Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Жанетт сознавала, что уделяет мертвым мальчикам больше внимания, чем собственному живому сыну, но не могла ничего с этим поделать. Пусть он сегодня недоволен и справедливо считает, что она пренебрегает им, хочется надеяться, что в один прекрасный день он поймет, осознает, что ему жилось довольно-таки хорошо. Крыша над головой, еда на столе и родители, которые, несмотря на собственную занятость, любят его больше всего на свете.

А что, если он, став взрослым, не будет воспринимать это так, а запомнит лишь то, что казалось ему плохим?

Она услышала, что Юхан вышел из своей комнаты и направился в ванную, а по лестнице спускается Оке. Жанетт встала и принесла на стол еще две тарелки и две кружки.

Доброе утро, – сказал Оке, вынул из холодильника сок и выпил несколько глотков прямо из пакета. – Ты с ним уже разговаривала?

Он выдвинул стул, сел и посмотрел в окно. Солнце сияло, на небе ни облачка. Над газоном пронеслось несколько ласточек, и Жанетт решила предложить позавтракать всем вместе в саду.

– Нет, он только что проснулся и принимает душ.

– Он очень разочарован в нас.

– В нас? – Жанетт попыталась перехватить взгляд мужа, но тот продолжал неотрывно смотреть в окно. – Я думала, он разозлился только на меня.

– Нет. – Оке обернулся.

– Что же ты сделал такого, что он на тебя злится?

Оке поставил кружку с кофе, хлопнув ею о стол, отодвинул стул и резко вскочил.

– Злится? – Он наклонился над столом. – Так ты что, думаешь, Юхан на нас злится?

От его внезапного выпада Жанетт оторопела.

– Но…

– Он не злится и не возмущается. Он огорчен и разо чарован. Считает, что мы плюем на него, да еще все время ругаемся.

– Разве ты не был вчера на матче?

– Нет, я не успел.

– Что значит “не успел”?

Жанетт сознавала, что собирается возложить вину за собственные промахи на Оке. Вместе с тем она считала, что следить за нормальной жизнью дома – его обязанность. Она работает на износ, а когда этого оказывается недостаточно, звонить родителям и просить у них деньги опять-таки приходится ей. От него требуется лишь убирать грязную посуду, иногда стирать и следить за тем, чтобы Юхан готовил уроки.

– Да, я не успел! Только и всего.

Жанетт видела, что он не на шутку разошелся.

– У меня тоже есть жизнь за пределами этих стен, – продолжил он, разведя над столом руками. – Черт, я больше не могу здесь дышать. Мне кажется, я задыхаюсь.

Жанетт почувствовала, что тоже начинает выходить из себя. – Так сделай что-нибудь! – крикнула она. – Найди себе настоящую работу, вместо того чтобы слоняться по дому без дела.

– Из-за чего вы ругаетесь? – донесся из дверей голос Юхана. Он был уже одет, но волосы еще не высохли. Жанетт видела, что он расстроен.

– Мы не ругаемся. – Оке встал и пошел к кофеварке. – Мы с мамой просто разговариваем.

– Что-то непохоже. – Юхан развернулся, собираясь уйти обратно к себе в комнату.

– Юхан, пойди сюда, сядь. – Жанетт тяжело вздохнула и покосилась на наручные часы.

– Мы с папой очень огорчены, что пропустили вчерашний матч. Я вижу, что вы выиграли. Поздравляю. – Жанетт подняла газету, указывая на фотографию.

– Эх, – вздохнул Юхан, усаживаясь за стол.

– Ты же знаешь, – попыталась объясниться Жанетт, – мы с папой оба сейчас очень заняты, на работе и… – Она принялась намазывать бутерброд, тщетно пытаясь подыскать слова. Они обманули его ожидания, и какие тут могут быть оправдания?

Она положила бутерброд перед Юханом, но тот посмотрел на него с отвращением.

– Но все остальные родители там были, а у них ведь тоже есть работа.

Жанетт посмотрела на Оке в поисках поддержки, но он по-прежнему стоял уставившись в окно.

Безоглядная любовь, подумала она. Ее носителем должна была быть она, а она, сама того не заметив, переложила эту задачу на плечи сына.

– Но ты же знаешь, – умоляюще глядя на Юхана, проговорила она, – мама ловит преступников, чтобы ты, твои приятели и их родители могли по ночам спать спокойно.

Юхан посмотрел на нее в упор, и в его глазах сверкнула злоба, какой Жанетт никогда прежде не видела.

– Ты говоришь мне это с тех пор, как мне было пять лет! – крикнул он, вставая из-за стола. – Я уже больше не какой-нибудь проклятый сосунок!

Дверь в комнату Юхана с шумом захлопнулась.

Жанетт осталась сидеть с чашкой кофе в руках.

Чашка была теплой.

Кроме нее, в этот миг больше ничего теплого не существовало.

– Как же мы дошли до такого?

Оке обернулся и задумчиво посмотрел на нее.

– Не могу припомнить, чтобы было иначе, – произнес он. – Пойду загружу стиральную машину.

Он развернулся и вышел.

Жанетт закрыла лицо руками. Слезы жгли под веками. Она чувствовала, как почва уходит из-под ног. Все, что она принимала как данность, пошатнулось в своей основе. Кто она без них такая?

Она взяла себя в руки, вышла в прихожую, перекинула куртку через руку и ушла, не попрощавшись. Она им тут не нужна.

Жанетт села в машину и отправилась туда, где по-прежнему оставалась ее жизнь.

Квартал Крунуберг

В ожидании, пока фон Квист окажется доступен, Жанетт читала все, что ей попадалось, об обезболивающих препаратах вообще и о ксилокаине в частности.

В половине одиннадцатого ей наконец удалось дозвониться до прокурора.

– Почему ты так упорствуешь? – начал он. – Насколько мне известно, ты не имеешь к этому делу никакого отношения. Им занимается Миккельсен. Или я ошибаюсь?

Жанетт рассердил его начальственный тон.

– Да, это так, но есть кое-какие моменты, в которые мне хотелось бы внести ясность. Меня интересует кое-что из сказанного им на допросах.

– Вот как, и что же именно?

– Прежде всего его утверждение, будто он знает, как можно купить ребенка. Ребенка, которого никто не станет разыскивать и которого за плату можно устранить. Потом я хотела бы выяснить у него еще пару вещей.

– И что конкретно?

– Убитых мальчиков кастрировали, и их тела содержат болеутоляющий препарат, используемый дантистами. Карл Лундстрём имеет довольно радикальные взгляды по поводу кастрации, и вам наверняка известно, что его жена зубной врач. Короче говоря, он представляет интерес для моего расследования.

– Извини, конечно… – Фон Квист откашлялся. – Но, на мой взгляд, это звучит очень туманно. Ничего конкретного. Кроме того, тебе неизвестно одно обстоятельство. – Он умолк.

– Вот как, и чего же я не знаю?

– Что он во время допросов находился под воздействием сильных препаратов.

– Да, но это ведь не оправдывает…

– Милочка, – перебил ее прокурор, – ты же не знаешь, о каких препаратах идет речь.

От его снисходительного тона Жанетт буквально закипела от ярости, но поняла, что необходимо сдержаться.

– Да, верно. О каких же препаратах идет речь?

– Тебе что-нибудь говорит название “ксанор”?

Жанетт задумалась:

– Нет, пожалуй, я не могу…

– Я это понял. Иначе ты не стала бы принимать высказывания Лундстрёма всерьез.

– Что вы имеете в виду?

– Ксанор – это препарат, который заставил Томаса Квика[56] признаться почти во всех когда-либо совершенных и нераскрытых убийствах. Если бы его спросили, он, вероятно, взял бы на себя также убийства Улофа Пальме и Джона Кеннеди. Или даже геноцид в Руанде. – Фон Квист захихикал над собственной шуткой.

– Значит, вы полагаете, что…

– Что тебе нет смысла продолжать в этом копаться, – перебил он. – Вернее, я запрещаю тебе продолжать копаться.

– У вас есть на это право?

– Безусловно, и я уже поговорил с Биллингом.

Жанетт трясло от злости. Если бы не надменный тон прокурора, она, возможно, смирилась бы с его решением, но теперь его тон лишь укрепил ее решимость действовать вопреки. Пусть Лундстрём был накачан какими угодно препаратами, сказанное им слишком интересно, чтобы это отбрасывать.

вернуться

56

Томас Квик (настоящее имя Стуре Рагнар Бергвалль) – шведский маньяк-убийца, взявший на себя вину за двадцать убийств, совершенных на территории Скандинавии, и отбывающий пожизненное заключение. Несколько лет назад он отказался от большинства своих признаний, заявив, что сделал их под воздействием психотропных препаратов.

43
{"b":"274071","o":1}