Ксандра тоже приподнялась и поклонилась.

— Она приехала к нам с Волги, из теплого, светлого дома и приняла на себя всю нашу прежнюю горькую жизнь, с дымными кострами, с кочеваньем по тундре, с пургами, морозами, с комариной и темной порой…

И еще наше спасибо работникам интерната! От пеленок до жениховских лет они держат наших детей у себя, кормят, одевают, обувают, учат их, возят в лагеря — и все бесплатно. Ребятам ничего не надо делать, только открывай рот.

Русские люди зажгли нам солнце. Но на этом солнце, как и на том, на высоком, — Колян показал рукой вверх, — есть темные пятна. Вот на стенке написано: «Дети должны жить не в тундре, а в интернате». Это неладно. У меня трое детей и семеро внуков. Все были в интернате, и получились из них городские, тротуарные люди. Мне некому отдать олешков, мне некому отдать хорей.

Прежний, тундровый, человек в любом месте, в любое время добудет съедобную птицу, рыбу, зверя, корень. А интернатский в тайге, в тундре, в горах ничего не знает, ничего не умеет, без магазина умрет с голоду. Интернатские не знают дело своих отцов. Колхозный пастух получает пятьсот — шестьсот рублей в месяц, у него тридцать оленей своих, бесплатные дрова, попутно он промышляет рыбу, пушнину. Некуда лучше! А интернатских не заманишь в пастухи, им давай город, тротуар, кино. Совсем как не наши дети.

Теперь главное моднό — город, из-за него наши дети позабыли и дом, и отца с матерью, и бабушку с дедушкой. А мой ум так думает: чтобы везде город — не выйдет, нужна и тайга, и тундра, и горы, и море… И олени, и оленные пастухи, ямщики, проводники: без них не устроишь хорошую жизнь на Севере.

Мой народ маленький, всего две тыщи человек. Но пока этот народ — большой клад для Севера: он природный оленевод, охотник, рыбак, следопыт. И самый маленький народ может делать большое дело, если поставить его на правильную тропу. Наши дети должны жить не в одном интернате, а и в тайге, и в тундре. Мало читать, писать да пустой мяч гонять, надо бросать аркан, ловить оленей, ездить на них, стрелять зверя, ловить рыбу…

Тротуарный человек — только половина человека. Нам не надо таких. Интернат похож на рай, но из этого рая выходит много лентяев и бездельников. Надо менять этот рай. Не надо нам лишней заботы: она несет вред. Правильному человеку не нужен бездельный рай, а нужен труд. Своя рыбка слаще чужой, свой песец мягче покупного. Нам нужны не тротуарные люди, не вино и моднό, — этого уже слишком много, — а грамотные тундровые люди: пастухи, рыбаки, охотники, ветеринары, звероводы… Я сказал все, пока прощайте!

Коляна наградили дружными аплодисментами. После перерыва выступал с большой программой местный хор.

Несколько раз Ксандра замечала, что на нее время от времени взглядывает незнакомый старик, по облику из приезжих специалистов. После концерта, у раздевалки, старик подошел к ней и спросил:

— Вы — Руся?

— Да, была когда-то. А вы кто?

— Валерий.

— Валерий? — переспросила она с невольным изумлением.

— Тот самый, который… — Он несколько замялся.

— Переменился неузнаваемо, — вставила Ксандра.

— Да, постарел, на плечах семь десятков.

— Не огорчайтесь. Вы переменились к лучшему, из довольно нескладного молодого верзилы стали таким красивым стариком. Седой, подтянутый, с молодыми глазами — это красиво.

— Смейтесь. Так и быть, не стану обижаться.

— Не смеюсь, не в моем возрасте смеяться над старостью.

Они вышли и, не сговариваясь, машинально повернули в малолюдный конец поселка.

— Вы были прекрасны, — вспоминал Валерий. — Есть ходячее выражение: женщина неземной красоты. Неземная красота — что-то нежное, но хилое, почти бесплотное Вы же были стройная, сильная, румяная, ловкая, с сияющим взглядом. А какие волосы: пышные, легкие, светлые как пена водопада. Вы были женщиной самой высокой земной красоты. Лучше расхваленного небесного создания.

— Не вспоминайте, не огорчайте меня! — попросила Ксандра. — Вы как здесь?

— Гость. Приглашен на юбилей, как исследователь рудных месторождений в этих местах. А вы все годы были здесь, все учили, лечили, глотали дым очагов, месили ногами тундровые хляби, мерзли, мокли?

— Да, да. Делала все, была всем: и училкой, и лечилкой, и банщицей, и прачкой… Вот только не сумела завести семью.

К автобусу, с которым уезжала Ксандра, провожать ее привалила большая толпа ловозерцев всякого возраста, от дошколят до стариков.

Впереди толпы Колян привел на поводке прирученного белым-белого олененка.

— Тебе — от нашего народа! — сказал он, передавая поводок Ксандре.

Такой олененок считался самой большой благодарностью, самым дорогим подарком.

— Куда же мне его?! — растерялась Ксандра.

— С собой, в машину. Шофер возьмет, согласен.

— А дальше?

— На Волгу.

— Ой, нет. Он там погибнет. Давайте так: пусть беляк будет моим, а живет здесь, с вами. Я буду приезжать к вам в гости. Согласны?

В ответ Ксандре закивали, загуторили:

— Хорошо, пусть живет. А ты не забывай нас!

Прощаясь, Ксандра сразу и смеялась и плакала, многих обнимала, целовала и все твердила:

— Будьте счастливы, сокрушители моего сердца! Будьте все-все счастливы!

Ловозеро — Москва — Абрамцево

1970 г.