Даглесс засыпала Гонорию вопросами, пока леди Маргарет со знанием дела общалась с десятками слуг, отвечавших за зал приемов, уборку комнат, готовку и стирку. Гонория объяснила, что каждый из них – старший в своей области и под их началом находится множество челяди. Гонория добавила также, что леди Маргарет отличается от других хозяек больших домов тем, что самолично беседует со слугами.

– Так это еще не все челядинцы? – удивилась Даглесс.

– О нет, их куда больше, но с ними имеет дело сэр Николас.

«В твоих исторических книгах нет упоминания о том, что я управлял поместьями брата?» – спросил когда-то Николас…

В подобных хлопотах прошло все утро. Часов в одиннадцать слуг отпустили, и Даглесс последовала за леди Маргарет, Гонорией и другими дамами вниз, в комнату, именовавшуюся зимней гостиной. Здесь стоял длинный стол, накрытый белоснежной льняной скатертью, на котором красовались приборы: большая тарелка, ложка и салфетка. В центре стола тарелки были… Даглесс едва поверила своим глазам: тарелки были из чистого золота. Ниже шли серебряные, потом – оловянные, и в самом конце – деревянные. Во главе стола стояли стулья. Для людей рангом пониже предназначались табуреты. С первого взгляда становилось ясно, кто какое положение занимает в жизни. Очевидно, равенство не было идеалом здешнего общества.

Даглесс втайне обрадовалась, когда Гонория подвела ее к тому месту, где стояли серебряные тарелки, и была просто счастлива, оказавшись напротив Кита.

– Какие развлечения вы планируете для нас на этот вечер? – спросил он.

«Как насчет игры в бутылочку?» – едва не выпалила Даглесс, глядя в темно-синие глаза.

– Э… – Ее так занимала проблема с Николасом, что она совсем забыла о своей работе. – Вальс. Национальный танец моей страны, – выдавила она наконец. Кит улыбнулся. Даглесс ответила улыбкой.

Ее отвлек слуга, подносивший каждому гостю тазик для омовения рук. Только сейчас Даглесс увидела, что через три человека от Кита сидит Николас, погруженный в разговор с высокой брюнеткой. Красавицей в полном смысле слова ее нельзя было назвать, но интересной женщиной – несомненно.

Даглесс присмотрелась к незнакомке, уверенная, что видела ее раньше. Только вот где?

Она отвела глаза и принялась рассматривать остальных обедающих. До чего же странно видеть женщин без косметики! Впрочем, здешние дамы, очевидно, ухаживали за кожей, и не только с помощью воды.

По другую сторону от Николаса сидела будущая невеста Кита. Девочка все время молчала, выпятив нижнюю губу и хмурясь. С ней никто не разговаривал, но ей, по-видимому, было все равно. За ее спиной маячила свирепая на вид старуха. Стоило девочке сбить набок салфетку, как старуха тут же ее поправила.

Даглесс поймала взгляд француженки и улыбнулась, но та злобно уставилась на нее, а старуха выглядела так, словно Даглесс угрожает ее подопечной. Девушка поспешно отвернулась.

На этот раз еду подавали с большими церемониями. И подаваемые блюда этого заслуживали. Сначала на гигантских серебряных подносах подали мясо: ростбиф, оленину, баранину и солонину. Вино, которое держали в медных лоханях с холодной водой, наливали в прозрачные цветные кубки венецианского стекла.

Далее последовали все виды дичи: индейка, вареные каплуны, тушенные с луком-пореем цыплята, цесарка, фазаны, перепела, вальдшнепы. Потом слуги принялись разносить рыбу: камбалу, палтуса, мерланга, омаров, крабов и угрей. Все было залито различными соусами с пряностями и казалось Даглесс восхитительным.

Только овощи ей не слишком понравились. Все: репа, зеленый горошек, морковь, шпинат – было переваренным до состояния пюре. Когда Даглесс спросила почему, ей ответили, что из овощей необходимо удалить яды.

С каждой переменой подавались различные вина, и слуги несколько раз мыли бокалы.

На пятую перемену принесли салаты, совсем не похожие на те, что ели в двадцатом веке: вареный латук и даже вареные бутоны фиалок.

Когда Даглесс так наелась, что мечтала лишь об одном: лечь и проспать до вечера, появились десерты: миндальные пирожные, пироги с фруктами и сыры, от мягких до совсем твердых. Пухлые, нагретые солнцем ягоды земляники были намного вкуснее, чем в мире Даглесс.

В конце трапезы снова принесли воду для омовения, поскольку обедающие ели ложками и руками.

Обед длился три часа, после чего присутствующие разошлись, и Даглесс, переваливаясь как утка, с трудом поплелась в комнату Гонории и плюхнулась на кровать.

– Умираю, – жалостно пробормотала она. – Больше я никогда не смогу ходить. Подумать только, я ожидала, что Николас удовольствуется клубным сандвичем!

Гонория рассмеялась:

– Некогда умирать. Пойдем, нужно сопровождать леди Маргарет.

Вскоре Даглесс обнаружила, что люди елизаветинского времени ели так же усердно, как и работали. Придерживая набитый живот, Даглесс последовала за Гонорией через живописный сад в конюшни. Даглесс помогли устроиться в дамском седле, к обращению с которым у нее не было никаких навыков, и леди Маргарет с пятью дамами и четырьмя охранниками, вооруженными шпагами и кинжалами, взяли с места в карьер и помчались с головокружительной скоростью. Даглесс смертельно боялась свалиться и попасть под копыта коня. Положение ее было крайне неустойчивым: одна нога закинута за короткую деревянную луку, вторая сунута в короткое стремя. Зато Даглесс точно знала, что колорадские кузены гордились бы ею, потому что она вцепилась в поводья обеими руками.

– А что, в Ланконии нет лошадей? – поинтересовался один из мужчин.

– Лошади есть. Дамских седел нет, – пробормотала она, стуча зубами от страха.

Примерно через час она уже не боялась в любой момент оказаться под копытами коней и даже осмелилась оглядеться. Оказаться в сельской местности после чудесного дома Стаффордов – все равно что попасть из волшебного замка в трущобы или, скажем, из Беверли-Хиллз – в Калькутту.

Чистота отнюдь не была частью жизни обитателей деревень. Животные и люди жили в одних помещениях, и ни о какой гигиене не могло быть и речи. Ведра с кухонными отходами и ночные горшки опорожнялись прямо за дверями темных, убогих хижин. Люди не только не мылись сами, но и одежда была заскорузлой от жира и грязи.

А болезни! Даглесс с ужасом и брезгливостью рассматривала прохожих. Почти все переболели оспой, у многих на шее виднелись огромные зобные узлы. Что уж говорить о стригущем лишае и гнойных язвах! А сколько калек и уродов попалось им по пути! Даже у детей не старше десяти лет во рту не хватало зубов, а те, что остались, уже успели почернеть от гнили.

Плотный обед Даглесс несколько раз просился наружу. Но хуже вони и грязи было сознание, что почти все эти болезни вполне поддавались лечению современными методами. До нее вдруг дошло, что по пути встречалось очень мало людей старше тридцати лет. Родись она в шестнадцатом веке, вряд ли дожила бы до десяти. В десять у нее лопнул аппендикс, и потребовалась срочная операция. Но кто бы сделал ее в шестнадцатом веке? Впрочем, вероятнее всего, она погибла бы уже при рождении, поскольку шла ножками вперед и у матери началось кровотечение.

Думая об этом, она постепенно начала смотреть на окружающих людей новыми глазами. Они были борцами, сумевшими победить смерть, настоящими здоровяками!

По всему пути следования всадников люди выходили из хижин или бросали работу, чтобы поглядеть на процессию роскошно одетых господ на породистых конях. Леди Маргарет и ее сопровождение махали крестьянам, и те кланялись в ответ. Даглесс решила, что они важнее рок– и кинозвезд и членов королевской семьи, вместе взятых, и тоже принялась махать крестьянам.

Судя по растертым ягодицам и сведенным судорогой ногам Даглесс, они ехали вот уже несколько часов, прежде чем остановились на зеленом лужке, выходившем на поле, где паслись овцы. Один из мужчин помог Даглесс слезть, и та похромала к Гонории, сидевшей на расстеленном прямо на влажной земле покрывале.

– Понравилась прогулка? – спросила она.