Она оказалась неглубокой: вода не достигала и до половины сапог. Начался трудный подъем на обнаженные камни. Павел Андреевич внимательно рассматривал каждую трещину, каждое углубление, попадавшееся им на пути. Гора была из сплошного базальта.

У подножия громадного обелиска ученые остановились; было несомненно, что когда-то здесь подымалась скала, обсеченная затем руками людей в прямоугольный, источенный теперь временем памятник.

Иван Яковлевич нащупывал руками и тщательно разглядывал каждую черту, каждую выпуклость на нем, но ничего кроме прочитанных ранее слов, разобрать нельзя было: время уничтожило все остальное.

Кто был этот гордый «царь царей», что он сделал славного, что уничтожил — оставалось тайной. Ничего похожего на какие-нибудь остатки старины не было; кругом угрюмо чернели обнаженные, растрескавшиеся ребра горы. Солнце жгло немилосердно; даже ноги путешественников чувствовали сквозь подошвы сапог раскалившееся камни.

Ученые разбрелись по разным направлениям. Свирид Онуфриевич продолжал сидеть за каменным столом и то покуривал новую трубку, то попивал вино, нетронутая бутылка которого осталась в единоличном его распоряжении, и поглядывал на товарищей, казавшихся ему чем-то вроде мух на скате горы.

После долгих поисков исследователи собрались у обелиска и, укрывшись в тени за ним, расположились отдыхать.

Все были глубоко разочарованы.

— Так-таки совсем ничего, кроме вашей надписи! — воскликнул Иван Яковлевич. — Это же немыслимо! Я был убежден, что здесь, именно здесь, — старый ученый топнул ногой, — мы найдем ключ к разгадке! И ничего! Где же искать еще? — продолжал Иван Яковлевич, озирая окрестность. — Мое решение неизменно, господа: вам как угодно, а я останусь здесь и буду искать, пока не найду!..

— Что? — с усмешкой спросил палеонтолог.

— Не знаю. Но что-то подсказывает мне, что я найду нечто особенное; я верю в предчувствия, господа!

Крик, донесшийся от реки, привлек их внимание. Михаил Степанович встал и посмотрел вниз: в воде, посередине реки, стоял Василий и, махая руками, кричал что-то; с противоположного берега к нему бежали Антон и Свирид Онуфриевич.

— Что-то случилось там, — сказал Михаил Степанович своим спутникам. — Уж не открыл ли Василий что-нибудь у реки?

Этих слов было достаточно, чтобы уставший от лазанья по горе Иван Яковлевич вмиг очутился на ногах и заторопил сходом вниз.

Спускаться оказалось еще неприятнее, чем подниматься; несколько раз чуть-чуть не сорвавшись с довольно высоких и точно отполированных обрывов, исследователи очутились через некоторое время около остальных своих спутников, хлопотавших вокруг малозаметной на общем черном фоне какой-то овальной впадины.

— Филипп провалился! — встретил Василий спускав-вшихся с горы.

— Глубоко? Жив? — встревоженно спросил Михаил Степанович, нагибаясь над провалом.

Из темноты его слышались стоны; на расстоянии приблизительно сажен двух от поверхности земли можно было различить сидевшего Филиппа.

— Жив! Слепая кляча, этакая! — с сердцем ответил Сви-рид Онуфриевич, разматывая вместе с Василием пук толстых веревок. — Как мы теперь такого борова вытащим? Эй, Филипп, — крикнул он в яму, — можешь задержаться за веревку?

— О-ох… — донеслось в ответ.

— Надо лезть… Я спущусь! — заявил Михаил Степанович.

Обвязаться веревкой, сесть на край провала и затем повиснуть в нем — было для молодого этнолога делом одного мгновения.

Свирид Онуфриевич и все остальные ухватились за другой конец и медленно спустили Михаила Степановича.

— Тяните! — послышался минуты через две окрик его.

Все дружно налегли на веревку и не без усилий вытащили красного как вареная свекла Филиппа. Вид у него был перепуганный донельзя, глаза вытаращены.

— Расшибся? Кости целы? — спросил Свирид Онуфриевич, ощупывая руки и плечи своего «личарды».

Филипп стоял как бык, сопя вместо ответа.

— Что ж ты молчишь? — сказал Иван Яковлевич. — Ушибся ты или нет?

— Дюже спугался… — ответил тот наконец таким замиравшим от страха голосом, что никто не смог удержаться от улыбки.

— Слушайте! — глухо донесся из провала зов Михаила Степановича. — Здесь ход какой-то есть! Надо фонарей, веревок побольше!

Пришла очередь встрепенуться Павлу Андреевичу.

— Что за ход? — крикнул он. — Не пещеры ли?

— Возможно… — послышалось со дна провала. — Трудно что-нибудь разобрать впотьмах. Несомненно, есть что-то!..

Подземная экскурсия была решена единодушно.

Василий и Антон отправились за фонарями, веревками и запасом воды и провизии: экскурсия могла затянуться на несколько дней.

Наверху, у провала, в качестве караульных при палатках и остальном имуществе, постановили оставить Василия и Филиппа.

Антон выразил непреклонное желание сопровождать своего барина хотя бы к самому центру земли.

Не прошло и получаса, как пятеро смелых путешественников уже стояли на дне провала с зажженными фонарями и мешками за спинами.

Над ними голубел клочок неба, виднелись наклоненные лица Филиппа и Василия.

Оставленный хозяином Кузька бегал по краю и то возбужденно лаял, то принимался выть.

— Счастливого пути! — крикнул Василий. — Антон Иваныч, кресты-то на стенах не забудьте мелком ставить!

— Не забуду!.. — глухо послышалось снизу. И тусклые желтые огоньки, освещавшие ноги путешественников и нижние неровные части стен каменного колодца, исчезли.

— Ушли… — проговорил долго прислушивавшийся к шаркавшим звукам шагов Василий. — Куда, милый человек, наука-то людей заводит?!

Филипп не ответил: он все еще отдувался и ощупывал бока свои, как бы сомневаясь в целости их.

Ход оказался извилистой, треугольной расселиной; неровные черные стены ее покрывали выступы и глубокие впадины. Фонари слабо освещали густую мглу впереди, и продвигаться вперед приходилось с осторожностью.

Антон, замыкавший шествие, через каждые сорок-пять-десят шагов останавливался и аккуратно начертывал большие белые кресты на правой стене.

Пол прохода как будто мало-помалу понижался. Через некоторое время на путешественников вдруг резко повеяло холодом. Свод над головами их ушел в высь, недосягаемую для света фонарей, и вдруг исчез совершенно: путешественники увидали полосу бледного неба и гигантскую снеговую гору с выставлявшимися из нее прозрачными ледяными утесами; она подымалась со дна глубокой, мрачной и узкой пропасти, в которую привел подземный коридор, и преграждала путь.

С большими усилиями, подсаживая и втаскивая друг друга на веревках и палках, удалось наконец путешественникам взобраться по утесам на снеговую гору; под ногами очутилась бездна; вверх, до края пропасти оставалась приблизительно еще такая же величина.

— Какие мы песчинки, господа! — произнес Иван Яковлевич, стоя почти по пояс в снегу и глядя на иззубренные отвесы стен по сторонам. — Какая глубина!

— Да, колокольня Ивана Великого, вероятно, уставилась бы здесь так, что снаружи и не видна бы была! — сказал Михаил Степанович.

Палеонтолог освещал своим фонарем камни стен и внимательно рассматривал строение их.

— Осторожнее! — крикнул ему охотник, вдруг исчезнув в снегу почти по шею и выбираясь из него с помощью Антона и Михаила Степановича. — Не провалитесь там у стены.

Павел Андреевич вернулся к остальным.

— Все базальт… — проговорил он. — Подобный чудовищный массив я вижу впервые!

— Вот бы оттуда сверзиться! — заметил Свирид Онуф-риевич, кивнув головой на грозно висевшие наверху утесы. — Мое почтение, что за лапша бы вышла!

Саженей через сорок снеговой завал уходил во тьму; путешественники невольно подняли головы кверху: неба дальше опять видно не было; часть свода, закрывавшего пропасть, вероятно, некогда рухнула, благодаря чему и образовалась на такой глубине мощная гора из снега и льда.

Спускаться предстояло в полную неизвестности темноту, может быть, в еще более глубокую пропасть, чем пройденная.