— Таня, а ты дашь мне рекомендацию?

Она видела, что Степан с напряжением ждет ее ответа, и тихо, серьезно сказала:

— Дам. Я верю тебе.

Он благодарно улыбнулся. Вдруг в его глазах блеснуло что-то озорное, мальчишечье. Он дернул Таню за локон — тот самый, который вечно падал ей на глаза, — и бросился бежать:

— Лови!

Но Таня сразу его догнала и они поехали рядом. Карпов, направившийся было к ним, резко повернул назад.

В начале весны Степан Рогов на общефакультетском комсомольском собрании рассказывал о своей жизни. Он старался быть лаконичным и все же говорил долго.

Когда он окончил, его засыпали вопросами. Комсомольцев интересовало все, что было связано с подземным городом. Спрашивали о Екатерине Васильевне, о Зденеке, интересовались судьбой ампулы с антивирусом.

Степан Рогов был принят единогласно. А когда собрание окончилось, к нему подошла Таня Снежко.

— Так вот ты какой! — Девушка смотрела на него с восхищением. — А мне ничего не хотел говорить. Был, мол, в партизанском отряде, просидел в немецком подвале. Эх, ты! Ну, больше жизни, — комсомолец всегда весел!

"Комсомолец всегда весел!" — было девизом Татьяны Снежко. Ее задорный звонкий смех служил точным ориентиром для студентов: где она, там обязательно Коля Карпов, Степан Рогов, Миша Абраменко, там вся четвертая группа первого курса лечебного факультета.

Деятельная, кипучая натура Тани привлекала всех. Немудрено, что именно ее избрали комсоргом четвертой группы, немудрено, что именно она явилась тем центром, вокруг которого собрались и сдружились двадцать шесть человек — не похожих друг на друга, различных характерами и вкусами, поведением и способностями.

Коллектив жил сложной, напряженной жизнью, надо было вникать во все дела: и в крупные, и в мелочи. Конечно, если бы даже комсоргом был избран кто-то другой, Таня не смогла бы хладнокровно пройти мимо того, что ей казалось интересным или неправильным, но теперь она, кроме чувства ответственности комсомольца за своих друзей, несла ответственность за всю группу в целом, за коллектив.

Степан Рогов… Таня часто думала о нем. Сложный, действительно многоугольный человек. Ему нелегко в коллективе. Он может служить образцом выдержки и целеустремленности, но привык мечтать и работать в одиночку. Подземный город сделал Рогова излишне замкнутым, излишне молчаливым… Нехорошо… Но иногда, как тогда, на катке, в нем появляется что-то ребячье — простое, милое. Увлекшись, Степан говорит горячо и взволнованно, доказывает то, что не вызывает никаких сомнений, фантазирует… Его нельзя прерывать в такие минуты смех или ирония оттолкнут его надолго. С ним надо быть все время начеку, чтобы не оскорбить его самолюбия.

Вот с Колей Карповым легче. Он весь как на ладони…

Но если о Степане Рогове Таня может думать спокойно и рассудительно, то мысли о Коле Карпове ее смущают.

Коля резко изменился за последнее время: он все реже и реже острит, часто задумывается. Он почему-то начал избегать ее… А жаль — Коля чудесный парень… Может быть, он влюблен? Да, пожалуй, влюблен: с того памятного дня на катке он старается всегда быть с Леной Борзик… Лена, конечно, хорошая девушка, но…

Даже у человека, имеющего девиз "Комсомолец всегда весел!", — даже у комсорга иногда бывает неспокойно на сердце. Только показывать этого ребятам нельзя. А так — что ж: и Коля и Лена хорошие, честные люди. Вот только Лена хотя и способная девушка, но с ленцой. Надо будет поговорить с ней и с Колей: любовь всегда должна звать к лучшему, а Лена в последнее время совсем забросила учебу. На лекциях она всегда смотрит на Колю, только на Колю — неотрывно, восхищенно.

И вновь Тане становится грустно. Зачем скрывать от себя Коля Карпов ей дорог, она его любит. Но об этом не узнает никто…

И комсорг находит в себе силы, чтобы, как всегда весело, отчитать Колю Карпова за "отрыв от масс", чтобы поговорить с Леной — интимно, по душам — об учебе, о комсомольской четвертой группе и о том, кто обеим близок и дорог.

Четвертая группа. Двадцать семь человек. Каждый из них интересен, каждый имеет свои достоинства и недостатки, но всех объединяет хорошая, настоящая дружба. Они зубрят латынь и готовят доклады для студенческого научного кружка, рассуждают об атомной энергии и об ультравирусах, спорят о коммунистической морали и о зримых, чертах коммунизма, восхищаются кинокартинами и зачитываются книгами, "болеют" на футбольных матчах, сдают зачеты.

Раньше Степан Рогов и не представлял, что жизнь студента так ярка и многогранна. Вспоминался тот далекий вечер, когда, отдав доценту Великопольскому заветную ампулу, он сидел одиноко в городском саду и мечтал о будущих годах студенчества, представляя себя в большой, ярко освещенной комнате, — не то в лаборатории, не то в библиотеке, — одиноким, сосредоточенным.

А оказалось, что все совсем иначе, — гораздо интереснее, гораздо привлекательнее, гораздо веселее… Как хорошо, что у них такая дружная группа, что в их группу попала Таня Снежко.

Степан понимал, что именно Таня возвратила ему чувства и ощущения жизнерадостной юности. Она не давала ему задумываться, — Рогов вначале даже сердился, замечая, что она постоянно следит за ним, чтобы сказать в нужный момент: "Больше жизни, Степан!"

Иван Петрович Кривцов в свою очередь учил Степана выдержке, большой настойчивости Он разрешал Рогову находиться в лаборатории патологической анатомии не более трех часов в день, но эти три часа давали так много, что результаты превзошли все ожидания Степана.

Часто профессор Кривцов приглашал Степана к себе на дом. Степан любил эти вечера. Взаимоотношения Ивана Петровича с женой и дочерью были искренними и по-настоящему дружескими. Разговор обычно начинался в полушутливом тоне, но потом переходили к серьезным вопросам, и жена Ивана Петровича, учительница, откладывала в сторону свои тетради и усаживалась поближе. Она редко вмешивалась в разговор, но ее замечания были очень меткими. Глядя на нее, Степан думал, что она чем-то неуловимо напоминает Катю.

Однажды разговор зашел о научной работе студентов.

— Знаешь что, Степа, — сказал Кривцов, — я хочу предложить тебе разработать тему "Народная медицина". Что ты мне скажешь на это?

Степан пожал плечами — тема ему явно не нравилась. Да и вообще студенческий кружок… Что там может быть интересного?

— Так сколько в вашей группе членов студенческого научного кружка? Десять?.. Мало.

Парторг факультета смотрел на Таню Снежко с укоризной. Таня оправдывалась:

— Но ведь кружок только недавно начал свою работу. И, кроме того, можно записать еще двоих: Николая Карпова и Степана Рогова. Они проводят настоящие научные исследования: Рогов — у нас, в патологической, а Карпов — в Микробиологическом институте. Так что считайте двенадцать.

Парторг покачал головой:

— Э, Таня, я вижу, что ты не понимаешь, в чем суть. То, что ребята работают в лабораториях, — очень хорошо. Хорошо, что ими руководят опытные научные работники. Но это подготовка ин-ди-ви-ду-аль-ная! Понимаешь? Они привыкают мыслить и работать в одиночку. А это плохо, тем более, ты сама говоришь, что одиночество Рогову противопоказано. Пусть работают в лабораториях, но о своих успехах они должны докладывать всем нам… В общем, поговори с Карповым и Роговым. Или нет, я поговорю сам. А в Микробиологический институт придется позвонить.

Таня уходила от парторга в плохом настроении. Конечно, парторг был прав: она сама способствовала отрыву Степана и Коли от студенческого коллектива. С увлечением занимаясь в кружке, она все же считала, что это несерьезно, что занятия в кружке — начальная ступень, после которой можно приступить к настоящей научной работе. Но оказывается, что это одно и то же: работа в кружке должна сочетаться с работой в лаборатории. Надо будет поговорить с Роговым и Колей.