Подростки проводили лето в бесплатных лагерях. Инструкторы «гитлерюгенда» делали из них сплоченные отряды, яростно марширующие с красными знаменами под грохот барабанов. Внушалась мысль — забудь, что ты потомок фона, пролетария или крестьянина. Каждый из вас — песчинка несправедливо униженного германского народа, его честь, плоть и кровь. Для юношей строили огромные спортивные комплексы. Культура тела — приоритет истинного немца. Женщин законодательно постарались отстранить от физических работ. Следовало рожать и воспитывать детей. Особый закон даже запрещал строить квартиры меньше трех комнат — детям нужно место для игр.

Национал-социализм призывал ставить общее благо выше личного, думать о нации, каждому свое, а не одно и то же. Однако, честными, порядочными и верными надо быть только по отношению к представителям своей расы и никому другому. Их новый строй исключительно для немцев и на экспорт не пойдет. Не надо путать их социализм с коммунизмом большевиков.

Унтер-офицер Эрих Кон лишь радовался, видя, как растет рядом счастливое поколение. Показывая им, как обращаться с пулеметом, он думал — вот кто сделает Германию великой. А когда их призовут, он с радостью поможет парням стать настоящими солдатами, познать дух товарищества, взаимопомощи и самопожертвования, вынесенный еще его отцом из окопов первой мировой.

Кто мог противиться партии, творившей на земле немецкий рай. Жалкая кучка диссидентов вместе с отбросами общества отбывала наказание в концентрационных лагерях [158]. Даже честные коммунисты осознавали, что они, прежде всего, немцы! Они решительно рвали со своими функционерами без препятствий пополняя ряды партии, ведущей страну к общему народному счастью [159].

Германия никогда границ не закрывала. Любой иностранец, пусть он и ненавидел нацистов, мог приехать в Германию и ходить, где угодно, разумеется, за исключением тюрем и концлагерей. Маргиналы — позор любого государства. И многие, прозревали, видя единый народ, возрождавшуюся из нищеты страну.

Цивилизованный мир заслуги фюрера признал, сделав его человеком-загадкой тридцать восьмого года, гадая, каких еще неожиданностей надо ждать в следующем году [160].

Наводя порядок в доме, Гитлер шаг за шагом ликвидировал условия грабительского Версальского мира. Настала очередь рейхсвера оправдывать вложенные деньги. Подобно Левиафану, всплывшему из пучины моря, возродилась народная армия, обретая сразу сто тысяч опытных командиров.

Эрих с отцом получили первые офицерские звания. Теперь отец и сын служили не в разных батальонах, а в разных дивизиях. Но Генрих Кон бурчал, им командовал какой-то бывший полицейский. Он еще не забыл, как он дрался с ними в двадцатых.

Тут будущему гауптману пришлось нелегко. Хоть рейхсвер и стал скелетом армии, получившийся из нее вермахт напоминал скорее детский сад, чем тень великой имперской армии. Аншлюс с Австрией дался не так уж легко, некоторые германские части заблудились, и их искала дружественная австрийская полиция. Отличные дороги забила сломавшаяся в пути военная техника, произведенная со знаменитой немецкой аккуратностью.

Неисправные танки и артиллерию, оставшуюся без тяги, ввезли в Вену, как металлолом, на железнодорожных платформах, однако все же успели к торжественной церемонии. Ну, а три ошеломленных баварца из интендантской службы, наконец-то смогли отдохнуть. Их долго по улицам носила воодушевленная событием толпа, а те, прибыв сюда поездом, чтобы заранее готовить квартиры для войск, постоянно озирались, куда же пропала их немецкая армия?

Из-за количества выявленных недочетов фюрер рвал и метал, как-то плотоядно поглядывая на генералов. Те тоже не остались в долгу, а популярно объяснили, что нужно время накопить опыт. Имея офицеров, армия не располагала пока подготовленными солдатами, а новую технику следовало сначала обкатать.

Прошло полтора года. В тридцать девятом, в Польше, с приобретением чешских заводов, вермахт уже неплохо смотреться на фоне неожиданных «союзников». Немцы откровенно подсмеивались над постоянно ломающимися танками и бронемашинами русских. Болезнь мазутных луж под гусеницами и колесами они давно преодолели [161].

После серии блистательных аншлюсов, прошедших почти бескровно молодой лейтенант окончательно уверовал в гений фюрера. Вождь попутно оказался отменным дипломатом. Ведь Германия всегда хотела мира, а не войны. И войну с Польшей навязали немецкому народу вопреки благоразумным предложениям фюрера.

Франция и Англия, завидуя успехам возродившейся нации и желая опять увидеть униженную Германию на коленях, воспользовались поляками, как удачным предлогом. То, что не получилось после Первой мировой войны благодаря исключительным качествам немецкой нации, они захотели сделать сегодня.

Ну, а те гиены Европы сами выбрали собственную судьбу, начав зверски истреблять живущее на их землях немецкое население [162]. Замешанное на костях и крови немцев и русских, польское государство, не имело прав на существование [163].

После победы над Польшей немецкий народ искренне желал с Западом мира.

Когда одиннадцатого октября тридцать девятого года берлинское радио неожиданно передало, что английское правительство пало и грядет немедленное перемирие, даже толстые старушки на овощных рынках, подбрасывали в воздух кочаны капусты и опрокидывали прилавки от радости. Они шли в ближайшие пивные, чтобы пропустить кружечку-другую, или немного шнапса за воцарившийся мир [164].

Однако, английские поджигатели войны, не пожелали принять мирные предложения [165]. Вермахту вновь пришлось доказывать свою состоятельность. Сначала последовала компания против французских ростовщиков. Потом Югославия и Греция продемонстрировала миру, насколько силен рейх, обладающий мужественной и победоносной армией.

Сначала в зал ресторана влетела стайка лейтенантов в новеньких скрипучих ремнях и, усевшись группой, стала оживленно обсуждать предстоящий ужин. Многое в меню им было незнакомо, и официант, давал пояснения, постепенно раздражаясь.

«Дикари!» — Эрих, презрительно посмотрел на эту группу, забывая, что лет пять назад немногим от них отличался. Первый выход в приличный немецкий ресторан со своей, казалось, будущей избранницей, оказался для него не прост. Манеры тут же выдали в молодом лейтенанте неуклюжего провинциала. Пришлось учиться у старших товарищей.

Некоторое время спустя в зал вошел обидчик. Но вошел не просто — за ним шел швейцар и нес охапку красных роз, немедленно возложенную к ногам готовившейся петь девушки. Капитан что-то шепнул ей, подставил щеку и милостиво удостоился поцелуя.

Русский победно подмигнул гауптману, и пошел к компании молодых командиров, успевшей уже надоесть персоналу ресторана. Спокойно уладил конфликтные вопросы, быстро разобравшись в меню. Покровительственно похлопал самого раздраженного подчиненного по плечу и уселся отдельно, в углу.

«Не хочет смущать своих офицеров», — понял гауптман. Смотри-ка, русский капитан, а имеет представление о военном этикете.

Официант мигом принес большевику ужин, а он в каком-то любовном томлении уставился на эстраду. Тут уж смутился гауптман, позабыв о мести. Поведение русского все объяснило. Такая полька способна свести с ума даже коммуниста.

«Бедная, бедная малышка» — сентиментально подумал гауптман.

Певичка сделала плохой выбор, предпочтя славянина. Он теперь хотел ее спасти, представляя себя благородным тевтонским рыцарем, вырывающим принцессу из лап дракона. Естественно, платье спасенной должно быть предварительно растерзано умирающим зверем.