— А вы-то что сделали?

— Я начал с проверки алиби миссис Ван Блейк и затребовал ее паспорт. Вне всякого сомнения, она выехала в Париж именно в тот день, когда и говорила. Виза в паспорте об этом свидетельствовала. Дальше этого я не продвинулся. Она, наверно, позвонила Дункану и сообщила, что я задавал ей неприятные вопросы. После этого я оказался в отставке. Полиция так и не нашла Диллона, да и дело осталось нераскрытым.

— Итак, вы думаете, что миссис Ван Блейк уговорила Ройса убрать своего мужа. Так, вроде?

— Да. Такова моя теория, и мне она по-прежнему нравится.

— Но прямых доказательств нет никаких?

— Нет. Только мотивы. Кроме этого, есть еще и подозрения, а мои подозрения обычно оправдываются.

— Что вы думаете о судьбе Диллона?

— О ней можно только гадать. Но предполагаю, что он скорее всего лежит на дне морском в цементной одежке, но это только догадка.

— Ладно, спасибо, капитан, за рассказ. Мне сдается, что вы правы. Черт меня подери, если я понимаю, как убийство миллионера в Тампа-Сити может быть связано с уэлденским делом. Если бы мне только удалось прицепить Фэй Бенсон к Ван Блейку… Допустим, пока миссис Ван Блейк прохлаждалась в Париже, любящий супруг привел к себе девчонку, чтобы с ней переспать. Адюльтер был всегда и останется впредь. Она могла стать свидетельницей убийства, запаниковать и сбежать из города. В этом, может быть, кроется причина смены имени. Убийца — ваш приятель Ройс — выследил ее в Уэлдене и убрал. Я не утверждаю, что так оно и было, но, может, это и есть та зацепка, которую я ищу.

— Бросьте вы это. Ван Блейк не занимался такими вещами. Выкиньте эту чепуху из головы, не то совсем запутаетесь.

Я пожал плечами.

— Возможно, вы и правы. Ну ладно, мне пора двигать. Впереди еще куча дел, — я поднялся. — Буду держать вас в курсе событий.

Он проводил меня до двери и, прежде чем открыть замок, выключил свет.

— Будь осторожен, сынок, — предупредил он на прощание, — и, если тебе потребуется надежно укрыться, иди к Сэму Бенну. У него бар на Мэддокс-стрит, и если упомянешь меня, он тебя спрячет. Тебе, по всей вероятности, смываться придется в темпе.

— Будем надеяться, не придется, — ответил я и шагнул в темную, теплую ночь.

Я не жаждал ранним возвращением доставлять своим соглядатаям радость и решил, что совсем не повредит распорядиться еще несколькими безнадзорными часами.

По пути в центр я счел себя подготовленным к разговору с миссис Ван Блейк. Здесь было лишь одно небольшое «но» — захочет ли она беседовать со мной? А в этом я сильно сомневался.

Время мое истекало, да и особого желания задерживаться в этом шикарном городе у меня не возникло. Сделать же предстояло еще немало.

Я нашел телефонную будку, набрал номер и некоторое время слушал гудки. Наконец, прозвучал мужской голос:

— Резиденция миссис Ван Блейк.

Форма обращения выдавала дворецкого и, судя по хорошо поставленному мелодичному голосу, не просто дворецкого, а дворецкого, выписанного из Англии.

— Это мистер Слейден из Уэлдена. Будьте любезны соединить меня с миссис Ван Блейк.

— Подождите, пожалуйста, — предложил мне голос, и в трубке воцарилась тишина.

Время шло, и когда я уже почти уверился в том, что он позабыл о моем существовании, Корнелия Ван Блейк подошла к телефону.

— Алло. Кто это?

— Моя фамилия Слейден, — представился я. — Я писатель. Могу ли я побеспокоить вас по поводу кое-какой информации. Это в связи с девушкой, с которой вы встречались в Париже в прошлом году.

Последовала пауза. Мне даже почудилось, что я слышу прерывистое дыхание, но я мог и ошибаться.

— Информация? О девушке? — голос был холодный и жесткий, как салат из холодильника, и такой же безжизненный.

— Могу я вас увидеть? Я готов приехать через двадцать минут.

— Но знаете ли… — она оборвала фразу, как будто ее осенила какая-то мысль. — Да, полагаю, что можете, — продолжила она, — но я не сумею уделить вам много времени.

— Хватит и четверти часа. Прекрасно. Я скоро буду.

Я повесил трубку, прежде чем она успела передумать.

Почему она удостоила меня беседы? — размышлял я, выходя из будки, так как ожидал, что мои притязания будут категорически отвергнуты. Все оказалось даже чересчур просто.

Мимо тащилось такси, и я поднял руку.

— Вэнстоун, Вест-Саммит, — распорядился я, усаживаясь рядом с водителем.

Меньше чем за двадцать минут мы доехали до высоких сварных ворот, скрывавших дом.

Охранник в черной униформе и фуражке вышел из сторожки, открыл одну створку ворот и подошел к такси.

— Миссис Ван Блейк ждет меня, — сообщил я. — Меня зовут Слейден.

— Вашу визитную карточку, сэр.

Я с трудом различал его в темноте, но голос был требовательный и настороженный.

Я протянул ему права. Он зажег фонарик, проштудировал документ, кивнул и вернул мне.

— Благодарю вас.

Он открыл вторую створку ворот, и мы въехали.

— Впервые сюда попал, — сказал шофер, обернувшись ко мне. — Вот как, значит, богатеи живут. Охранники, ворота и все такое. Ну и ну!

— На их месте я бы завидовал нашему образу жизни, — заметил я, всматриваясь в темноту через открытое окошко машины. Занятие это было вполне бесполезным, фары выхватывали из мрака только отдельные деревья и кусты, окаймляющие покрытую белым гравием аллею. Ни дома, ни сада видно не было.

Минуты через четыре мы вкатились на асфальтированную площадку перед ступенями парадной лестницы.

Дверцу мгновенно открыл другой охранник в такой же черной униформе, возникший, казалось, из воздуха.

Я попросил таксиста подождать, кивнул охраннику и поднялся по лестнице.

Входная дверь была открыта. Меня ожидал высокий, пожилой человек, выряженный, как дворецкий из голливудского фильма.

В приглушенном свете люстры черты его приобретали непревзойденную аристократичность. Ему можно было дать около семидесяти, и выглядел он государственным деятелем, преисполненным собственного достоинства, который приглашен на завтрак к коронованной особе. Он привносил в окружающее атмосферу старых рыцарских замков и зажженных свечей.

— Соблаговолите последовать за мной.

За его чопорностью угадывалось неодобрение. Он провел меня по широкому коридору, открыл стеклянную дверь и спустился по низенькой лестнице в огромную длинную гостиную, расположенную в передней части дома.

В креслах и на диванах, находившихся в гостиной, могло разместиться человек пятьдесят, а покрывавший весь пол пестрый, яркий персидский ковер напоминал, что это жилище нувориша.

— Будьте любезны подождать, я передам миссис Ван Блейк, что вы здесь. — Дворецкий вещал все это так, будто читал заученный наизусть текст пьесы. Он удалился бесшумно и незаметно, как привидение.

Первое, на что я обратил внимание после его ухода, был большой портрет миссис Ван Блейк, написанный маслом и висящий над камином.

В бледно-зеленом летнем платье надменная красавица сидела на веранде и смотрела на видневшийся вдали сад. Сходство было поразительным, а детали пейзажа были проработаны с исключительным терпением и мастерством. Что-то знакомое почудилось мне в повороте фигуры, и, подойдя к картине поближе, я заметил в правом углу подпись художника: Леннокс Хартли.

Я отступил назад и с большим вниманием вгляделся в полотно. Я и не предполагал, что Хартли может так блестяще писать. По наброску Фэй Бенсон я сделал вывод, что он — знающий свое дело оформитель, а эта картина открыла мне его как талантливого художника.

Он сумел передать то самое выражение, которое поразило меня, когда я впервые увидел Корнелию Ван Блейк. Хотя и на портрете она выглядела такой же холодной и далекой, как в жизни, Хартли великолепно передавал отблеск внутреннего огня, горевшего под ее безликой маской. Картина была живой и неодолимо влекла к себе.

Неожиданно я обнаружил, что Корнелия стоит рядом со мной. Я вздрогнул. Она подошла ко мне вплотную, а я и не слышал, как она спустилась по лестнице и пересекла по ковру всю огромную комнату.