— Хорошо, спасибо.
Поздно вечером собираемся в дорогу. Я выхожу из избушки пораньше. На небе яркий месяц, полно сияющих звезд. Хорошо: значит, нет тумана. Не потеряемся. Завожу вездеход. Отпускаю сцепление и для пробы разворачиваюсь на месте. Ледяная прозрачная корка разлетается на мелкие осколки. Темная вода бурлит под стальными траками. Инструктор спешно прощается со всей бригадой и ныряет под брезент вездехода.
— Готов? — спрашиваю.
— Всегда готов.
— Ну, тогда вперед! И, чтоб не утонуть в болоте, как говорится, газу до отказу.
Через месяц пришла телефонограмма из Сенежского горкома партии. Меня срочно приглашали на заседание бюро. «В связи с публикацией статьи С. Ефимова „О чем гудят провода“» — было подчеркнуто в тексте.
Приезжаю в горком. В сапогах и телогрейке. Не успел заехать домой переодеться. Глядят как на сумасшедшего. Дежурный ищет в списках приглашенных:
— Вы от кого?
Показываю телеграмму.
— От строителей.
— Ясно. От вашего ПМК здесь уже секретарь партийной организации.
— Куда идти?
— Второй этаж. В приемную.
Быстрым шагом взбегаю по ступенькам.
— Спокойней, товарищ! — слышится недовольный окрик. — И надо бы как-то поаккуратней с одеждой в горкоме. Ступайте.
В овальном кабинете первого секретаря горкома КПСС чисто, тепло. Обстановка аскетичная. По всему периметру кабинета расставлены стулья с коричневой дерматиновой обивкой. В центре большой ковер. На стенах классики марксизма-ленинизма. И портрет Леонида Ильича.
Осторожно, чтобы не ступить на ковер, боком двигаюсь к нашему парторгу. Кажется, всех смущает мой затрапезный вид. Телогрейку, конечно, я оставил в приемной. На мне линялый темный костюм кабельщика, мягко говоря, не новый.
— Мог бы приодеться для бюро, — шипит парторг. — Как все.
— Я не член партии, — отвечаю.
— Оно и видно.
В зале человек тридцать. Одно знакомое лицо инструктора Анучина. Он не подошел. Слегка кивнул и отвернулся. «Ладно, — думаю, — черт с тобой».
Внезапно открылась боковая дверь. Вошел первый секретарь горкома. Суровый и властный. С короткой стрижкой и мощным загривком штангиста. Тяжело опустился на стул. Зыркнул на всех стальными глазами. Секретарша дала список присутствующих.
— Кто здесь от строителей? Встаньте! — приказал властно.
Мы с парторгом заширкали стульями.
— Представьтесь.
Назвали имена и должности.
— Значит, товарищи, по милости этих вот головотяпов мы здесь собрались. Садитесь пока, — махнул он нам. — А есть ли уважаемый автор статьи журналист товарищ Ефимов?
Все начали оглядываться. Ефимова не было. Подбежал помощник. Стал что-то тихо объяснять…
— Очень жаль, товарищи. Будем надеяться, что подъедет. Ну а пока поднимайтесь, горе-работнички. Расскажите товарищам, как дурака валяете столько лет, переводите народное добро. Не стыдно?!
— Собственно, нет, — начинаю я первым. — Видите ли…
— На себя посмотрите, товарищ прораб! Как одеваемся, так и строим. Ровней стойте, когда с вами разговаривают! Ишь, сапоги он надел.
— Я с объекта…
— Один, что ли, работаешь? Работник. Сапогами он нас хотел удивить! К рабочему классу примазываешься?
— При чем тут…
— Молчи, молчи, — дергает за рукав парторг.
— Да мы, коммунисты, босыми ногами раствор месили! В мороз! Сапоги он надел…
И так минут десять. Про сапоги. Думаю: «Послать бы вас далеко. Да как-то… Духу не хватает. Хотя ситуация интересная. Один несет всякую чушь, другие, оцепенев, слушают. Может, у них так принято. Вон парторг. В отцы мне годится, а стоит. Молча, как миленький. Только кивает».
Наконец первый устал:
— Доложите. Только коротко.
Объясняем, что для сдачи не хватает станционного оборудования.
Секретарь поднял представителей заказчика. Досталось и им.
В конце совещания первый резюмировал:
— Казалось бы, товарищи, простой вопрос. А вот такие мудаки (широкий жест в нашу сторону) не в состоянии его решить. И только нам, коммунистам, по плечу выполнение сложных политических и экономических задач…
«При чем здесь политика?» — думаю.
— И еще. Партийная журналистика неусыпно стоит на страже социалистической собственности. Такие корреспонденты газеты, как товарищ С. Ефимов, своим зорким оком, острым журналистским пером вскрывают язвы на теле экономики. Словно прожектором освещают участки застоя. Жаль, что товарища Ефимова нет среди нас. Хотелось бы крепко пожать ему руку. Возможно, он в очередной командировке. — Секретарь горкома ткнул пальцем в нашу сторону. — Может быть, именно сейчас разбирается с такими же горе-работниками. С мудаками, выражаясь не для протокола… Горком, товарищи, сделал выводы из партийной критики. Вот проект решения бюро. Он будет направлен в обком КПСС и редакцию газеты. Не буду зачитывать. Скажу коротко и главное. Объект будет сдан в ближайшие сроки.
И действительно. В течение месяца в лесхоз чудесным образом поступило все недостающее оборудование. Две недели ушло на его монтаж и настройку. Невероятно, но уже летом мы сдали обрыдлый долгострой в эксплуатацию. Подписывая акты, я ощущал какую-то искусственность событий. Еще бы! Годами мы с товарищами сражались с ветряными мельницами. Переливали из пустого в порожнее. Месили болота, замерзали в снегах, много раз переделывая одно и то же, одно и то же… Трудились честно, с надрывом и… безрезультатно. Но вот явился мифический, призрачный, умный, талантливый партийный журналист С. Ефимов. И все чудесным образом изменилось. Одним движением пера он повторил деяние Геракла. Разгреб вековые залежи конюшен. Легко закатил сизифов камень прямо на вершину…
«Чего же, — думаю, — я безвылазно сижу в этом дремучем лесу, если в жизни существует такой простой и эффективный способ сделать людей хоть чуточку счастливыми».
Через три дня после сдачи объекта я написал заявление об уходе. Еще через месяц обивал пороги редакций газет, радио, телевидения в поисках новой работы. Надо мной откровенно смеялись. Спрашивали, где учился. Сколько у меня публикаций. С какими изданиями сотрудничал. Может быть, снимал? Редактировал? На руках у меня была вырезка моей лишь единственной и такой всесильной статьи «О чем гудят провода».
Во время бесед в редакционных кабинетах вокруг меня собирались красивые, хорошо одетые, модно причесанные интеллигентные люди. От них пахло дорогими духами и импортными сигаретами.
— Как вы сказали? Для чего решили идти в журналистику?
— В двух словах не объяснить…
— А вы попробуйте.
— Чтобы исправить окружающую действительность, — отвечаю.
— Вы серьезно?
— Разумеется. Это же так просто. Исправить мир. Особенно с вашими возможностями.
— С какими?
— Я хотел сказать — с возможностями журналистики, печати.
— Ага… — Длинная пауза. — Говорите, много лет проработали в тундре? Ну-ну.
Прошло двадцать лет.
Как-то возвращается дочь из университета. В тот день она поступала в аспирантуру.
— Пап, — говорит, — не пойму. То ли это был экзамен… То ли собеседование. Знаешь, какой странный вопрос задали мне в конце?
— Какой?
— Зачем вы хотите заниматься экологией?
— Что же ты ответила?
— Понятное дело. Сказала, что хочу исправить окружающий мир.
— И все?
— Целый мир. Разве этого мало?
— Тебя не взяли?
— Нет.
Вслед за паузой.
— Пап, а как ты догадался?
Прекратил существование
Кто в начале 90-х не знал в нашем городе Юрия Антоновича Баранкина — кандидата наук, доцента кафедры инженерных конструкций, архитектора, писателя, краеведа, любимца женщин, баловня судьбы?
