Смур озадаченный его словоми от старания вникнуть в смысл его слов и рот открыл.

-И прежде не маленький был.

Но Радогор словно не слышал его.

-Тесно тебе, плечу развернуться не где. Душа воли требует, а воли то и нет. Так хоть во сне ее видит…

Смур снова нахмурился.

-Я уж и волхвов пытал. И набольшую дружину собирал, чтобы помогли разобрать его и постигнуть что к чему…

Глаза княжны озарились догадкой. Привстала из – за стола, порозовела от смущения.

-Тут и волхвом не надо быть, чтобы разгадать твой сон, воевода. – Заторопилась она, боясь, что Радогор остановит ее. – Птица необыкновенная – твоя судьба. Кто же еще столько походил по разным дорогам, как не ты? Кто видел столько, сколько ты? Орех, это твой народ, Смур. И поведешь ты его на полдень через леса до самого края. И еще дальше, за край. И разлетится, рассядется твой народ, подобно тем деревьям, кои вершинами в поднебесье уперлись. – Закончила Влада и с надеждой посмотрела на Радогора. – Верно ли, Радо, я разобрала сон?

И снова Радогор не стал спешить с ответом, давая Смуру возможность задуматься над словами княжны.

-Тесно тебе за этим тыном. Душа на волю просится. – С видимой неохотой проговорил он, глядя в пол, повторив все то, что говорил он Ратимиру. -  А путь у тебя, друг мой один – на полдень. Теперь твой город на краю стоит. Не ты, так тебя.

Глаза Смура полыхнули яростью.

-Света белого не вижу. Тягло, как вол тащу. – Вскочил на ноги и хлестанул двери на отмашь. – Невзгодка, вина!

И навис над Радогором.  

-А ты говоришь… Невзгодка!

Невзгода, ошалев от его крика, сам не заметил, как взлетел по лестнице на поверх с кувшином вина. И застыл перед столом, уставив на воевду взгляд.

-Катись на той же ноге обратно, чтобы глаза мои тебя не видели. – Рявкнул Смур, изливая на бедняге весь свой скопившийся гнев.

-Потому и валишь все на себя, что тесно тебе за тыном. Куда не ткнись, везде стены. А сотские и десятские в холодке живут. Все на себя валишь. Сон тебе дорогу указал. И не только тебе… народу! Великую дорогу.

-Мы и сейчас не бедствуем. Река кормит.

-Не река, земля вас кормит. И лес. Зверь откуда? Из леса. Мед, смола – живица.  Оттуда же, из леса. Отрубят лес и городу не быть. А хранить его кроме вас, не кому. Сам видел, селенья и городища пусты стоят. Не кому зверя добывать и живицу сочить, мед, воск снимать. За лес, в чисто поле выходить надо. Тогда и хлеб свой будет. И не как сейчас. До весны бы хватило, торговать будешь им.

Смур наполнил себе чарку, но пить не стал. Сел на лавку, рядом с Радогором, обреченно опустив плеч и изредка косил на него сердитым глазом.

-Пока достаточно будет поставить заставы по кромке леса. Растряси городскую мошну, не пожалей серебра. Сторицей все окупится. Земли сами к тебе в руки валятся. У меня все в голове мутилось, пока сон твой слушал. – Голос Радогора против воли забирался в самый мозг, просачивался в душу, проникал в сердце. – Без рати все в горсть себе затянешь. Не воеводой, князем сядешь на тех землях. И плечу будет, где развернуться. И что людям передать и детям оставить будет. А пуще того, память…

-Думать буду! – Смур решительно поднялся и выплеснул чарку в рот. – Думать буду, а как надумаю, так и будет. От добра, добра не ищут.   

 -Думай. – Легко и, даже отстраненно отозвался Радогор. – Но мне кажется, что ты не Остромысл, которого больше всего заботила собственная калита. И боги не напрасно оставили тебя одного в городе. Думай, время есть. Немного, но  есть. А я знаю, не последний сон к тебе пришел, воевода Смур.

Смур не ответил. Не глядя на них, стоя уже, выпил последнюю чарку и направился к дверям. Взялся за дверную скобу, постоял о чем – то размышляя,  и повернулся к Владе.

-А не узнать тебя, княжна. Венца нет, а не захочешь да княжну признаешь. И сон разобрала не по женски, по княжески.  Как пряжу распутала и в нитки свила.

Без стука затворил за собой двери и ступени застонали под его тяжкими шагами. Влада взглядом проводила его шаги и с улыбкой посмотрела на Радогора.

-Теперь совсем сон потеряет.

-Или найдет, как успокоится. – Ответил он и повалился на лавку.

-Ты про этот сон Ратимиру говорил?

Радогор лежал с закрытыми глазами, сцепив ладони под головой и словно не слышал ее.

-Уж не сам ли ты его навел на воеводу? – Лукаво спросила она, укладываясь рядом с ним на широкой лавке. – И вран до нас успел прилететь.

-Могу ли? Вещий сон от богов.

По глазам княжны понял, что не поверила ни одному его слову.

-А тогда про другой сон откуда знаешь? Не боги же тебе сказали? – Поднялась на локте и заглянула в лицо. – Люди жили тихо, дальше опушки не заглядывали, пока ты не пришел… А зачем?

Радогор чувствовал на себе ее пристальный взгляд, но продолжал молчать. И она, с упрямой настойчивостью, повторила свой вопрос.

-Зачем, Радо? Не голодают, не замерзают, живут в достатке.

-Дедко Вран говорил, - Он неохотно разжал губы. – В иных землях люди уж давно из лесов выбрались. Живут открыто. В лесах, как дикие звери, не прячутся. А наш народ затаился, укрылся от всего мира и слыхом о нем не слыхивали, и видом не видывали. Так и пропадет в безвестности, коли не выйдет к людям. И имя его забудется.  Нельзя прожить всю жизнь, отгородясь от соседей. Душа устанет от одиночества и мозг оскудеет. Тот же Смур разве за серебром в чужие земли уходил?

Открыл глаза и попросил.

-Задвинь закладку, глаза слипаются.

Лада резво прыгнула на ноги и заторопилась к дверям.  Подтолкнула тяжелую дубовую закладуху ладонью и поспешила вернуться к нему. Но Радогор уже спал даже не изменив положения. Вздохнула и осторожно, чтобы не разбудить, прилегла рядом, положив голову на его плечо. И уснула сама, едва закрыла глаза. 

Городские ворота остались далеко за спиной, а Смур все ехал рядом. И молчал.

-Надумаешь, воевода, к зиме пошли десяток воев к городищу рода Бэра. Против больших сил и сотня не устоит, а малые и десяток удержит, если за тыном отсиживаться не будет. И ступай мягко, что народ не вспугнуть. И бери, бери, но не жадничай. Сколько в горсти уместиться, чтобы сквозь пальцы не сыпалось. Труд это будет долгий. Внукам и правнукам останется. Еще и дальше их пойдет… И от Ратимира не шарахайся, под его руку встань. Его порубежная дружина к рати приучена. Поможет.

-Мне в том какой резон? – Спросил воевода, хмуро глядя в землю.

-Силы вдвое прибудет у каждого. И другое помни. – Наклонился, к самому уху приник. - У Ратимира девки – дочери, у тебя же сын… Вас не будет, все ему останется. А в детях его твоя и Ратимира кровь побежит.

 Радогор даже досаду свою скрыть не пытался. Простое дело взрослому мужу втолковывать приходится.

  -А вы?

-Мы за край леса пойдем. – Спокойно, словно по грибы собрался, ответил Ралогор. – Там нас ждут. Все глаза проглядели, а мы все не едем и не едем.

-Одни? – Чуть не ахнул Смур. – Это же верная смерть!

-Почему же одни? – Усмехнулся Радогор, перемигиваясь с княжной. – Там нас ждет такая дружина, какой ни у одного князя и воеводы не было. При одном виде бежать захочется, не оглядываясь.

Влада сначала не поняла о какой дружине идет речь, а когда поняла, зябко поежилась и подвинула Буланку ближе к Радогору.

-Ни когда не слышал, чтобы ты о какой – нибудь дружине заговаривал. Вечно у тебя за пазухой для нас что – то, да припасено. – Проворчал Смур, и покосился на врана, который прилетел невесть откуда, свалился на сверху  и теперь топтался на плече Радогора, устраиваясь удобнее.

-Один здесь, сейчас и другой появится.

 -Появится. – Согласился с ним Радогор. – Вот видишь, уже четверо нас.

-А дружина?

-Морок, Смур. – Совсем уж неохотно, словно через силу, ответил Радогор. – Ярл, Свирепая Секира со своими людьми, которых я посек. Родичи мои, которых без погребения оставил. Те, кто к тебе ночами приходил. Ну и дорогой тоже насобирал…