Все поднялись. Перед каждым лежало Евангелие. Положив на него руку, каждый из тринадцати трижды провозгласил: «Клянусь, клянусь, клянусь!»

Обстановка была сугубо заговорщическая. Все облачились в чёрные балахоны, напялили на себя монашеские куколи с восьмиконечным крестом. Крест был красного цвета, что поначалу некоторых обескуражило: красный — цвет мятежа, бунта, народовольцы считали себя красными подобно якобинцам.

Каждый держал в руках свечу. На столе новоизбранного лидера трепетали язычки трикирия.

   — Господа лигеры! — снова воззвал он. — После того как мы избрали руководящий совет, следует определить ближайшие цели нашей лиги. Я вижу её в известном противостоянии полиции, да-да. Не удивляйтесь: после того как в её, так сказать, глуби обнаружился осведомитель «Народной воли», выдававший полицейских агентов, я вижу нашу главную задачу во внедрении нашего осведомителя в исполнительный комитет злоумышленников. Мы должны, прежде всего, знать замыслы нашего врага и обезвреживать их. Этой цели должно быть подчинено всё — усилия и деньги.

— Предлагаю создать особый фонд, — поднял руку заместитель великого лигера. — Каждый из нас в состоянии выделить для такой благородной цели тысячу рублей. Тринадцати тысяч для начала, полагаю, будет достаточно.

   — Мало! — решительно произнёс великий лигер. — В нашем фонде должно быть не менее пятидесяти тысяч рублей. Я лично жертвую десять тысяч.

Всеобщее рвение было возбуждено. И в новосозданном фонде оказалось шестьдесят восемь тысяч. Единодушно был принят и девиз: «Бог и Царь!».

   — Мы должны окружить его императорское величество стальным кольцом, дабы никто не мог прорвать его.

   — Только так! Отвратить любое покушение на особу его императорского величества. Полиция, вы все убедились, беспомощна, — согласился великий лигер. — Кто может предложить способ внедрения нашего осведомителя в ряды народовольцев?

   — Теперь, когда у нас есть денежные средства, мы могли бы через посредство надёжного следователя узнать, нет ль среди арестованных террористов колеблющегося, неустойчивого субъекта, и войти с ним в сношения, — предложил один из лигеров. — По-моему, это единственный реальный путь.

   — Да, но можно ли надеяться на такого? И как добиться его освобождения?

   — У меня есть идея, — поднялся второй заместитель великого лигера, дотоле молчавший. — Когда мы доищемся надёжной кандидатуры, можно будет организовать его побег из Петропавловской крепости, где обычно содержатся государственные преступники. У нас должен быть свой, достаточно проверенный человек не только среди следователей, но и служителей Алексеевского равелина. Их придётся посвятить в наш замысел.

   — Вы имеете в виду имитацию побега?

   — Само собою. Все должны быть подкуплены — все участники этого действа.

   — Что ж, пожалуй, — согласился великий лигер. — Остаётся приискать надёжных людей. Каждый из здесь присутствующих должен оказать посильное содействие этому плану.

Стали обсуждать размеры денежных сумм: сколько следователю, сколько будущему осведомителю, сколько коменданту и надзирателю. Согласились, что размер фонда недостаточен, что пожертвования в него надобно продолжать. Надёжность будущего осведомителя было решено поставить в зависимость от доставленных им сведений. Каждое следует оплачивать по отдельности.

   — Он должен быть вхож в самый центр крамолы, иначе какой смысл связываться с ним. И потом, как проверить верность его сведений.

Согласились, что проверку должна быть перекрёстной, стало быть, надобен второй осведомитель. Великий лигер нехотя согласился, что задача очень сложна, требует основательных усилий и тонкости.

   — Осторожность и осмотрительность! — провозгласил великий лигер, стараясь предать своему голосу надлежащую твёрдость, убедительность и призывность. — Тайна должна оставаться непроницаемой.

Великий лигер был очень близок к государю[35]. Они были дружны с малолетства, ибо родились в один год. Были близки и их отцы — отец великого лигера верно служил императору Николаю со времён его драматического восшествия на престол, и император говаривал, что возлюбил его, как брата. Таковую же любовь он завещал своему сыну наследнику цесаревичу. Когда названый брат ослеп и оглох и вынужден был подать в отставку с поста министра императорского двора, его место по преемству досталось сыну.

Сын же был не таков. Он отличался безалаберностью и леностью, относился к своим обязанностям спустя рукава, а рассеянность его вошла в поговорку. Меж собой литеры признавались, что выбор великого был неудачен.

   — Но что вы хотите: он же ближе всех нас к государю, — возражал один из лигеров. — Государь обращается к нему по-домашнему: Саша. Они тёзки и сверстники. Эта близость и доверенность сослужат нам службу. В конце концов нам придётся открыться его величеству, не так ли? Я даже полагаю, что мы должны вступить в сношения с наследником цесаревичем.

   — А с госпожой Долгоруковой? — с некоторым ехидством вопросил его сосед. — Я уж не знаю, как к ней обращаться: княжна, княгиня?

   — Ваше сиятельство Екатерина Михайловна — вот как.

   — Поимейте терпение, ждать осталось немного. Скоро титулование бывшей княжны вполне определится. Я располагаю точными сведениям, но обнародовать их не в праве, — при этом великий лигер важно оглядел собрание. — Пока же она остаётся княжной, то бишь её сиятельством. Нам непременно придётся войти с нею в сношения по известным всем вам причинам.

   — Позвольте, по каким таким причинам? — съязвил один из тринадцати.

   — Господа, мы здесь все свои люди, именитые и родовитые, давайте же без иронии, — чуть ли не рассердился великий лигер. — Все мы составляем опору трона и посвящены в интимную жизнь государя. Так что давайте оставим насмешки и вернёмся к делу. Официальная статистика, которой располагает граф Лорис-Меликов, гласит: под надзором политических числится 6790 человек обоего пола, а под прочим — 24 362 человека. Это в масштабе всей империи. Далее: обнаружены приготовления к взрыву Каменного моста через Екатерининский канал в надежде на проезд государя с Царскосельского вокзала в Зимний.

   — Мерзавцы, какие мерзавцы!

   — Совершенно с вами согласен. А от себя добавлю: мы имеем лучшего государя с начала века. Старшие из вас могут это подтвердить.

Подавляющее большинство закивало головами в знак согласия.

   — Позвольте мне продолжить список готовившихся, но вовремя обнаруженных злодеяний. О тех, что стали известны всей России, упоминать не стану. Итак, благодаря распорядительности графа Лорис-Меликова выявлены приготовления к взрыву полотна Николаевской железной дороги... Эти нигилисты не уймутся, пока их не переловят и не отправят на каторгу. Кто они? Недоучившиеся студенты, не нашедшие места в жизни, бродяги, маньяки, люди с расстроенной психикой. Они в своей слепой злобности готовы жечь и убивать, ввергнуть Россию, в кровавую смуту якобы именем народа. Народ же их с порога отвергает. Я позволю себе привести записи, сделанные в некоторых местностях России после покушения на государя: «Вот опять хотели известь батюшку-царя, и который уж раз. Всё это делают господа... Несдобровать бы им, ежели бы они извели вашего батюшку-царя; пришлось тогда и нам поработать...» Вот ещё: «...Перед волей нам толковали, что никакой воли не будет, а батюшка-царь всё-таки дал нам воли. Перед общим призывом дворяне баяли, что ихних сыновей брать в солдаты не будут. Государь велел — и дворян забривают... Пущай господа не затевают злого дела с царём, не то им несдобровать...» И такие речи повсеместны. Один из французских мыслителей очень верно сказал: революции пожирают своих детей. История оставила им ярчайший пример французской революции, пожравшей в конечном счёте тех, кто её разжёг, а заодно тысячи невинных жертв.

   — Позвольте спросить, кто столь удачно выразил суть революций?

   — К сожалению, я не помню. Кажется, это сказал Сен-Жюст, перед тем как его голова скатилась в корзину гильотины — этого варварского порождения той же революции.