– Ученым! Ха! – пробормотала Даглесс.

Николас продолжал улыбаться.

– Ревнуешь?

– Ревную? Ни в коем случае. Я ваша служанка, граф. У меня нет права ревновать. Кстати, вы и ей сказали о своей жене?

Николас взял сборник пьес Шекспира, который оставила для него библиотекарь.

– Ты какая-то frampold сегодня утром, – заметил он, довольно улыбаясь.

Даглесс понятия не имела, о чем он, поэтому потихоньку записала слово, а позже посмотрела его значение. «Несговорчивая». Так он считает ее несговорчивой? Вот как?

Она вернулась к своему расследованию.

Так длилось до трех часов. Внезапно Даглесс вскочила:

– Смотри! Вот оно! – Она подбежала к Николасу и села рядом. – Этот абзац, видишь?!

Он видел, но смог прочесть лишь отдельные фразы. Она нашла журнал по истории Англии двухмесячной давности.

– Это статья о Гошоук-Холле. Помнишь, нам рассказывали в Белвуде? Тут говорится о недавней находке документов, имеющих отношение к семейству Стаффордов и датированных шестнадцатым веком. В настоящее время бумаги изучаются доктором Хамилтоном Дж. Нолманом, молодым человеком с… Далее приведен внушительный список его заслуг, наград и степеней, и сообщается следующее: «доктор Нолман надеется доказать, что Николас Стаффорд, обвиненный в государственной измене в начале царствования Елизаветы Первой, на самом деле был невиновен».

Даглесс подняла глаза. Взгляд Николаса, устремленный на нее, был почти стеснительным.

– Поэтому я и был послан сюда, – тихо вымолвил он. – Ничего нельзя было доказать, пока не нашли бумаги. Нужно ехать в Гошоук.

– Пока еще рано. Прежде всего следует обратиться к владельцам и попросить разрешения взглянуть на бумаги.

Даглесс закрыла журнал.

– Какого же размера должен быть дом, чтобы четыре сотни лет подряд не замечать целого сундука, битком набитого бумагами!

– Гошоук-Холл не так велик, как четыре моих дома! – заявил Николас оскорбленным тоном.

Даглесс откинулась на спинку стула, чувствуя, что они наконец до чего-то докопались. Документы, вне всякого сомнения, принадлежали матери Николаса и содержали сведения, необходимые, чтобы доказать его невиновность.

– Привет!

Даглесс растерянно уставилась на хорошенькую девицу, которая вчера объясняла Николасу правила бейсбола.

– Я случайно тебя заметила, – улыбнулась она Николасу и окинула Даглесс оценивающим взглядом. – Это твоя подружка?

– Всего лишь секретарь, – пояснила Даглесс, поднимаясь. – Что еще угодно милорду?

– Лорд?! – ахнула девица. – Ты лорд?

Николас хотел последовать за Даглесс, но взбудораженная американка, потрясенная встречей с лордом, не отпускала его.

Направляясь к отелю, Даглесс честно попыталась обдумать письмо в Гошоук-Холл, но перед глазами стоял Николас, флиртующий с миленькой американкой. Скоро она вернется домой. Будет учить своих пятиклашек, время от времени ходить на свидания, навещать родных, рассказывать им об Англии… и объяснять, как, брошенная одним мужчиной, она почти влюбилась в другого, женатого и четыреста пятидесяти лет от роду.

Лучшая Даглесс-история из всех, которые с ней случались!

Добравшись до отеля, она принялась метаться по комнате и швыряться вещами. Черт бы побрал всех мужчин, как хороших, так и плохих! Все они способны на одно: разбивать твое сердце снова и снова.

– Вижу, твое настроение не улучшилось, – заметил Николас, появляясь на пороге.

– Мое настроение тебя не касается! – отрезала она. – Меня наняли, и я честно выполняю свои обязанности. Сейчас напишу в Гошоук-Холл и спрошу, когда мы можем взглянуть на бумаги.

Но и Николас постепенно стал распаляться.

– Неприязнь, которую ты питаешь ко мне, не имеет под собой никакого основания.

– Не питаю я к тебе никакой неприязни! – с бешенством выпалила Даглесс. – Наоборот, делаю все возможное, чтобы помочь тебе вернуться к любящей жене и в свое время. Кстати… – Она гордо вскинула голову. – Я тут поняла, что тебе совершенно не обязательно быть здесь. Я сама могу провести расследование. Ты все равно не можешь читать современные книги. Почему бы тебе не отправиться… хотя бы на Французскую Ривьеру или еще куда-нибудь? Я прекрасно справлюсь сама.

– Хочешь, чтобы я уехал? – мягко спросил он.

– Конечно, почему бы нет?! Поезжай в Лондон и развлекайся. Прекрасная возможность встретить всех красавиц этого века.

Николас оцепенел.

– Ты желаешь расстаться со мной?

– Да, да и еще раз да! Без тебя мои расследования пойдут куда быстрее. Ты… ты только мешаешь. Ничего не знаешь о моем мире и ничем не можешь помочь. С трудом одеваешься, никак не можешь отвыкнуть от привычки есть руками, и мне приходится объяснять тебе простейшие вещи. Будет в тысячу раз лучше, если ты оставишь меня в покое.

Она так вцепилась в стул, что костяшки пальцев каким-то чудом не прорвали кожу. Нескрываемая боль, исказившая лицо Николаса, поразила ее в самое сердце. Но он должен уйти! Должен вернуть ей душевный покой!

Боясь унизить себя слезами, Даглесс повернулась и убежала в свою комнатку, где забилась в угол, прижалась к стене и горько заплакала.

Только бы скорее покончить с этим! Отделаться от него, вернуться домой и больше никогда не взглянуть ни на одного мужчину. Больше ей ничего не нужно!

Даглесс упала на кровать, зарылась лицом в подушку и тихо заплакала. Наконец слезы иссякли и ей стало немного легче. Голова прояснилась, а вместе с этим вернулась способность мыслить связно.

Как же глупо она себя вела! Что такого сделал Николас?

Она представила его в темнице, ожидавшего казни за преступления, которых не совершал. Еще мгновение – и он летит в двадцатый век через четыре столетия, преодолев время и расстояние!

Даглесс села и высморкалась. И как прекрасно он вел себя все эти дни! Привык к автомобилям, бумажным деньгам, незнакомому языку, странной еде и… и плаксе, страдающей от предательства возлюбленного.

Да, все это время Николас не жалел ни денег, ни смеха, ни доброты.

И чем ответила она? Взбесилась от злости, потому что четыреста лет назад он посмел жениться на другой женщине!

Стоило взглянуть на все это с другой точки зрения, и ситуация оказалась почти юмористической.

Даглесс посмотрела на дверь. В ее комнате было темно, если не считать лучика света, пробивавшегося из-под двери. Что она наговорила ему! Ужас, кошмар!

Даглесс метнулась к порогу и распахнула дверь.

– Николас, я…

Комната была пуста. Она выглянула в коридор. Никого. Вернувшись в комнату, она увидела на полу записку. Должно быть, Николас подсунул ее под дверь. Даглесс быстро проглядела записку, но ничего не поняла. Неразборчивый почерк. Ни одного знакомого слова. Но хотя Даглесс понятия не имела, о чем здесь говорится, все же, на ее взгляд, это походило на послание беглеца елизаветинской эпохи. Правда, его одежда все еще была в шкафу, как и сумки с остальными вещами.

Следует немедленно найти его и извиниться. Сказать, что ему вовсе не нужно уходить. Что она нуждается в его помощи.

Но в голове звенели те мерзкие, бессердечные слова, которые она наговорила ему за последние два дня. Он умел читать. И прекрасно вел себя за столом. Он…

Проклятие, проклятие, проклятие!

Даглесс слетела с лестницы и выбежала под дождь. Обхватила себя руками, опустила голову и побежала. Ей нужно его найти! Он, вероятно, понятия не имеет о дождевиках и зонтах. Бедняга умрет от воспаления легких! Или дождь так ослепит его, что, переходя улицу, он попадет под автобус. А вдруг – под поезд? Сумеет ли он отличить железнодорожные пути от мостовой? Что, если он самостоятельно попытается сесть в поезд? Он не будет знать, где выйти или как вернуться к ней, если все-таки выйдет на незнакомой станции.

Она помчалась на вокзал, но он был закрыт. Слава богу!

Даглесс откинула с лица холодные мокрые волосы и попыталась рассмотреть циферблат своих часов, но мешали бившие в лицо водяные струи. Кажется, уже начало двенадцатого, значит, она проплакала несколько часов.