— Описана, несомненно, одна из ледниковых эпох, — проговорил Павел Андреевич. — Это драгоценнейшее свидетельство очевидца! Поздравляю вас, Иван Яковлевич, — продолжал он, протягивая руку, — вы сделали величайшее открытие, вы узнали, что уже в одну из ледниковых эпох человек в некоторых местах достиг высокой степени культуры!

— И вас также, — сказал старый ученый, отвечая крепким пожатием, — ваше открытие не меньше моего!

— У меня все не идет из головы этот Орус! — начал опять Михаил Степанович. — Он ходил здесь, думал, писал… Значит, та огненная пещера, которую видели мы, и поглотила его?

— Вероятно… — ответил палеонтолог.

Практичный охотник взял тем временем стоявший на окне фонарь и пошел осматривать стену. Близ дальнего левого угла с высоты человеческого роста глянуло на него полустертое изображение круга в лучах. Никакого отверстия под ним, между тем, не было.

— Гм… — проговорить охотник, ощупывая и разглядывая стену. — И признака щели нет никакого! Михаил Степанович, подите-ка сюда?

Тот подошел к нему, и вдвоем они стали пробовать плечами выдавить часть стены; она не поддавалась.

На помощь к ним явился Антон и оба ученых, но их подмога оказалась бесполезной.

— Песчаник сросся от давления в течение стольких веков, — проговорил палеонтолог. — А вот попробуем этот базальт, посмотрите, какой он странной формы.

Десять рук уперлись в черный треугольник, имевший вид заплаты на стене, и дружно навалились на него. Он разом опрокинулся назад, и чересчур усердствовавший охотник вылетел бы за ним, если бы его не удержал за воротник Павел Андреевич.

Михаил Степанович выглянул наружу.

— Низко… есть спуск, господа! — воскликнул он, оборачиваясь к товарищам.

Переночевать решено было в пещере, чтоб не подвергаться риску при спуске в темноте.

В радужном настроении уселись путешественники за ужин. Антон поставил перед ними все, что еще оставалось в запасе: беречь провизию надобности уже не представлялось.

Несколько не в духе был только палеонтолог.

— Я вам завидую, — заявил он старому ученому, — вы увезете с собой ваше открытие, а я приеду с пустыми руками!

— Ничего! в будущем году отправимся сюда с целой экспедицией и вывезем тогда все, даже мамонта! — утешал Михаил Степанович.

— Разве что так!

— Что ваши кости? Падаль. Вот ружье жалко, — сказал Свирид Онуфриевич. — Что-то мой Кузька поделывает! Право, мне кажется, будто мы сто лет провели под землей!

— Да, будет что вспомнить, — заметил Михаил Степанович.

— А и собачий же холод здесь, — продолжал Свирид Онуфриевич. — Прямо будто из ледника дует. Из огня да на мороз попали.

Действительно, высота горы давала знать о себе: в пещере становилось все холоднее. Путешественники выбрали укромные уголки подальше от окна и улеглись, кутаясь насколько было возможно в куртки.

Михаил Степанович долго ворочался, стараясь устроиться потеплее, но наконец угомонился.

Ему приснился сон.

Будто сходит он по черным уступам с горы; рядом с ним шагает седобородый высокий человек, одетый в шкуры вверх мехом.

— Видишь, я прав был… — говорит неизвестный, и Михаил Степанович чувствует, что перед ним Орус, жрец Аз-домайи.

Внизу, куда указывала темная костлявая рука жреца, расстилались зеленые луга. Солнце показывало край венца, и вершины отдаленных гор и середина неба сияли румянцем; чувствовалась свежесть; над рекой дымился туман.

— Это что? — спросил Михаил Степанович, глядя вниз, и страх начал холодить его сердце.

— Царь царей грядет, в вечной славе живущий, — ответил жрец.

Туман колеблется, свивается в неясные очертания, и из них выступают фигуры громадных людей. Ряды за рядами чернолицых воинов, в шкурах с копьями и бронзовыми мечами у боков, как волны без конца и без счета, уходят вдаль.

Что-то засияло над ними; ясно выступил золотой значок, и вдруг открылся стоящий на носилках, держась за древко значка, высокий человек.

Мантия из белых мехов ниспадала с плеч его почти до земли. Он озирал войска, как бы готовясь к бою. Темное безудержно-властное лицо его повернулось в сторону горы, и Михаил Степанович увидел надменные, горящие фосфорическим блеском глаза. Михаил Степанович отвел свои и, когда снова поднял их, царь царей уже исчезал вдали; лес копий и языки тумана закрывали его.

Показались женщины и дети. Толпы их шли и шли без конца, таща на спинах различный скарб.

Тоска и забота виднелись на лицах многих; иные плакали, но ухо не уловляло ни звука.

— Это сон?… — проговорил пораженный зрелищем Михаил Степанович.

— Сон!… — как эхо отозвался Орус, сидевший рядом на камне. — Сон был жизнью и жизнь будет сном!

— Но скажи, что совершил этот царь? Он велик, «царем царей» зовешь ты его, каковы же дела его?

Жрец повернулся и безмолвно вытянул вперед руку.

Михаил Степанович оглянулся и увидел знакомый обелиск. Надпись на нем горела как золото, и Михаил Степанович, удивляясь сам, легко прочел ее. Особенно бросались в глаза слова: «победивший… разоривший…»

— Но кого, что? — продолжал спрашивать Михаил Степанович; волнение все больше и больше охватывало его; он дрожал всем телом.

Орус обвел рукой горизонт и опять не проронил ни звука.

— Победил себе подобных, разорил земли их! — воскликнул Михаил Степанович. — Но разве это заслуга? Разорить может и зверь! Что с о з д а л он? Огромное царство, скажешь; но ведь это химера, мыльный пузырь, лопающийся при первом толчке!! Что создал он истинно великого, вечного? Что же ты не отвечаешь, жрец?!

Орус сидел, низко склонившись и сжав как бы в глубокой думе обеими руками виски.

— За пролитую кровь, за разбой «вечная слава», да?

Орус медленно поднял лицо свое:

— Раб иссекал слова на камне… — проговорил он, — раб жив в деле своем, но где имя царя царей?

— Его нет нигде, назови его!

— Аздомайя стер его… — ответил жрец. — Ты прочел, но не понял надписи. Я, Орус, скажу, что говорит тебе камень: «Помни участь в веках царя царей!»

Земля под ногами Михаила Степановича дрогнула от подземного удара: глухой гул раскатился кругом.

Холодная рука Оруса схватила руку Михаила Степановича и повлекла его обратно к горе.

— Зачем возвращаемся? — спросил Михаил Степанович.

Ноги их не касались земли; невидимая сила несла их на вершину.

— Землетрясение… погибнем в пещере!!.. — продолжал, задыхаясь от волнения, Михаил Степанович.

Орус молчал; но странно — Михаил Степанович прочел на бесстрастном, суровом лице его ответ: «Оглянись назад!»

Он оглянулся, и ярко-снежная равнина ослепила его. Громадные толщи льда, сверкая миллиардами огней в негревших лучах мертвенно-бледного солнца, надвигались как прилив океана со всех сторон. Нестерпимый холод проницал до костей.

Они очутились в пещере.

Спутники Михаила Степановича спали у стен; фонарь желтым пятном выступал из тьмы. За окном на черно-синем небе мерцали звезды.

Михаил Степанович приподнялся и расширившимися глазами огляделся вокруг. Он не спал, — сомнений в том не было. Какая-то тень скользнула, показалось ему, в проход, ведший к подземной реке.

— Кто здесь? — спросил он, вскакивая на ноги и трясясь как в лихорадке.

Громкий лай извне пещеры ответил ему.

Очнувшись совершенно от сна, так слившегося с действительностью, Михаил Степанович схватил фонарь и бросился к проделанному ими отверстию. Неистовый лай приветствовал появление его; какая-то тень бросалась внизу на стену и скребла ее лапами.

Михаил Степанович направил на нее свет и узнал Кузьку.

— Кузька! — радостно воскликнул он. — Ты какими судьбами здесь?

Заспанный охотник приподнял голову, намереваясь тотчас же запрятать ее опять под куртку, но, распознав знакомый лай, сорвался с места и подбежал к Михаилу Степановичу.

— Кузька?! — рявкнул он во все горло, — иси! иси! Ку-зенька! Песик ты эдакий!!