Так, до вокзала надо дойти по путям, не приближаясь к вагонам. В здание не заходить, а, добираясь до машины, обойти по кругу…
К ним спешил, почти бежал, какой-то человек, и не один, а с возвращавшимся начальником станции.
— Ты-то что здесь делаешь? — удивился Левин, видя знакомого старшего лейтенанта из их Управления. Тот все больше занимался закордонной разведкой, первым опрашивая нарушителей границы. Неудивительно, что с капитаном Елизаровым он поздоровался за руку.
Рукусь что-то прошептал начальнику следственной части на ухо, и Левин окончательно растерялся. Почему его никто не предупредил? У него же сотни незаконченных дел, идет сбор доказательств.
Но, значит, слухи о провокации — правда? А если на самом деле — война? Надо еще успеть спасти семью, на какие зверства способны немцы, он представлял.
— Товарищ Елизаров, прошу немедленно отправить наш эшелон, — он повернулся к железнодорожнику и неожиданно для себя дал петуха, — А ты, если не сделаешь, меня еще узнаешь! Понял, козел?!
Вот так, и пусть чуть сорвался голос. Все же видели, как он руководил, и как помог. А теперь быстро и по делам шуруем отсюда.
После ухода начальства старший лейтенант госбезопасности бросился к вагону, но Михаил его остановил:
— Целы твои ящики, целы! Но мне еще надо разгрузить вокзал. Увезти людей.
— Ты же слышал приказ!
— На, смотри! Не хотел козырять, — показал ему бумагу Михаил «уполномочен обкомом партии» и так далее.
Шло бы в задницу вечно незнающее обстановки начальство из нового «ГБ», вместо дела надувавшее лицевые мышцы. Берии на них нет, привел бы вновь в чувство.
Елизаров похлопал по плечу железнодорожника.
— Давай эшелон к вокзалу, грузите людей.
— Если что не так, Михаил, тебе отвечать. Подумай!
— Я отвечу! — пограничник вздохнул — Охрану вагона мы усилим. Фильтрацию пассажиров беру на себя. Жены и дети командиров, советских и партийных работников… и мои тоже там поедут. Надеюсь, не будешь возражать?
Как он завидовал Ненашеву, до последнего оттягивая отъезд своей семьи! Не хотел поддаться слабости, а теперь сидят они в «эмке» рядом с вокзалом, как и все, ожидая возможности уехать на восток.
Майор не только отправил на восток жену и тещу, но и посадил в купе своего человека. Немолодой мужик, но опасен, как и приглядывающий за комбатом Сотов.
Через час паровоз на несколько секунд окутался паром, дал короткий гудок и, ускоряя вращение колес, не спеша, тронулся с места.
Последний поезд из Бреста уходил восток.
А в здании вокзала, среди раскрытых чемоданов и разбросанных вещей, метались возмущенные и растерянные люди. Их бросили! Наплевали! Что же теперь делать!
То, что один поезд не мог увезти всех, никто не думал, больше возмущаясь поведением оцепления из милиции, военных и рабочего отряда, пускавшим к товарным вагонам лишь тех, кто имел на руках документы или кого они знали в лицо [564].
Чувство растерянности испытывал и Левин. Машина, загруженная ценными ящиками следственных дел и оперативных материалов по контрреволюционерам, опоздала на вокзал [565].
Глава двадцать девятая или «нет без людей прока от мечей» (22 июня 1941 года, воскресенье. Около двух часов ночи)
Время шло к половине второго, но комбата все не было. Вряд ли загулял. Как тревожно, со стороны города прозвучали взрывы и постоянно доносились выстрелы.
Со стороны дороги раздался гул. Машина двигалась осторожно, подсвечивая путь фарами, горящими тусклым синим цветом. Напоследок, взревев мотором, она остановилась и кто-то, чертыхаясь, вылез из «Эмки» и пошел ко входу в лагерь, скупо светя под ноги фонариком.
Вместе с пограничником прибыл весь взъерошенный Ненашев.
Видя вопросительные взгляды Иволгина и Суворова, майор сухо пояснил:
— Не немец, чтобы вовремя являться! Так, быстро собрать командиров. Огня не зажигать. Комбата саперов сюда и бегом связного на заставу.
Через двадцать минут большая палатка с затемненными окнами вместила всех. Неяркий свет керосиновой лампы освещал встревоженные лица. Кто-то, позабыв запрет, курил, успокаивая нервы. Сейчас они узнают все. Странная какая-то «учебная тревога».
— Товарищи командиры, по гарнизону Бреста объявлена тревога. На улицах орудуют шайки диверсантов. Взорван спиртовой завод, пытались поджечь здание обкома партии, среди командиров и бойцов имеются жертвы. Наше население бежит на вокзал. Но то цветочки!
Ненашев перевел дух.
— Теперь ягодки: немцы вплотную подтянули части к реке. Пограничники сообщают, в четыре пятнадцать вермахт перейдет границу. Потому весь хаос в Бресте затеян, чтобы парализовать управление войсками. Эй! Старший лейтенант Суворов, что такое?
— Она не уехала, — убитым голосом произнес начальник штаба.
— Жена? — уточнил Максим.
— Да.
— Сочувствую, но сделать ничего не могу! Вы командир, так исполняйте обязанности.
«Ага, сочувствует он мне! Как же! Свою-то вывез, и не одну, а с вещами и какой-то бабкой», Владимир не смог уговорить жену и теперь потихоньку делал козлом отпущения майора.
— Твой Ненашев — трус и паникер! — она, захлебываясь словами, все сильнее сжимала кулаки, — и ты, дурак, купился! На твоем горбу ездит, звание, вон, получил! А ты у меня такой доверчивый, выслужиться у него думаешь!
— Ну, давай, неделю погости у мамы!
— Я с тобой всю жизнь по углам мыкаюсь! Хватит! Не буду! Ехать, черт знает куда, и бросить здесь все! Только жить начали! Сам говорил: ни пяди родной земли! Да я сама напишу на твоего капитана в третий отдел! И вообще, с такой фамилией как его только командовать поставили!
Она орала на него визгливым голосом, покраснев, с прилипшими прядками на лбу и все сильнее сжимая кулаки. Дыхания хватало на одни короткие фразы. Нет, какой рохля, ее муж, а все на ней, и вообще…
Жена ждала, что он вновь примется ее уговаривать, запал поскандалить еще не прошел, а он просто махнул рукой. Сказали же на пленуме — не суетится. Вон, в городе, из партии за паникерство начали исключать. Да, Красная Армия обязательно отобьет немца. Фашисты сами побегут в сторону Варшавы! — Товарищ майор, война? — раздался возглас.
— Да! — Максим вздохнул, — Суворов, давайте пакет!
Тот, гремя ключом, открыл железный ящик и достал увесистый сверток, весь в сургуче, пару дней назад привезенный самим Ненашевым из штаба, зло шутившим об очередной бредовой инструкции для батальона.
— Товарищи командиры! Связи со штабом укрепрайона нет. В сложившихся обстоятельствах я, лично, принимаю решение вскрыть пакет! Убедитесь и смотрите все, — он показал окружающим конверт: ничего не порвано, печати на месте, а потом сломал сургуч, тут же написав время, поставив подпись и переписав фамилии присутствующих вокруг.
— Внимание! Согласно приказу коменданта укрепрайона, я лично отвечаю за оборону подходов к городу с юга, до подхода частей шестой стрелковой дивизии. Мне дано право подчинить себе все части на этом участке. Товарищ начальник заставы и капитан Манин, вам все понятно?
Максим положил на стол письменный приказ с подписями Пазырева, Реуты и оттиском печати.
Все верно. Полномочия майору даны.
Такая бумага Панову была крайне необходима. За час, четверть часа и даже за минуту до начала войны.
У остальных такая же, как и у него инструкция. Решительно противостоять нападению немцев, но не стрелять. Приказ открыть огонь давал лишь старший начальник. Теперь, с некоторым натягом, Ненашев эту роль брал на себя.
— Все! Боевая тревога! Сейчас вы тихо разбудите бойцов и, не поднимая шума, займете позиции. Сектора обстрела расчистить, маскирующие строительство заборы с огневых точек снять. Склад НЗ вскрыть! Набить все пулеметные ленты. Догрузить доты боеприпасами. Воды запасти больше. Батальону саперов Манина выдать оружие и боеприпасы с нашего склада. Залить раствором отверстия для кабелей связи и гильзоотводов. Забить люки, где нет перископов. Весь оставшийся бетон туда! Бригаду оружейников снабдить пайком и выдать маршрут движения, все машины строителей подчиняю себе…