалу стояли тщательно спрятанные пушки. А сколько еще изымалось погранохраной!
Что-то из трофеев не пропадало, а сразу шло в расход. Из образовавшегося запаса снаряжали закордонных агентов, не давать же разведчику в руки «ТТ» или советский наган. Также делали подарки руководству, когда появлялся особо ценный экземпляр.
Остальное оптом сдавалось в Наркомат обороны, для чего военкомат установил специальный ежемесячный день, заказывая для мероприятия небольшой и скромный на вид грузовик-трехтонку.
Елизаров посмотрел, как загорелись глаза капитана при виде оружия. Но интересовался Максим лишь типовыми немецкими экземплярами. Всей той сборной солянки, что стоит на вооружении вермахта, не осилить. И как их интенданты умудрялись справляться с таким кошмаром?