Максим сразу заткнулся. Вспомнил, как в девяносто третьем году сорок пять пограничников и трое солдат отбивались от банды в две с половиной сотни моджахедов. Заставу те не взяли, но полегла половина ребят в зеленых фуражках. В голове мелькнули прочитанные где-то слова: «командование бездействовало, что убедило молодого начальника заставы — противник опасности не представляет».
Елизаров к поведению комбата давно привык, но Мешков удивленно посмотрел, как привезенный разведчиком капитан затряс головой, словно отгоняя наваждение: «они что, в артиллерии, через одного контуженные?»
Заставы привязаны к границе, а не к тактически выгодным рубежам обороны. То, что ребята в зеленых фуражках скоро сделают — двойное чудо. Но десятая застава должна держать немцев больше часа.
— Значит так, с точки зрения охраны границы положение ваше идеально, никакой бандит скрытно не подберется, — начал капитан.
Фольварк с трех сторон окружали поля. С четвертой — небольшая полоска воды, оставшаяся после разлива Буга. С разбегу не перепрыгнуть, ширина около шести метров.
— Да, мы тоже оценили, — подтвердил младший лейтенант.
— А вот оборонятся плохо, все как на ладони. Батареей гаубиц я разнес бы заставу за пятнадцать минут. Дальше минометы, головы бы подняли. Как начнете отходить, ставлю заградительный огонь, и деваться вам некуда.
— А кювет вдоль дороги?
— Условное обозначение на карте немцев. Или, думает, они идиоты?
Панов сценарий не придумал. Оказавшись в полосе главного удара, начальник заставы Мешков и девятнадцать бойцов навсегда остались здесь. Отойти под огнем они не смогли. Те, кто вышел из окружения, смогли прорваться лишь вечером, остальных блокировали в кирпичном сарае и, после отказа сдаться, растеряли из орудий.
Младший лейтенант искоса посмотрел на гостя, понимая его правоту. Только спросил:
— А как же вы? Не придете к нам на помощь?
Ненашев поморщился, а пограничник, глядя на выражение его лица, невозмутимо перевел:
— Капитан Ненашев из укрепрайона, он к тебе точно не придет, их дело держать свой рубеж. Максим, что ты предлагаешь?
Комбат расстелил карту.
— Заставу придется оставить. Отойти вправо, — он показал новую позицию.
— Хочешь пулеметами, во флаг?
— Скорее, в лоб! Позиция, с одной стороны, выгодная. Но если корректировщика посадят вот сюда, — Ненашев карандашам показал точку на внешнем валу, — снимайтесь и валите на восток вдоль Мухавца.
— А если мы посадим туда своих бойцов?
— Смотрите, — Ненашев пожал плечами, Елизаров должен помнить, это он говорил и генералу, — Немцы в тридцать девятом году уже штурмовали крепость. Кровью умылись, потому, как поляки крепко держались как раз за эти валы. И в этот раз за них будут драться, но сначала грохнут туда артиллерией. Так что, тебе в этом случае нужен очень хороший, личный контакт с армейцами, чтобы действовать сообща. Вот и думай. Если решитесь, то помогу. Исключительно по-соседски, и саперов уговорю.
Они должны согласиться, подумал капитан. Мост за их спиной смущал Максима. Когда его отдали, лишись последних ворот. А там, кроме заставы, да моряков-топографов, в первый час никого не будет.
— А кто даст приказ? — младший лейтенант вопросительно посмотрел на Михаила.
— Найдутся люди. Не за смертников же нас считают, — буркнул Панов, вспоминая многостраничную дискуссию. Сначала заклеймив слова «трупами завали», граждане достигли консенсуса. Потом, оперируя термином «смертники», долго исчисляли потребное число людей и куда их сажать для остановки блицкрига. Он не помнил, сколько армий и дивизий в итоге вышло.
А еще он знал будущие слова Жукова, сейчас начальника Генштаба: «Виноваты мы перед пограничниками. Отдали на съедение…» [474]
— Договорились, — подытожил Елизаров, и младший лейтенант согласно кивнул головой.
Первый военный, который и дело предложил, и помочь вызвался.
*****
Объезд других застав ничего необычного не принес.
Только в Митках второе оборонительное кольцо пограничники оборудовали прямо в узле обороны укрепрайона, выбрав, как центр, старый форт.
Пустота в жилых помещениях и отсутствие начальника заставы дежурным объяснялись просто. Бойцы, свободные от нарядов на границе, убыли на стрельбище. Военные обещали им показать какую-то «особую» технику стрельбы из станковых пулеметов.
Вернувшись в Брест, Колосов приказал собрать общее совещание.
Вместо майора Ковалева отдувался его начальник штаба.
— Товарищ генерал-лейтенант на границе тревожно. Германские самолеты каждый день нарушают границу. Их солдаты и офицеры ведут усиленное наблюдение за нашей стороной. Абвер и гестапо массово засылает к нам националистов из поляков и белорусов, имеющих ближайшей задачей диверсии. Большинство мы ловим, но на всех сил не хватает. Считаю, что немцы в ближайшие дни могут начать войну против СССР. За текущий день взято двадцать девять диверсантов.
У Колосова вытянулось лицо.
Не удивительно — отчеты доходили до центрального аппарата дней за пять. Информация запаздывала объективно. Сначала из отрядов сводки передавались в окружные управления. Те обобщали и пересылали их в Москву.
Разведывательные донесения приходили все чаще, но использовали их больше для справок и подбора примеров для очередного доклада руководству. На стол начальников мгновенно попадали лишь спецсообщения об особых случаях, происшествиях и делах, находящихся на личном контроле.
— Тридцать пять, — подал реплику Елизаров, — Одна группа из восьми нарушителей оказала вооруженное сопротивление. По всей видимости — немцы. Пленных нет, раненых застрелили сами и сопротивлялись до конца. Наши потери: двое убито, четверо ранено. Лично обзванивал комендатуры. К пяти утра посчитаем окончательно.
Колосов удивился. Как сильно изменилась ситуация лишь за четыре часа пребывания в Бресте.
— Почему днем шли?
— Взяли в двух километрах от границы. Все переодеты в нашу форму.
— Что еще можете сказать по делу?
Начштаба и комиссар погранотряда досадливо смотрели на Михаила. На глазах выслуживается, а ведь мог бы и доложить. Сколько времени служим вместе.
— Днем относительно все спокойно, если не считать самолетов-нарушителей. По ночам немцы на самом деле подтягивают технику к границе. Местных жителей на той стороне предупредили: если начнут паниковать, то расстреляют на месте. Наша агентура проявляет выдержку, пытаясь выявить дату, время и место готовящейся вооруженной провокации.
Оба генерал-лейтенанта внимательно посмотрели на Елизарова.
Баданов думал, что он далеко не глуп. Уловил настроение Колосова. И капитан лоялен, высказав мысли только ему. А владеет обстановкой лучше начальства. Колосов схватился за брошенную соломинку: «провокация», стараясь сохранить лицо. Хотя бы кто-то здесь разделяет мнение Главного управления.
— Вот вы правильно себя ведете, капитан! Спокойно и рассудительно. Не то, что некоторые, манкируют служебными обязанностями, а потом прикрываются сложной обстановкой на границе. Что у вас творится с дисциплиной! Передовики по числу происшествий! Лишь, когда решили проверить, то зачесались. Да от ваших донесений разит трусостью. Не скрою, до определенного времени мы вам верили, направляли сводки в Генштаб и ЦК партии. И что?
Колосов возмущено стукнул кулаком по столу.
— В общем, так. Приказываю панику прекратить, как и самодеятельную отправку семей на восток [475]. Тем, кто отправил, немедленно вернуть обратно! Для войны между СССР и Германией нет ни причин, ни поводов. А мы пока объективно разберемся, что на самом деле творится на заставах. [476].
Слушая его, Елизаров внешне остался спокоен. Как прав Ненашев, по всем признакам скверна где-то наверху. Баданов подумал, что разведчик может уже ничего не докладывать. Вряд ли сообщит больше, чем в письме. Те же сигналы в Управление погранвойск НКВД по Белоруссии шли и из других отрядов.
