Он понятия не имел, сколько времени дрейфовал в небытии, где не было ни холодно, ни жарко, не раздавалось никаких звуков, кроме женского плача.

Всего мгновение назад он был нигде и ничем, а в следующую секунду стоял в потоке солнечных лучей, проникавших в церковные окна. И на нем была другая одежда: тот панцирь, который он надевал только в торжественных случаях, и пышные штаны-буфы изумрудного атласа.

Прямо перед ним рядом с чьей-то могилой плакала женщина или девушка. Точнее сказать было трудно, поскольку волосы неряшливо падали на ее лицо. Она плакала так громко, погруженная в океан собственных несчастий, что даже не заметила его.

Николас рассеянно взглянул на могилу, на которой распростерлась женщина, и это зрелище заставило его отступить. Надгробие представляло собой лежавшую навзничь скульптуру, изображавшую… его самого. Внизу были выгравированы его имя и дата. Господи, неужели его похоронили заживо?!

Ужас охватил его. Чувствуя, как к горлу подступает тошнота и голова идет кругом, он оглядел церковь. В стены были вделаны памятные таблички, на которых значилось: 1734, 1812, 1902…

Нет, этого просто быть не может!

Но в церкви слишком многое изменилось. И главное – убранство. Теперь здесь все было так просто, почти убого! Голые деревянные потолочные балки, некрашеные консоли. Алтарная пелена выглядела так, словно была вышита неумелой детской рукой.

Он снова посмотрел на плачущую женщину. Ведьма. Настоящая ведьма! Именно она вызвала его в другое время и место.

Когда она наконец перестала всхлипывать и заметила его присутствие, Николас немедленно потребовал, чтобы она вернула его назад. Он должен вернуться, ибо от этого зависят его честь и будущее семьи. Но, выслушав его, она снова зашлась в беспомощном плаче.

Не слишком много времени ушло на то, чтобы обнаружить: она не только воплощенное зло, но еще и обладает дурным характером и ядовитым языком. И даже имела наглость заявить, что не понимает, как и почему он оказался в этом месте, после чего гордо покинула церковь. Николасу сразу стало легче. Он почувствовал себя лучше и даже поверил, что весь полет сквозь пустоту просто ему приснился. Может, он и сейчас спит и видит удивительно правдоподобный сон!

К тому времени, когда Николас решился выйти из церкви, силы к нему вернулись, и, к его радости, оказалось, что церковный двор выглядел как все церковные дворы. Но не остановился рассмотреть надгробные камни. Его испугало, что на одной табличке в церкви была странная дата – 1982.

Он вышел из ворот и побрел по безлюдной дороге. Куда девались все люди? А лошади? Где телеги, груженные товарами?

Последующие события произошли так быстро, что он почти ничего не запомнил. Слева послышался звук, громкий, резкий звук, никогда раньше им не слышанный. Справа внезапно возникла ведьма, бегущая куда быстрее, чем подобало женщине. Не успел Николас оглянуться, как она бросилась на него. Он был слабее, чем полагал, потому что даже такая худенькая женщина, как эта, сумела сбить его с ног.

И едва они свалились на землю, как мимо с ревом пронеслась непристойно быстрая безлошадная колесница.

Потом Николас спросил женщину и викария, одетого в длинную скромную сутану, как приличествовало его положению, что это такое было, но оба, похоже, посчитали его сумасшедшим. Он позволил ведьме увести его обратно во двор. Неужели это его судьба? Неужели ему предназначено умереть в одиночестве, в незнакомом месте и чужом времени?

Николас попытался объяснить ведьме, что та должна вернуть его обратно. В его собственную эпоху. Он объяснял, как это важно, но она упорно притворялась, будто не знает, откуда он явился. Николас с трудом понимал ее речь, и это вместе с простотой ее наряда – ни золота, ни драгоценностей, ни серебра – подсказало ему, что перед ним простолюдинка. Она так странно выражалась, что Николас не сразу понял, что от него требуют денег. Да еще возмутительно огромную сумму в десять фунтов!

Но он побоялся отказать из опасения, что она вновь наведет на него злые чары.

Получив деньги, она немедленно скрылась, а Николас вернулся в церковь, медленно подошел к могиле, его могиле, провел пальцем по высеченной в мраморе дате своей смерти. Может, он умер, пока летел через пространство? Когда ведьма заманила его в это время – служитель церкви сказал, что сейчас тысяча девятьсот восемьдесят восьмой год, на четыреста двадцать четыре года вперед, – означало ли это, что она убила его сразу, в тысяча пятьсот шестьдесят четвертом?

Как заставить ее понять, что ему просто необходимо вернуться? Если он умер шестого сентября тысяча пятьсот шестьдесят четвертого года, значит, ничего не сумел доказать. Это означает, что слишком многое осталось несделанным. Какие ужасы ожидали людей, которых он оставил в своем времени?

Николас бросился на колени, ощущая холод каменного пола, и стал молиться. Может, если его молитвы окажутся сильнее волшебства ведьмы, он сумеет одолеть ее чары и вернуться самостоятельно?

Но он так и не сумел сосредоточиться на молитве. В голове упорно вертелись две фразы: «Женщина – ключ ко всему. Тебе необходимо знать».

Слова молитвы куда-то подевались. Поэтому он оставил бесплодные попытки и вернулся к своим мыслям. Ведьма она или нет, эта женщина перенесла его в будущее, следовательно, только у нее есть власть вернуть его обратно. Но похоже, он абсолютно ее не интересует. Может, она вовсе не собиралась переносить его сквозь века, а может, обладает великими силами, но не знает, как ими пользоваться.

Но в таком случае она притянула его сюда по причине, о которой оба не ведали.

Так почему же он оказался здесь? Должен ли что-то узнать? Что, если этой ведьме предстоит чему-то его научить? А вдруг она действительно невинна, как утверждает, и плакала из-за какой-то ничтожной размолвки с любовником, но по какой-то неясной случайности заманила его в это опасное время, где колесницы мчатся по дорогам с невообразимой скоростью? Если он узнает здесь все, что ему необходимо, сумеет ли вернуться в свое время?

– Ведьма – ключ ко всему, – повторял он себе.

Он должен расположить ее к себе. Не важно, какой ценой. Не важно, сколько это будет ему стоить. Не важно, если придется лгать, клеветать, богохульствовать, он должен расположить ее к себе. И сделать все, чтобы она не покинула его, пока он не обнаружит, что именно должен узнать от нее.

Николас продолжал стоять на коленях, моля Бога о помощи, прося совета и заклиная остаться с ним, пока он не завершит свою миссию и не узнает того, что должен знать.

Когда незнакомка вернулась в церковь, Николас все еще молился. И пока она говорила что-то о подаренных им деньгах, он поблагодарил Бога за ее возвращение.

– Кто вы на самом деле? – спросила Даглесс человека в театральном костюме. – И где раздобыли эти монеты?

Мужчина медленно поднялся, и, судя по легкости, с которой он двигался, невзирая на тяжелые доспехи, стало понятно, что он долго в них репетировал.

– Они краденые? – продолжала допытываться Даглесс и, заметив, как полыхнули его глаза, поспешно отступила. Не хватало еще, чтобы он снова прижал острие шпаги к ее горлу!

Но он, очевидно, быстро сумел взять себя в руки.

– Нет, мадам. Это мои деньги.

– Я не могу принять их, – твердо заявила Даглесс, протягивая ему монеты. – Они слишком ценные.

– Для ваших нужд такая сумма недостаточна? – мягко спросил он, слегка улыбаясь.

Даглесс ответила подозрительным взглядом. Всего несколько минут назад он набросился на нее со шпагой, а теперь улыбается, словно задумал… прямо скажем, соблазнить ее. Нет, чем скорее она уберется подальше от этого психа, тем ей будет спокойнее.

Поскольку незнакомец не потрудился взять монеты, Даглесс положила их на край надгробия.

– Спасибо, что предложили деньги, но я как-нибудь обойдусь, – пробормотала она и повернулась, чтобы уйти.

– Постойте, мадам! – громко воскликнул он. Даглесс в бессильном раздражении сжала кулаки. Псевдоелизаветинская манера этого человека выражаться высоким стилем действовала ей на нервы.