— В трюме «В» кто-то был? В трюме «В»?.. Мэм! Автоматические вакуумные двери перекрыли все соединяющие трубы. Обошлось без жертв. Принцесса Уеннауа сообщает, что ее эскорт в ужасе, но цел.

— Поднимаемся вдоль мертвой стороны, — сказал Дикий Билл. — Оборонительные батареи остаются под горизонтом корабля.

Команда немного расслабилась, но бан Бриджит сказала:

— Мы только предполагаем, что защита этого борта разрушена.

Мэгги Б. повернулась к ней:

— Я узнаю, кто, черт подери, ты такая, когда будет время. А пока в моей рубке лучше помолчи. Время для молока и печенья будет позже. Полный вперед, мистер ад-Дин, как можно дальше от этой юношеской фантазии.

— Слушаюсь, полный вперед, мэм.

Капитан вернулась в кресло, а Д. 3. передал приказы де Роше и Коллинзу. Флинт Рхем оторвался от астрогационного пульта.

— Активность ближнего борта. Вывожу на четвертый экран.

Барнс подалась вперед. Створки ракетных портов и люки излучателей, давно заваренные, пытались открыться.

— Слишком близко, — пробормотала Барнс.

Она хлопнула по комму:

— Дакки! Сколько ждать перезарядки альфвенов?.. Плохо. Мне нужен рывок, и поскорее. Сойдет и тридцать процентов. Конец связи. Д. 3., что со штурвалом?

— Мы — торговый корабль, Мэгги, и не можем мгновенно развернуться.

— Я рискну. Выжми все, что можно.

Прошло пару секунд, но ни одна створка так и не открылась. Мэгги Барнс начала расслабляться.

— Он не может стрелять.

Вдруг часть обшивки древнего корабля вздулась и обвалилась сама в себя.

— Он думает, что орудийные порты открыты, — прошептала бан Бриджит.

— С той стороны его сенсоры расплавлены, — сказал Д. 3. — Как он вообще целится?

— Он не целится. Стреляет вслепую. Ожидает абордажа.

«А. К. Прабхакаран» вдруг засиял безмятежным и прекрасным оранжевым светом. Доновану зрелище напомнило солнечные лучи, пробивающиеся сквозь просветы в облаках. И тут «Прабхакаран» сам превратился в облако — в яркую туманность из газов, которая еще какое-то время сохраняла очертания корабля, а потом начала рассеиваться. Ковчег был достаточно большим, чтобы его сила притяжения удерживала обломки, так что однажды они соберутся в странный металлокерамический астероид. С вкраплениями органических веществ.

«Прощайте, Билли, — подумал Донован, — Софвари, Поули. Прощайте, тысячи безымянных терранских колонистов, грезивших о новой жизни в новых мирах. Прощай, Пэчароо».

Донован вздохнул.

— Черт!.. — сказал он.

Мéарана посмотрела на него и взяла за руку.

— Что?

Донован кивнул на экран:

— Мы его сломали.

Славобог Скелет отрывается от переучета и видит, как человек со шрамами входит в бар Иеговы и щурится в полумраке. Он приветственно поднимает руку.

— Ты вернулся, — произносит он.

Человек со шрамами фыркает.

— Я больше не мог выносить нашу разлуку.

— Ты оказался слишком порочен даже для язычников за нашими защищенными небесами, — догадывается бармен.

— Я видел столько порочности, что побледнел бы даже ты, брат Скелет.

— Я бармен. Я слышал на своем веку столько признаний, что ты бы удивился, от чего мне только не приходилось бледнеть.

Человек со шрамами изображает улыбку.

— Стакан вискбеаты.

— Едва ли я побледнею от этого, друг Фудир. Продажи виски ужасно пострадали за время твоего отсутствия.

Человек со шрамами ничего не говорит и возвращается в свою нишу. Он задается вопросами, сидел ли в ней кто-то и знает ли кто-нибудь, что он вернулся.

Бар никогда не пустует, никогда не знает покоя, но ближе к полудню там обычно затишье. Яркий свет солнца бьет в окна, смазывая очертания людей за столиками, придавая им сказочный облик.

Он вспоминает, как внутри «А. К. Прабхакарана» вспыхнуло солнце.

Славобог лично приносит стакан и ставит перед ним.

— За тобой до сих пор должок, — сообщает он.

Человек со шрамами достает из кармана куртки карточку и показывает ее. Превосходная имитация карточки Своры. Лучшей копии бармену еще не приходилось видеть. Но она не светится в руках.

— Ах, — бормочет человек со шрамами, — я и забыл. Счет закрыт.

Он роется в кошеле и достает гладиольские векселя.

— Друг, — произносит Славобог, загораживая его, — не мое дело учить сынов этого мира здравомыслию, но деньгами здесь лучше не светить.

Человек со шрамами сует ему деньги.

— Мне даже не хочется принимать их. Твой долг был твоим бессмертием. Я был готов поспорить, что он переживет тебя. Если ты погасишь его… Ладно, — продолжает он, заработав мрачный взгляд от посетителя, — что стало с арфисткой, с которой ты ушел? Некоторые завсегдатаи спрашивали о ней.

— Она отправилась домой проводить время со своей матерью.

— Значит, она теперь там? Ты будешь навещать ее?

— Она просила меня. Хотя ее мать этого не одобряет.

Человек со шрамами сидит в нише и пьет. Он скучает по внутренним личностям. Он знает, что Ребенок следит за дверью, за залом, за прочими завсегдатаями. Он знает, что Педант размышляет над уроками, полученными в последнем деле. Но их голоса больше не кажутся чужими. Они говорят его собственным голосом, ибо теперь он стал целым, несмотря на то что каждая внутренняя личность тоже обрела полноту.

«Не волнуйся, Донован. Если мы потребуемся, ты только позови».

Человек со шрамами улыбается и делает еще один глоток.

— Слыхала, ты называл себя моим мужем, Донован-буиг, — сказала ему бан Бриджит по пути к Гатмандеру.

— Это был один из тех корабельных романов, — ответил он. — Ты, верно, уже и забыла.

— Я помню его слишком хорошо, Донован-буиг. И я помню, что случилось после.

Донован кивнул на Мéарану, игравшую на арфе для команды.

— Все же ты могла обходиться с ней получше.

— Так ты теперь заботливый отец? Что-то не припоминаю тебя в Зале клана Томпсонов.

— Она тоже не припоминает, чтобы ты туда частенько захаживала.

После разговора их ждал долгий перелет до Гатмандера, а для Мéараны к тому же и тяжелый. Она пыталась навести между ними мост, чтобы воплотить свою фантазию. Но нет такого моста, который пересек бы целый океан.

Грейстрок и Маленький Хью ждали на Гатмандере, и бан Бриджит с дочерью отправились на Верховную Тару.

— Прости, Донован, — солгал Грейстрок, — но на корабле больше нет мест.

Гончий продлил срок действия карточки Своры для перелета на Иегову и выдал ему щедрое вознаграждение за защиту арфистки. Но он чувствовал, что для него еще не все потеряно, и решил нанести упреждающий удар.

— Не грусти, Фудир, — сказал Маленький Хью. — Нельзя потерять то, чего у тебя никогда не было.

«Возможно, и нет», — говорит человек со шрамами стакану виски. В некотором смысле у него это было, пусть сперва возникшее в голове Люсии Томпсон, но достаточно сильная мечта способна перетекать из одной головы в другую.

Солнце уходит, и окна бара темнеют. В преддверии близящейся ночи закрываются ставни. В бар заходит Бикрам. Нет конкретного момента, когда кто-то мог бы сказать: «Он пришел». Есть лишь момент, когда человек понимает: «Он здесь». Подобный навык отменно служит людям, чей хлеб — входить и покидать определенные места, унося с собой то, за чем пришли.

Бикрам представляет Совет Семерых. Он присаживается за стол, располагаясь так, чтобы не сидеть спиной к залу. Перед ним появляется стакан масаалы паала, приправленный гвоздикой и шафраном. Бикрам пробует напиток и добавляет щепотку порошка-бадаам из пакетика, появившегося из кармана куртки.

Человек со шрамами следит за его действиями и через некоторое время передает ему красный пакетик.

— Это семена, — произносит он, — Истинного Кориандра, что растет только в диком мире Эньрун, завезенный туда тер-ранами Флота Сокровищ. Возможно, они прорастут на земле Закутка, возможно, нет.