Загрустила берегиня. Слезы из глаз катятся. Того и гляди, всхлипывать начнет. Шмыгнула носом, провела по нему рукой, а потом и подолом непомерно широкого сарафана с Копытихиного плеча.

-Мало нас осталось, девонька. Новых то нет. Вот леший, что за спиной у нас тащится, и все пятки уж обступал. – Кикимора повысила голос и обернулась. – И думает, что его не видят. Один единственный на всю округу остался. А много ли он убережет? Так, видимость одна, а не леший.

-Ну, это ты напрасно! – Услышала она возмущенный, гулкий и скрипучий голос. – Я еще… Вот намедни пугнул, так пугнул. До самой опушки бежали и не оглядывались.

-Молчи уж, пень трухлявый. – Сварливо перебила кикимора своего нового собеседника. – Забоится кто – то тебя.

И не оборачиваясь, с сожалением сказала Владе.

-А посмотрела бы ты на него раньше, девица. Обомлела бы. Эх, зря я ему отказала, когда свататься приходил. Думала, куда мне. Молода еще, успею. Не убежало еще время. А оно возьми и убеги!

Пригорюнилась, голову опустила. Идет, запинается.

-Не опоздало еще. – Где – то совсем рядом раздался глубокий, сдержанный шепот. – Вместе деньки доживать будем.

 Берегиня немного повеселела и оглянулась.

-Так и быть, подумаю. – Игриво крикнула она.

-Только не долго думай. – Предупредил леший.

-Дольше ждал. – Легкомысленно отмахнулась кикимора, у которой после слов лешего улетучилось уныние. – Эх, сбил таки меня с толку, деревяшка пустая.

Стукнула ладонью по лбу и ободрилась.

-Красавец он был тогда, умереть можно. А ныне сама видишь, что с ним стало. Еле ноги за собой тащит. Мхом оброс от старости, ветками сухими, сучками обвешался, посмотреть жутко. А как уйдут последние силы ноги таскать, остановится и врастет в землю. Сколько их таких уже по лесам стоит и в бессильи глаза таращат, сухостоинами.

-Вот и поторопилась бы. – Снова услышала Влада. - И тебе не слаще придется.  Не выберешься однажды из своей дрягвы…

Кикиимора вздрогнула, услышав страшные слова, и остановилась, словно на стену натолкнулась.

-И дернуло же тебя за язык, сучок ты старый. – Возмутилась она. – Помолчать не мог? Обязательно ляпнуть надо было? И без тебя знаю, что черной и склизкой коряжиной среди болота красоваться.

Влада с испугом обернулась. Не верилось,  что этой вздорной, но беззлобной берегине уготована такая страшная учась.

-О тебе пекусь… Начал  оправдываться леший. – По всем дням думаю да гадаю, как ты там одна на всем этом болоте? Вокруг меня хоть лес весело шумит, птицы поют, звери разные бегают. А вокруг тебя болото гнилое и пиявки.

Но кикимора не ответила ему. Опустила голову ниже плеч и брела, бездумно передвигая ноги. Ветхое платьишко с чужого плеча, болталось на ней, как на палке и на каждом шагу цеплялось за ветки, за сухую траву. Влада, глядя на нее, совсем расстроилась. И беригиню жаль до слез, и великана лешего. И всех, кого Род приставил к земле ее богатства для людей хранить.

-Не печалься, тетушка. – Принялась она успокаивать кикимору. – Конец, сколько не проживи, у всех один.

Берегиня долго не отзывалась. Потом нехотя проворчала.

-Конец то один, девонька, кончина разная. – Оглянулась по сторонам и крикнула Радогору, который ушел далеко вперед. – Забирай, парень, на шуйцу круче. А там и дух переведем.

Приостановилась, выискивая между деревьями своего древнего поклонника и важно распорядилась.

– А ты, пенек говорливый, далеко не убегай. Здесь жди, встречать будешь, если суждено вернуться будет. Тогда, может, и скажу тебе что…

-Уж сколько раз обещала. – Ворчливо пробасил леший.

-А то ты сам не знал, как не просто девицу уломать! – И снова позвала Радогора. - До кромки дрягвы рукой подать. Здесь остановимся. Дальше уж кусок в горло не полезет. А если и полезет, то вместе со всякой всячиной. Мухи, мошки… А комары здесь какие! Объедение!

-Тетушка! – Возмутилась Влада.

-Говорю, как есть. Сами увидите, каково мне жить здесь. – Берегиня даже не заметила, или сделала вид, что не заметила, как Владу передернуло от отвращения. – Сама до сих пор не могу понять за что, за какие такие грехи, меня в это болото сунули? Других не хуже была. И телом гладкая, и всем прочим, чему положено у нашей сестры быть, издалась.

-Язык у тебя, девка, за версту впереди тебя бежал. – Вмешался леший.

-Скрывать не стану, бойка на язык была. Так это ли грех? У Яги норов не легче, а счастье привалило. С людьми живет, в тепле и сытости.  Очаг семейный бережет.  Или домового взять. Ведь посмотреть не на что!  Мелочь! Весь с ладошку. А уж по вредности всех превзошел. И другие такие же. Гуменник, конюшенник…. То хвост у лошадей переплетет, то гриву в колтун собъет. И все им с рук сходит. Едрит… А люди по своей глупости еще и задабривают их. И сырым, и вареным им прут.

Завелась кикимора, не остановить. Сразу все обиды, что за долгую жизнь накопились, торопится выплеснуть. Только успевай уши подставлять.

Радогор и Лада, пока она выворачивала перед ними свою душу, успели и хлеб нарезать и кое – какие припасы на холстину выложить.

-Садись, тетушка. – С улыбкой позвала ее Влада. – Утешься тем, что бабушка Копытиха нам в дорогу собрала.

Услышав это, кикимора взбодрилась и даже немного повеселела. Подсела к ним, уставив острые коленки в подбородок и внимательно оглядела стол.

-Еще подругой зовется. А про пироги забыла. – Проворчала она, берясь за хлеб и с треском разгрызая луковицу. – Сама бы побегала при такой то еде день деньской, поскакала бы с кочки на кочку, посмотрела бы я на нее тогда. Долго бы ноги протаскала?

Но скоро успокоилась.

 -Теперь уж не до разговоров будет. – Деловито предупредила она. И горделиво подняла голову. - Моим следом пойдете. Сухой ногой проведу. Подошвы не намочите.

Радогор промолчал. Сидел, глядя остановившимся взглядом на врана, толкая ему в раскрытый клюв мелко порезанное мясо, изредка прищелкивая языком, подражая языку вранов.

Когда в горле птицы исчез последний кусок, вран развернулся, сделал несколько мелких шагов, взмахнул крыльями и поднялся над деревьями и направился к болоту.

-Впереди я пойду, тетушка. А ты поправлять будешь, если не туда ступлю.  – Мягко, но вместе с тем решительно сказал он, закидывая на плечо мешок.

Кикимора вспыхнула от обиды, но Радогор не позволил разгореться пожару.

-Моему врану не все здесь нравится.  – Пояснил он. Влада пойдет за мной. А тетушка  будет смотреть со спины.

Последние слова сказал, уже подходя к кромке болота. Остановился, внимательно всматриваясь  в заросли густой травы, поднимающейся вдоль кромки болота. И осторожно развел ее своим мечом.

-Стойте здесь, пока не позову. А лучше отступите и схоронитесь за спиной у лешего. Он хоть и не поворотлив, но к вам ни кого не пустит.

Осторожно, выбирая ногой дорогу, шагнул в болотную жижу. И скрылся в зарослях с головой. Только по едва заметному шевелению можно было, где он сейчас идет. Влада уже начала беспокоиться за него, а Радогор уходил все дальше и дальше. Забеспокоилась и кикимора, нетерпеливо перебирая голыми ногами.

-Вот куда он пошел, куда! – Ворчала она, бросая на Владу не очень любезные взгляды, считая и ее виноватой в невольном конфузе. -  У меня уже и в пятках засвербило. И где ты только, девка, подобрала такого неслуха? Нарочно ройся, не откопаешь.

-Он меня подобрал. – Лада вытянулась на носках, пытаясь заглянуть за траву и за чахлый, облезлый кустарник. Уже не слышно стало, чавкающих в болотной хляби, шагов, а Радогор все не подавал голоса. – Из неволи он меня вывел. Если бы не он, так и пропала бы моя головушка не на один раз.

-Все! Не буду больше ждать. – Вскипела, теряя последнее терпение, берегиня. – Мое болото. Где хочу, там и хожу.

Но не успела договорить, как над болотом в сотне, как не больше, саженей от них, поднялась звериная голова на толстой, в бревно, шее. Голова раскачивалась из стороны в сторону и вглядывалась горящими глазами в заросли травы, скаля пасть с острыми длинными зубами. Вот шея изогнулась крюком над самой травой и откинулась назад, изготовившись для смертельного удара. И в тот же миг из  травы в оскаленную пасть, в раздвоенный змеиный язык полетели стрелы.